- Почему-то мне кажется, что шлемная оснастка действует не только на пленку комбинезона, а на любую достаточно гладкую поверхность... зеркало, экран... Это такое поле, понимаешь?
- И ты хочешь сделать экран непрошибаемым?
- Думай, Калида, думай. У тебя ж не одна голова в запасе, даже не две. Да будь у меня такие резервы!..
- Зато у меня нет твоей интуиции. Как ты говорил? "Сколько ни складывай ноли..."
- Интуиция идет из подсознания, да? Что-то сродни инстинкту, нечто от животного, от зверя...
- Да хоть от черта! Был бы эффект.
В этот миг экран опять вспыхнул, наконец дождавшись ответа на мой вызов. Новый гость был не из тех, кто может разговаривать со мной в любое время, - нашу плодотворную, взаимовыгодную связь приходилось скрывать от всех, включая его подручных. Звали его, как ни странно, Гувер, а был он оком и рупором федеральных властей в нашем крае. Властью, если и владел, то потенциальной, ибо при надобности мог призвать немалую силу. А потому на него старались не наезжать. Большого зверя лучше не дразнить, пока не заряжено ружье.
- Ну, что тебе? - проворчал Гувер. Его широкое простоватое лицо гляделось помятым, но вряд ли от избытка работы. - Хотя бы ночью не дергал!
Пожелание не по адресу - как раз ночами здесь главные события.
- Загниваем помалу? - сказал я, глядя на него с сожалением. - А может, тебе нарочно подсовывают девиц, чтоб отвлечь от насущных дел?
- Скажешь тоже! - фыркнул он, впрочем без уверенности.
- Ладно, вернемся к баранам. Меня по-прежнему интересует Алмазин, наше всегубернское солнце, и его ближние сподвижники. Последнее время в их ведомствах заметно бурное брожение, а это не укладывается в мою схему.
- "Теория суха, мой друг", - неожиданно выдал Гувер. Оказывается, отдельные наши гебисты почитывают Гёте - образованные, блин!.. Хотя, скорее, подслушал где-нибудь - память-то тренированная.
- Как бы ты сам не позеленел вскоре, как то "древо", - огрызнулся я. Нынешние модели не чета прежним, и если мой Дворецкий не справляется...
- То что?
- Либо заправил его неверным исходняком... что вряд ли... либо местные деятели стали меняться, невесть с чего. И последнее вроде бы подтверждается.
- Чем это?
- Моей агентурой, - осклабился я. - Да и сам многое повидал за эти дни. Главная угроза исходит от чинуш - какой-то там образовался рассадник. А к Двору примыкает Компания, и уж что клепают за ее забором... Вот, взгляни!
Я продемонстрировал Гуверу недавнюю запись, больше смахивающую на фрагмент из фант-боевика. Если бы он знал меня хуже, вряд ли бы поверил.
- Эдакий флайер, представляешь? - добавил я. - Да с супероружием, энергозащитой!.. Федералов это не беспокоит?
- По-твоему, он продукт Компании?
- Ну, или инопланетная летательная посуда - если тебя это утешит. Хотя абрисы знакомы. Смахивает на обычный броневик, только без колес. Но ведь их можно сделать выдвижными?
- Тогда на чем он летает? Крыльев-то нет.
- На честном слове, - буркнул я. - Про антигравитацию слыхал? А ведь в Океане мелькали слухи, будто проблемку решили.
- И сразу на поток? В глухой провинции, на задрипанном заводе.
- Во-первых, не такой задрипанный - машиностроительный гигант в недавнем прошлом. Во-вторых, не учитываешь человечий фактор. Говорю же: со здешними чинушами что-то стряслось!
- Скачком поумнели, да?
- И это тоже нельзя исключить. По крайней мере один такой феномен мне известен: Калида. Незадолго до гибели он сделался едва не гением.
- Шутишь!..
- Ты знаешь, что такое оперативная память?
- Ну, - подтвердил Гувер не слишком уверенно.
- Говоря грубо, это число мыслей, которые умещается в башке разом. У большинства людей она мизерная - отсюда их двоемыслие. То есть они верят во взаимоисключающие понятия, поскольку охватить их вместе не могут. Так вот, оперативка Калиды превышала норму на порядок.
