– Мы, папочка, играем, – сообщил мне сын. – А ты нам не мешай.
– Давай я тебя на руки возьму, – предложил я. Мне просто хотелось его куда‑нибудь сейчас спрятать, потому что ничего хорошего от этих премилых существ я не ждал.
– Я не хочу на ручки, – сказал Сашенька, даже не отрываясь от игры.
– Нельзя приучать детей к рукам, – сказал мне «красивенький». И даже то, что он обратился ко мне на чистейшем русском, никого не удивило.
– Я нисколечко не хочу к тебе на руки, – снова сказал мне мой Сашенька.
– Инга! – крикнул я. – Да что же это?
– А что, Артем? Видишь, они играют. Ну и пусть играют. Только бы скорее время шло.
– Да ты хоть видишь, с кем он играет?
– Вижу, Артем, вижу. Ну что ты кричишь?
– Саша, прекрати игру! – потребовал я.
– Мальцев, – удивилась Зинаида Павловна, – да что вы сейчас можете предложить ему взамен?
– Ничего. Но и этой игры я не хочу.
– Ну и напрасно, Мальцев. Кто‑то организовал игры для детей. Все успокоились, ведут себя послушно, не пристают к родителям. Что еще можно пожелать сейчас в поезде?
– Так вы этого желаете?
– Да не во мне дело, Мальцев, а в детях. Если им хорошо, то и пусть будет хорошо.
– Никогда бы не подумала, – сказала Инга, – что мы с тобой будем ссориться, да еще из‑за таких пустяков.
– Да ведь и все твое «никогда бы не подумала» длится лишь вторые сутки.
– Ты хочешь поссориться, Артем?
– Нет, Инга. Не хочу. И вообще, а сейчас в особенности.
– Тогда оставь ребенка в покое.
Какая‑то не такая вдруг она стала. Да и Зинаида Павловна… А Тося вообще не обращала на меня внимания. Ну да это‑то ладно. А вот Светка и Клава смотрели на меня столь неодобрительно, словно хотели выкинуть из купе и сделали бы это, не сомневаюсь, если бы только у них хватило сил.
– Да вы что! – сказал я. – Не понимаете, что происходит?
– Ах, Артем, – сказала Инга, – оставь, пожалуйста, свои придирки.
– В фирменном поезде все так интересно, – сказала Тося.
– Очень хорошо поставлено детское обслуживание, – заявила Зинаида Павловна.
– Я вот возьму сейчас этого милого «красивенького» и вышвырну в окно!
– Только попробуйте! – даже не взглянув на меня, сказал симпатичный «красивенький».
– Окна закрыты, – вставила Светка.
– Открою! В дверь, если уж на то пошло.
– Па‑а‑а‑па! – вдруг заревел Саша. – Не надо. Не выбрасывай. Не мешай нам играть.
– Отстань от ребенка! – потребовала Инга.
Уж не прелести ли семейной жизни начинались у нас? Да что с ними со всеми произошло?
Я все же попытался схватить «красивенького», но тот уцепился за что попало и даже за плечо моего сына, так что уж теперь‑то я его выбросить никак не мог, да и сын с радостью подставил ему плечо и даже сам удерживал его тоненькими ручками.
– Люди, опомнитесь! – взмолился я.
– Да что с тобой? – удивилась Инга. – Ты словно нарочно ищешь ссоры со мной!
– Нет, Инга, нет! Вы просто сейчас ничего не понимаете. Это ведь «красивенькие»! Вы не слышали, что о них рассказывал товарищ Обыкновеннов. Ведь они вытеснят нас! Они уже не одну планету таким образом захватили. Чуть ли не с полного согласия обитателей этих планет.
Чуть ли не с полного согласия обитателей этих планет.
– Мальцев, вы начитались ерунды, – сказала Зинаида Павловна.
Я еще ничего не понимал, кроме одного, что если вот так и продолжать этот никчемный, пустой разговор, то я действительно рассорюсь, и не только с Зинаидой Павловной и Тосей, этими двумя студентками, но и с Ингой и даже с сыном. Что‑то пробежало между ними всеми и мной! Ну да! Это все проклятые «красивенькие». Они, они, тут больше ничего другого и не было. Да только как все это объяснить женщинам, если они и слушать не хотят? И не будут!
– Инга, Зинаида Павловна, Тося, я вас прошу, следите за детьми. Я сейчас.
– Хм, – сказала Инга. – Да кто же за ними и следит? Ведь тебе все некогда. У вас там сплошные заседания.
– Заседания, – согласился я, – только мы еще не совсем прозаседались.
– Так продолжайте, – холодно сказала Инга.
Нет, не могла она быть такой. Ни со мной, ни с кем другим. И хоть мало я ее знал, это так, но только знал всю, ничего в ней не было для меня тайного. Не могла она быть такой.
Холод прошел по душе, и стало страшно.
– Какое? Конкретно!
Валерий Михайлович замялся. Не получалось что‑то у него. Что‑то не складывалось в целую фигуру.
Федор подозрительно посмотрел на своего предполагаемого редактора.
«Красивенький» стремительно забарабанил на пишущей машинке и даже запел какой‑то веселенький мотивчик, знакомый, но давно забытый.
– Небольшое замыкание, – испуганно сказал Валерий Михайлович, – не могу вспомнить название своего родного издательства.