Боярский сын подошел к столу, недоверчиво посмотрел на низкие - едва не вдвое ниже обычных лавок - кресла, в тому же с непривычно длинным сидением, однако сел, положил руки на подлокотники, откинулся на спину. Усмехнулся:
- Зело странен ты, Константин Алексеевич. По виду смотришь: в рясе ходит, шуб и перстней, шапок богатых не носит, на охоту не выезжает, от девок ладных нос воротит, саней себе не закладывает. Прямо аскет библейский, столпник али отшельник пустынный. А как в гости заглянешь... И мясо у тебя хитрым образом изжарено, и забавы ты устраиваешь речные да водные, и кресла у тебя срамные, не то сидишь, не то в постель укладываешься.
- Вот как? - поднял брови Росин. - Внимательно, видать, за жизнью моей вы приглядываете.
- А как не приглядывать, коли явился иноземец незнамо откуда, крамолу супротив государя сразу раскрыл, прибытки казне, едва не на треть доход увеличившие, указал, да еще и награды никакой за совет да муки не спросил? Странен ты, Константин Алексеевич. Таких людишек забыть трудно, да без пригляда оставлять грешно.
- И что докладывают про меня соглядатаи? - заинтересовался хозяин.
- Перво-наперво, что никаких сношений с иноземцами ты не имеешь, особливо с литовскими и польскими смутьянами. И что даже купцы тамошние к тебе за товаром не наезжают. Что на мануфактурах своих ты оружие доброе куешь, и вполцены его Посольскому приказу и купцам русским продаешь, а торговым гостям датским и шведским в сем отказываешь, однако прочий скобяной товар даешь невозбранно. Что две школы при приходах церковных Тульском и Лаптев-ском открыл, и деньги на их содержание даешь исправно. Что даров никаких монастырям и церквям не даешь, однако колокола и кресты льешь им за полцены, и бумагу для типографий епископских продаешь задешево, а для московских - по цене аглицкой. Что в церковь ходишь только по праздникам, перед едой не молишься и постов не блюдешь, ни за столом, ни в постели...
- Ни хрена себе! - подпрыгнул на своем месте Росин. - Вы что, и в постель заглядывали?
- Государь над известием сим долго смеялся, - пригладил бороду опричник, - после чего сказывал, что блуд с женой таинством церковным освящен, а посему есть лишь непомерное усердие в супружеском долге. А весть про школы церковные его изрядно озаботила, после чего государь думскому боярину, князю Вольскому, Григорий Лукьяновичу, приказал школы сии за счет казны повсеместно открывать, ибо народ ему сладостно видеть просвещенным, а людям вольным и разумным для пользы государства путь к должностям воинским и подьяческим открыт быть должен.
- Исповедник! - сообразил Росин. - Наверняка он настучал. Ну, попы! Во все века они одинаковы...
В этот момент появились трое мальчишек лет по двенадцать с подносами, споро выставили на стол блюда с грушами и яблоками, резную доску с пряженцами, серебряные кубки и две пузатые бутылки из прозрачного стекла, за которым розовело полупрозрачное вино. Гость моментально забыл о разговоре, любуясь редкостным сосудом:
- Немецкое?
- Стекло? - уточнил Росин. - Стекло мое. А вино - рейнское.
Он выдернул притертую пробку, наполнил кубки, приглашающе приподнял свой:.
- За встречу?
Они выпили, после чего боярский сын потянулся к пирогам, а хозяин закусил краснобоким яблоком:
- Так что, боярин Андрей, много охотников нашлось Ливонские земли воевать?
- Да нашелся кое-то, - кивнул гость.
- Шуйский Петр Иванович пожелал волостников своих привести, и охотников из вольных смердов; дьяк Адашев Алексей с земель своих боярских детей привести пожелал; Зализа Семен Прокофьевич среди бояр Северной Пустоши кое-кого привести обещал; со Пскова отписали, что и среди них охотники схизматиков покарать найдутся; духовник царский Сильвестр самолично приехать и благословить на дело праведное также обещался.
- Ага, - кивнул Росин, наливая еще по одному кубку. Уже сейчас, услышав названные гостем фамилии, он мог составить примерный расклад того, как окажется поделена Прибалтика после ее покорения, кто и что получит в результате предстоящей войны.
С Зализой все ясно - опричник и порубежник северных земель, честно выслуживший себе там неплохое поместье рассчитывает по-соседски прирезать себе еще кое-что за счет Дерптского епископства, благо новые поместья окажутся недалеко, а коли не получится - так хоть добычу кое-какую домой привезет, и за рубежи ливонские беспокоиться перестанет. Немцам после начала настоящей войны станет не до разбойничьих наскоков.
Дьяк Адашев, чье имя даже в двадцатом веке будет известно любому школьнику, явно рассчитывает наложить лапу на большинство орденских и епископских земель. Потому как к царю близок, и коли самолично целовальные грамоты на верность Ивану Васильевичу привезет, тут же и добытое на. саблю выпросить сможет.
Сильвестру, по той же причине, наверняка уже снится сан епископа всей Лифляндии.
Псковичи, естественно, пеклись о коммерческом интересе.
Петр Иванович Шуйский принадлежал к нелюбимому царем боярскому роду и собирался воспользоваться шансом, чтобы проявить себя перед государем и выслужиться из немилости.
Оставалось непонятным только то, почему московский боярин приехал с этой историей именно к нему.
- Мы так думаем, - отпил кислого, хорошо утоляющего жажду вина Андрей Толбузин, - никак не менее трех тысяч ратников соберем.
- Хорошая цифра, - согласился Росин. - Три года назад мы ливонцев семью сотнями кованой рати встретили, и вырезали, почитай, до последнего.
- То не Ливония на вас шла, - покачал головой опричник, - а дерптский епископ и сын Готарда Кетлера сотоварищи. И шли не воевать, а в набег короткий. Что встретили и положили их на лужском льду, за то честь вам, хвала и слава. А вот для серьезной войны семи сотен бояр мало.
Он с достоинством осушил кубок до дна, неторопливо съел пряженец с грибами и капустой, после чего продолжил:
- Как знакомцы и купцы сказывают, Рижское, Курляндское, Эзельское и Дерптское епископства все вместе способны выставить до четырех тысяч воинов. А коли стены всех замков и заставы оголят - то все шесть. Орден Ливонский, хоть и слаб стал, но шесть-семь тысяч тоже выставить сможет. А коли всех способных меч поднять соберет - то и десять. То есть, против нас в Ливонии до тринадцати тысяч ратников окажется самое большее, а в реальности, на поле против наших трех тысяч до девяти тысяч ливонцев может выйти.
- Понятно, - согласно кивнул Росин, мысленно похвалив себя за правильность расчетов. Девять тысяч врагов - это конечно, не пятьдесят, восемьдесят, а то и сто двадцать тысяч всадников, каковые силы обычно выставляли уже покоренные или не совсем ханства, но и за их уничтожение тоже кровушку придется проливать, чего царь делать без крайней нужды не хотел.
- Девять против к трем, - вздохнул опричник, - оно, конечно, одолеть можно. Но тяжело это больно, Константин Алексеевич. Да к тому же...
- Да к тому же можно и не одолеть, - закончил за него хозяин. - Это понятно. Немцы да жмудины, это не татары, их не то что один к трем, один к одному не всегда одолеть можно.
- Ну, один на один мы их завсегда разгоним, - обиделся гость. - Но вот когда их больше втрое получается, Константин Алексеевич, думать что-то потребно. Хорошо подумать.
Росин пожал плечами, пытаясь придумать хоть какой-нибудь совет.