Чуть не сказал: "превышает". О Голове лучше не распространяться. Доверишься одному- и пошло-поехало...
- С чего вдруг?
- Долго объяснять. И все равно не поверишь - доказательств у меня нет.
- А все ж таки?
- Изменилась здешняя среда, понимаешь? Соответственно меняются отношения. И чем ближе люди друг к другу, душевно или по крови, тем прочней связи. А при максимальном подобии их сознания будто сливаются.
- Ну, сказанул!..
- Не хочешь - не верь. Только не оказалось бы поздно, когда подтверждения появятся.
- По-твоему, это общее правило? - спросил Гувер. - Я хочу сказать: действует ли оно на всех? Может, в этом и причина нынешнего расслоения?
- Надо быть ближе к народу, полкан, - осклабился я. - Тогда б не спрашивал. Бери пример с меня.
- Ну да, ну да... Тоже мне, народник!
Лишь бы ответить. Впрочем, Гувер никогда не блистал реакцией. Зато въедливый, этого не отнять. И понимает многое, если разжуешь.
- Тебя не удивляет нарастающая эффективность губернских силовиков? сказал я. - До сих пор высокие профи присутствовали разве в беллетристике и ваших самовосхвалениях, а как доходило до дела... Тут вас и макали по самые уши!
- Ну, ты... не очень-то.
- А вот здесь решили сказку сделать былью, - пренебрег я. - В прежних структурах, аморфных и рыхлых, стали возникать скелеты, и с каждым днем костяк делается прочней. Конечно, лохи преобладают, но сквозь них уже не пройдешь, как сквозь масло, - где-нибудь да напорешься.
- Чего это тебя занесло в образы? - пробурчал Гувер недовольно.
- Для наглядности. Нарисовалась картинка-то?
Помолчав, он со вздохом уступил:
- Ладно, попытаюсь разузнать по своим каналам. Но и ты, Шатун, про меня помни. И ту запись, с летуном, перешли, ладно? Информашка занятная.
После Гувера, пока не кончился завод, я позвонил Гаю, лучшему из моих приятелей. Видом тот смахивал на гнома, неуклюжего и нескладного, зато симпатичного. Как репортер, Гай был более известен по стране, чем в губернии, но упорно не желал покинуть город, вполне серьезно рискуя жизнью, - слишком многим он прищемил носы. Насколько мог, я обезопасил упрямца, даже подключил к охране парней из фирмы "Друг", но гарантий это, понятно, не давало. Да и кто сейчас в безопасности? Бежать надо отсюда - со всех ног. Если бы меня тут ничего не держало!..
Гай тоже выглядел неважно, хотя по иной причине: его опять одолела хворь. Он вообще подвержен болячкам, непонятно как ухитряясь простужаться в такую жару. Немалый его нос еще разбух и зашершавился, истертый носовыми платками, а рот приоткрыт для лучшей циркуляции.
Впрочем, для Гая такое состояние было привычным.
- Что поделываешь? - спросил я.
- Сейчас? - уточнил он, деликатно шмыгая. - Готовлю себе, любимому. Вдруг захотелось жрать - не глядя на ночь.
- А женщины на что?
- Ну, как, - сказал Гай застенчиво. - Разве не знаешь?
- Твоя версия?
- По-моему, им надо поклоняться, как средоточию красоты на Земле. И лучше молиться на них, чем на раскрашенную деревяшку, запихнутую в угол. А кухарничать я могу и сам.
- Ага, они лишь и ждут этого! - проворчал я. - Кстати, как Карина?
По моей просьбе Гай приютил у себя певичку кабаре, популярную больше своими формами, чем голосом, - бывшую мою пассию, очередной раз влетевшую в беду. Против ожидания, Карина прижилась в его конуре без особенных трепыханий, даже навела там подобие порядка - конечно, на свой лад. И выезжать пока не стремилась. К тому ж Гай не их тех, кто претендует на многое, - ему и видеть довольно. Хотя от большего не откажется, если предложат. (А кто бы отказался? Такая сокровищница!..)
- Вроде не жалуется, - ответил он, улыбаясь не без смущения.
Кажется, Гай до сих пор считал, что я имею тут интерес. Хотя к Карине у меня остались лишь обязательства.