В который раз Пат мысленно воздал должное выдумке и дальновидности инженеров и техников, создавших "Селену". Кое-что можно еще усовершенствовать, есть маленькие упущения, но это сущие пустяки.
В сером металлическом баллоне был заключен целый день жизни. Двое - единственные бодрствующие на борту - поглядели друг на друга и почти одновременно произнесли:
- Сперва вы.
Сдержанно усмехнулись, потом Пат сказал:
- Хорошо, не буду спорить.
И поднес маску к лицу.
Кислород... Будто свежий морской бриз после душного летнего дня или дыхание горных сосен ворвалось в застойный воздух теснины! Пат не торопясь сделал четыре глубоких вдоха, сильно выдыхая, чтобы очистить легкие от углекислого газа. И, будто трубку мира, передал дыхательный аппарат Мекензи.
Четыре вдоха вернули капитану силы и смели паутину, которая уже было начала затягивать его мозг. Или это чисто психологическое действие? Разве могут несколько кубических сантиметров кислорода так сильно повлиять? Как бы то ни было, он чувствовал себя новым человеком. Можно выдержать пять часов, даже больше.
Десять минут спустя Пат совсем приободрился: все спящие дышали нормально - медленно, но ровно. Дав каждому вдохнуть кислорода, он опять вызвал Базу.
- Я "Селена", докладывает капитан Харрис. Мы с доктором Мекензи в полном порядке, пассажиры тоже. Остаюсь на приеме, вызову вас снова в условленное время.
- Вас понял. Погодите немного, с вами хотят говорить представители агентств.
- Простите, - ответил Пат, - я уже сообщил все, что мог, и у меня на руках двадцать человек. "Селена" кончила. Разумеется, это был только предлог, и притом малоубедительный. Пат Харрис сам не понимал, почему к нему прибег. Так, нашло что-то, вдруг ощутил приступ совсем не свойственного ему озлобления: "Не дадут уж и умереть спокойно!" Знай Пат, что всего в пяти километрах стоит наготове телевизионная камера, он, наверное, говорил бы еще более резко.
- Вы не ответили на мой вопрос, капитан, - терпеливо напомнил доктор Мекензи.
- Какой вопрос? Ах, да! Нет, это не было случайно. Мы с коммодором решили, что из всех пассажиров вы самый полезный для дела человек. Вы ученый, вы раньше всех заметили опасность перегрева и сохранили, это в тайне, когда мы вас попросили.
- Ясно, постараюсь оправдать доверие. Я сейчас чувствую себя очень бодро. Должно быть, кислород подстегивает. Весь вопрос в том, надолго ли его хватит.
- Если считать двоих, на двенадцать часов. За это время, пылекаты должны подойти. Но нам придется, наверное, уделить большую часть кислорода другим... Может и не хватить...
Они сидели, скрестив ноги, на полу возле водительского кресла, баллон стоял между ними. То один, то другой подносил к лицу маску. Два вдоха - все. "Никогда не думал, - сказал себе Пат, - что окажусь участником самой избитой сцены телевизионных спектаклей из космической жизни". К сожалению, это слишком часто случалось в действительности, чтобы казаться забавным. Особенно, когда сам попал в переделку. Оба (и уж во всяком случае кто-нибудь один) могли рассчитывать на спасение, стоило только махнуть рукой на остальных. Не выйдет ли так, что, стараясь спасти двадцать своих товарищей, они погубят и себя? Логика против совести. Спор отнюдь не новый, возможный не только в космическом веке, а древний, как человечество. Как часто в прошлом отрезанные от всех группы людей оказывались под угрозой смерти из-за недостатка воды, пищи или тепла. Теперь не хватает кислорода, но суть все та же.
Подчас не выживал никто, иногда спасалась горсточка людей, которые затем до конца жизни искали самооправдания. Что думал Джордж Поллард, капитан китобойца "Эссекс", когда ходил по улицам Нантукета, обремененный грехом людоедства? Пат ничего не знал об этой истории, происшедшей двести лет назад; мир, в котором он жил, был слишком занят созданием собственных легенд, чтобы занимать предания у Земли.
