Алмазин тотчас умолк, будто от изумления, даже хлопнул пару раз ресницами. Наверняка здание экранировали от сторонних звонков, но на такой аппаратик вряд ли рассчитывали. Через силу Аскольд зашевелился, сунул руку в карман. Невнятно извинившись, поднес трубку к уху.
— Говорил тебе, не влезай, — раздался из нее голос Шатуна. (Вот уж действительно: помяни черта!) — И что теперь: подмогу вызывать?
Локаторы Алмазина явственно напряглись, словно бы он мог подслушать разговор даже со своего места.
— Н-нет… — выдавил Аскольд. Не стоит начинать военные действия лишь потому, что ему стало худо. Может, перепад температур так подействовал?
— Имей в виду: не покажешься через пять минут, садану по окну гранатой — и «пропадай моя телега»!.. Где кабинет Хруна, я знаю. Скажи: у тебя срочная надобность, — и сваливай. Счет пошел.
В другое время Аскольд не потерпел бы такого тона от одиночки, но сейчас испытал облегчение. Ему и требовалось сложить свою волю с другой, чтобы сорваться с крючков. Скосив глаза на окно, он увидел «стрекозу», нахально зависшую перед самым стеклом, — и туда же посмотрел Клоп, будто контролировал каждый его жест.
— Я извиняюсь, — пробормотал Аскольд, на всякий случай не отключая связь. — Стряслось такое!..
С натугой он поднялся и на ватных ногах заковылял к выходу, спиной чувствуя сожалеющий взгляд губернатора. Наверное, тот расслышал угрозу Шатуна, поскольку даже не попытался задержать гостя.
«Это называется магнетизм! — думал главарь ошеломленно. — Говорят, у Адика такого добра было через край. И у Кобы. Или так влияет на людей большая власть? А уж кто там ее носитель!.. Интересно, когда Алмазина скинут, куда денется его сила?»
Пока вместе с Милой шел по знакомому коридору, ему вспомнилась вторая мораль из помянутой Клопом байки: «Не всяк тебе друг, кто из дерьма вытащит». И кто тут воробей, а кто кошка? Не говоря уже о корове.
Броневик поджидал их около парадного крыльца. Лишь очутившись в кабине, Аскольд окончательно восстановил власть над телом и вернул уверенность. За управление села Мила, непроницаемая точно кибер. Но с места взяла резвей обычного — значит, и ее проняло. Может, слабость Главы она тоже заметила? Вот это нам ни к чему. А если о таком проведает еще кто-то…
Тут их опять вызвал Шатун, а через секунду он уже глядел с экрана, насмешливо щурясь.
— Что, крутарь, накушался чинушьих откровений? — спросил он. — Особая раса, верно? Или тебе это близко?
— Выходит, ты подслушивал меня! — возмутился Аскольд.
— «Выходит, меня изнасиловали», — хмыкнул Род. — Или не успели еще? Ну хоть теперь ты понял, куда влез?
— И куда?
Наклонив голову, Шатун оглядел главаря, точно редкий экспонат.
— Знаешь, что такое кархародон? — спросил неожиданно.
— Ну?
— Это ископаемая акула размером с кита, в пасти которой можно прогуляться, не наклоняясь. Рядом с ней любая «белая смерть» покажется форелью. А самое забавное, что она дожила-таки до наших дней.
— И что?
— А то, что ты против Клопа, как афалина против кархародона. Или вообразил себя Моби Диком?
Вспомнив губернатора, Аскольд содрогнулся. Этот человек наводил ужас, хотя вовсе не походил на персонаж кошмара.
— Но ты ж его не боишься? — сказал главарь.
— А мне что он, что ты — один черт. Я в иной системе координат… Кстати, чего Клоп хотел от тебя? Что предлагал, чем заманивал?
— Говорил, поставлю над внешторгом, если…
— Что?
— …присягну на верность.
— Надо ж, и при Дворе те же игры!.. Или это не игры?
— А что тогда?
— Зачем тебе знать? Ты ж не веришь в мистику.
— Сейчас я и в черта поверю.
— Тогда представь, что клятвы там не пустой звук, а официальный договор.
— С дьяволом?
— Ну уж, сразу!.. Не такого ты полета птица. А Клоп все-таки не князь Тьмы.
