- Какое же сокровище оставил протоиерей Вдовиной? - Он повторил паузу и закончил: - Икону.
- Икону? - воскликнул одновременно Глебовский и Князев. Одновременно, но в разной тональности: один разочарованно, другой с интересом.
- Вы полагаете, Юрий Александрович, - недоверчиво спросил подполковник, - что из-за иконы можно убить человека?
- Полагаю, Матвей Георгиевич. Из-за такой можно.
- Какой такой? - присоединился к подполковнику Глебовский. - В золотом покрытии, что ли?
Саблин не отказал себе в ироническом уточнении:
- Риза на иконе зовется окладом. Оклад был, конечно. Вероятно - медный. Только продавать ее будут без оклада. Даже не реставрированную.
- В прошлом году, - не удержался, чтобы не съязвить Глебовский, судили фарцовщика Травкина за то, что он продавал краденные у коллекционеров иконы. А продавал он их по двести - триста рублей. Ну, повысим до пятисот, пусть даже до тысячи. Михеев не мелкий воришка, чтобы рисковать из-за такой суммы.
- А если повысить ее, скажем, до ста тысяч. Рискнул бы?
- Это оценка Смиренцева? - спросил Князев.
- Его. Конечно, учитывая цены раритетов на мировом рынке. Недавно на аукционе в Нью-Йорке подобная икона была продана за сто тысяч долларов. А Смиренцев считает эту цену даже заниженной:
- Не Рублев ли? - спросил Князев. - Я слышал, что именно он так высоко котируется.
- Не он один. Ведь он не раз писал свои иконостасы в содружестве с другими мастерами. Был среди них и старец Прохор из Городца. Вот его-то профессор и считает автором иконы, принадлежавшей Востокову. А почему, я вам сейчас объясню.
Саблин вынул из пакета альбомы и раскрыл их там, где лежали закладочки. То были цветные литографии: "Богоматерь" Феофана Грека и рублевский "Спас в силах".
- Обе иконы начала пятнадцатого века, - пояснил он. - Русский Ренессанс. Музейная ценность. Но к той же эпохе относится и "сокровище" протоиерея Востокова.
И Саблин почти слово в слово повторил лекцию патриаршего профессора. Глебовский, не отрываясь, смотрел на иконы, а Князев сказал, словно подвел итог:
- Что ж, дело Михеева сейчас приобретает для нас особую важность. Похоже, что действительно убийство было спланировано заранее и что соучастниками его являются Андрей Востоков и Екатерина Михеева. Но чтобы доказать это, надо найти икону. Да и ее ценность для государства нас к этому обязывает.
Следователь прокуратуры тут же заметил:
- Не исключено, что они могут продать икону, пока вы будете заниматься поиском.
- Не думаю, - откликнулся Князев. - За обоими установлено наблюдение, оба никуда не выезжали, новых знакомств не заводили. Андрей Востоков по-прежнему работает в своей комиссионке, а Михеева поет в хоре и хозяйничает у себя дома. Даже в кино не ходит. Видимо, ждут, когда мы снимем наблюдение.
- А не повторить ли обыск? - предложил Саблин. - Если, скажем, мы не найдем ее в доме и на участке, тогда не поискать ли икону у старых подружек Вдовиной? Певчих, которые уже не поют. Все они верующие. У каждой в доме своя божница. Так почему бы не спрятать икону в такой божнице? А почему прятать? Да потому, что не достойна дочь такого подарка: замуж за битюга пошла, родной матери не послушалась. А подружка - человек верный, на чужое добро не польстится и молчать будет.
- Мысль верная, капитан, - одобрительно сказал Князев, - так что и займитесь этим.
3
Днем Саблин и Веретенников пришли к Михеевым. Прихватили с собой в качестве понятых соседей по этажу.
- Опять с обыском! - раздраженно заметил Востоков. - Даже пообедать не даете.
- А вы обедайте, - сказал Саблин. - Мы пока и без вас управимся.
Он прошел в комнату Вдовиной. Открыл киот - треугольный шкафчик с иконами, прощупал обитые бархатом стенки и не торопясь снял оклады с икон.