Но Пат Харрис принял решение. И он знал, что для Мекензи тоже нет иного выбора. Ни тот, ни другой не были способны убить товарища из-за последнего глотка кислорода. А если дойдет до схватки...
- Чему вы улыбаетесь? - спросил Мекензи.
Пат расслабил непроизвольно напрягшиеся мышцы. От одного вида этого плечистого австралийского ученого делалось тепло и спокойно на душе. Он совсем как Ханстен, хотя намного моложе коммодора. Есть такие люди - вы сразу проникаетесь к ним доверием, чувствуете, что на них можно положиться.
- Говоря начистоту, - сказал Пат, кладя на пол маску, - я подумал о том, что вряд ли смог бы вам помешать, если бы вы решили забрать баллон себе.
Лицо Мекензи отразило недоумение, потом и он улыбнулся.
- Это у вас, уроженцев Луны, просто какое-то чувствительное место...
- Меня это никогда не трогало, - возразил Пат. - Все-таки мозг важнее силы. И ведь не моя вина, что я вырос в гравитационном поле, которое в шесть раз слабее вашего. Кстати, как вы определили, что я уроженец Луны?
- Во-первых, ваше телосложение. Все селениты высокие и тонкие. И цвет кожи: никакие кварцевые лампы не заменят настоящего солнца.
- Да уж, вы не можете пожаловаться на загар, - ухмыльнулся Пат. - Ночью вас и не заметишь, пока не столкнешься! Между прочим, откуда у вас такая фамилия - Мекензи?
Пат Харрис только понаслышке знал о расовых предрассудках, еще не изжитых полностью на Земле, и спросил совершенно спокойно, без какой-либо задней мысли.
- Миссионеры осчастливили ею моего деда, когда крестили его. Не думаю, чтобы в этой фамилии был заключен какой-либо намек на мое... э-э-э... происхождение. Насколько мне известно, я чистокровный або.
- Або?..
- Абориген. Наш народ населял Австралию до того, как туда явились белые. Последующие события были довольно печальны. Пат был не очень сведущ в земной истории; подобно большинству селенитов, он считал, что до 8 ноября 1967 года, когда русские столь эффектно отпраздновали пятидесятилетие своей революции, вообще не было великих событий.
- Очевидно, началась война?
- Какая там война... У нас были копья и бумеранги, у них - ружья. А туберкулез, а венерические заболевания? Нам понадобилось полтораста лет, чтобы оправиться от удара. Только после тысяча девятьсот сорокового года численность коренного населения снова стала расти. Теперь нас около ста тысяч, почти столько же, сколько было, когда к нам пожаловали ваши предки.
Мекензи сообщил эти сведения иронически-беспристрастно, без малейшего укора, но Пат все-таки решил снять с себя ответственность за злодеяния своих земных праотцов.
- Не порицайте меня за то, что происходило на Земле, - сказал он. - Я никогда там не был и не буду - не выдержу тяготения. Но я много раз смотрел на Австралию в телескоп. В душе я привязан к этой стране: мои родители взлетели в космос из Вумеры.
- А мои предки ее окрестили: "вумера" - праща для метания копья.
- Кто-нибудь из вашего народа, - Пат тщательно подбирал слова, - все еще живет в примитивных условиях? Кажется, в некоторых частях Азии сохранились пережитки.
- Старый племенной уклад исчез. Это произошло довольно быстро, как только африканские государства принялись критиковать Австралию в ООН. Не всегда справедливо, на мой взгляд, но ведь я сам прежде всего австралиец, а уж потом абориген... И надо признать, мои белые соотечественники часто вели себя очень глупо. Например, называли нас умственно неполноценными. До конца прошлого столетия кое-кто из них смотрел на нас, как на дикарей каменного века. Спору нет, наша материальная культура и впрямь была примитивна, но о людях этого нельзя было сказать.
Казалось бы, не вовремя они затеяли обсуждать образ жизни, столь далекий от "Селены" во времени и пространстве.