Но это не значит, что договор с ним легко порвать. И подозреваю, что скрепляется клятва не только обещаниями.
— Повязать убийством, что ли?
— Видишь, тебе это близко, — съязвил Шатун. — Может, вы созданы друг для друга?
— Без подколок нельзя?
— Начальство, чтоб ты знал, надо любить, как бога. А любовь у чинуш принято подтверждать. Чем ты готов поступиться ради власти: близкими, честью?
— Ага, щас!.. Да и на что я так уж сдался Клопу?
— А ты не замечал, как просто подчинить пирамиду? Достаточно подмять вершину. Вот если он получит тебя, что станет с Семьей?
— Ты ему льстишь, — проворчал Аскольд. — Не такой он умный.
— Ум тут ни при чем, это на уровне инстинктов. Клоп — гений приспособляемости, к тому ж опыт прежних тиранов вызубрил наизусть. Нужна лишь хорошая память!.. А может, у него хороший советчик?
— Как у меня, что ли?
— Как раз тебе не повезло — если имеешь в виду меня.
— Имел я тебя в виду! — угрюмо подтвердил главарь. — А почему?
— Да говорю вовсе не то, что тебе хочется слышать. Странно, что еще не послал меня подальше.
— Ладно, отвлеклись!.. Что там насчет Алмазинского договора?
— К примеру, могут устроить посвящение в духе дьяволопоклонников — с человечьими жертвами, прочими радостями.
— Для чего?
— Элементарно, родной!.. Тут тоже не надо придумывать — обыгрывалось не раз. Достигаются две цели. Во-первых, шантаж — кто замешан в этом, становятся управляемой. Во-вторых, происходит первичный отбор людей, имеющих склонность к садизму. Таких, как ты.
— По торговым делам мы…
— По контрабанде, — поправил Шатун. — Кстати, лучшее из твоих занятий. Потому что в остальном ты — натуральный бандит.
— Мы не бандиты, — проворчал Аскольд. — Мы — благородные разбойники. Бедных не трогаем.
— А что с них взять серьезному хищнику? Пусть уж шакалы кормятся.
— Если вокруг столько баранов, значит и вожаки нужны.
— Но ведь вожак — тот же баран, разве нет?
— Ну, тогда пастухи.
— Ведь и они стаду не хозяева, — сказал Шатун. — А Хозяином тебе, дорогуша, не стать — даже не пробуй. Все места заняты.
Глава 6. Нескучная прогулка
Из отеля они выбрались после полудня — когда откладывать уже было некуда, разве задержаться еще на сутки. (А лучше бы на неделю, да?) Загрузившись в Горбунок, втиснулись в поток машин, устремленный к городской окраине. Тотчас Геральд включил проигрыватель, спросил: «Не громко, нет?» — и сразу набрал скорость, жалея, что не может газануть от души. Хотя Энни, наверно, и такой темп показался чрезмерным, поскольку Геральд выглядел более поглощенным музыкой, нежели дорогой. На самом-то деле он был погружен в мысли, от которых его отвлекли позапрошлым вечером. Но кто сказал, что при вождении трудно думать? Видимо, тот, кому и при ходьбе нужно концентрироваться.
Горбунок уже подкатывал к магистрали, когда из-за поворота вывернул броневик и, слова худого не говоря, ринулся на таран. Вильнув в сторону, Геральд избежал столкновения, смачно чертыхнулся. Но тут же ухмыльнулся, легко сбрасывая злость.
— Каков наглец? — сказал он. — Ведь мог и достать: что-то я расслабился.
Видно, посчитав Горбунок легкой добычей, броневик с визгом развернулся и снова нацелил на него могучий бампер.
— Ага, щас! — сказал Геральд.
Он круто затормозил, и задира пролетел мимо Горбунка, даже не оцарапав. Зато сам с разгона вмазался в столб, очень кстати случившийся на пути, — то есть так уж подгадал Геральд. Раздался скрежет сминаемого металла, на асфальт брызнули стекла.
— Вот и ты, дружок, нашел свое счастье, — произнес Геральд, возобновляя езду. — Не греши больше.
Повернув, он вырвался на простор большой дороги и с удовлетворением вздохнул, наконец позволив Горбунку наддать.