Все это были ремесленные поделки прошлого века. Тусклые краски, померкший лак.
- Отставить, - сказал себе Саблин и прошел в гостиную, где Веретенников уже успел обработать миноискателем пол.
- А если она без металла? - спросил Саблин, не объясняя, впрочем, что он имел в виду.
Веретенников и не уточнял:
- Коли в дереве, простучим пол.
- Пройдись по стенам, - предложил Саблин.
Веретенников прощупал миноискателем стены и наконец в простенке остановился.
- Есть! - радостно воскликнул он.
Саблин приставил к стене принесенную из чулана лестницу и заметил просверленные дрелью дырки в обоях. Именно здесь и просигнализировал миноискатель. Сняв метровый кусок обоев, инспектор тотчас же обнаружил выпиленный в досках, покрывающих бревенчатые стены дома, небольшой прямоугольник, забитый сверху тонким листом фанеры. Стамеской снял и фанеру.
- Вот и все, - сказал Саблин и оглянулся на стоявших у лестницы людей.
И сразу заметил: у Екатерины Михеевой даже лицо исказилось от волнения, а Востоков рванулся вперед, словно хотел свалить Саблина. Только Веретенников остановил его, схватив за плечо. Старший инспектор спокойно вынул из тайника плоский жестяной ящичек, по размеру похожий на портфель, в просторечии именуемый "дипломаткой", поставил его на стол и открыл.
Плоская коробка была пуста.
- Что здесь хранилось? - растерянно спросил Саблин.
Михеева ответила так же растерянно:
- Не знаю. Это мать что-то от нас прятала.
Востоков, сжав зубы, угрюмо молчал. И Саблин, естественно, ни о чем уже не спрашивал. Понимал, что больше ему ничего не скажут. А обыск заканчивали тщательно, но уже без энтузиазма. Знали, что главное сделано: тайник обнаружен и было ясно - для чего он предназначался. Видимо, Вдовина в последний момент передумала. Доски выпилила, подходящую часть двух бревен выстругала, чтоб углубить тайник, забила его фанерой и оклеила стену обоями. Зачем? Может быть, испугалась, что тайник будет все-таки обнаружен. Не доверяла ни дочери, ни пасынку, если он к тому времени уже появился в квартире. Да и муж дочери был опасен.
Так размышлял Саблин, уже догадываясь, что икону следует искать в другом месте. И ясно стало, что вся эта преступная троица, даже зная о тайнике, не ведала, что он пуст. И не открывала его, потому что обои были целехоньки.
Уже уходя с пустым ящичком, Саблин как бы вскользь спросил Михееву:
- А когда комнату переклеивали?
- Лет десять тому назад. А может, и больше.
Не спросил Саблин только о том, что взволновало их, когда он открыл в простенке тайник. И о дырках в обоях не упомянул.
Охота
1
- Что ж теперь делать будем? - спросила Михеева, проводив незваных гостей.
Востоков молчал. Ярость все еще клокотала в нем.
- Может, щи подогреть? Ведь не обедали же.
- Какой тут, к черту, обед! Я в себя никак прийти не могу. Как твоя мать нас надула!
- А кто знал? Хорошо еще, что мы до милиции тайник не трогали! А если бы он был полон?
- Где ж теперь искать ценности будем? В доме их нет. Два обыска было, и ни шиша не нашли.
- Где-нибудь хранятся. Только где?
Востоков постучал костяшками пальцев по столу. Такая у него была привычка, когда незадача в делах случалась.
- Может, любовнику своему отдала? Поди ищи теперь!
- Старая она. Какой уж в эти годы любовник.
- А псаломщик? После смерти отца говорили, что он к ней шастает.
Екатерина даже рукой махнула:
- Ему уже сто лет в обед.
Востоков молчал. Он думал. Искал ниточку. А следователи небось тоже ищут. И найдут, если он с Катериной промажет.
- Значит, она пустую коробку спрятала, - наконец сказал он. - Нас, что ли, хотела обмануть? Или в последний момент передумала? Должно быть, так. Выходит, кому-то отдала на хранение. Мужику не отдала: пропьет. Значит бабе. Были ведь у нее дружки-подружки?
Задумалась и Екатерина.