До сих пор по Старому городу блуждали лишь слухи о каком‑то выловленном в реке утопленнике. Немало жителей утверждало, что это кто‑то из третьего телевизионного тура «Больших Братьев», возможно, тот, что появился чуть позже, вместо выбывшего участника – ну, тот, в инвалидном кресле, который так шумел, а потом опять исчез. Выше по реке находится реабилитационный центр, и фантазия горожан добралась и туда.
«Я в пивоварне, где джазовый клуб, пиво супер. Кажется, Вилли тут бывал, говорит…»
Остальные слова опрошенного коллега Хафнер по ошибке написал на деревянном столике пивного зала.
Тойер застонал и взглянул на часы. Без малого час ночи. Он прошаркал в гостиную и стал искать в захламленной мебельной стенке план Гейдельберга. И даже нашел. Вернувшись к кухонному столу, он заштриховал тупым карандашом все улицы в Старом городе, где они произвели опрос. Потом подумал, что, пожалуй, стоит как‑то выделить места, где Вилли знал каждый, в отличие от тех улиц, где его просто кто‑то когда‑то видел. Но поскольку почти все было уже закрашено серым, он просто заштриховал синей шариковой ручкой районы повышенной активности Вилли.
В конце план выглядел так, словно до него добрался заскучавший четырехлетний карапуз с грязными руками. И только Университетская площадь сияла девственной чистотой среди всей мрачной штриховки. Тойер ощутил угрюмую гордость сыщика. В университет они наведаются завтра. Даже не сполоснувшись, он рухнул на постель.
Через несколько часов он уже сидел со своей группой и устало делился с коллегами ночными выводами.
– Короче, мы поспрашиваем еще в студенческой столовой. Останутся лавки и магазины, но их немного. – Сонная муха уселась на его правый висок. – В конце недели Зельтманн передаст дело кому‑то еще. А мы будем и дальше искать убийцу собак.
– Да какая разница, – буркнул Хафнер, и ему никто не возразил. Обида, нанесенная Зельтманном, со временем слабела, зато оставались мозоли на пятках и ощущение бессмысленности всех усилий. Начальство их унизило, и они уже привыкали к этому.
– Думаю, в университет нам действительно надо наведаться, – проговорил Лейдиг и, помахав рукой, попытался разогнать огромное облако дыма. – Вчера вечером я зашел еще в «Калипсо», коктейль‑бар наискосок от моей матери…
– Ну и?… ‑ спросил Штерн. – Вилли был там барменом?
– Нет, – гордо парировал Лейдиг, – но он часто там бывал.
– Потрясающе! – взревел Хафнер и презрительно захохотал. – Мы выяснили уже три тысячи раз, что в Старом городе есть пивные, куда Вилли часто заходил. Класс, Лейдиг!
Неожиданно Хафнер встал и проделал нечто очень странное. Открыл окно, выходившее на Рёмерштрассе, и вытряхнул переполненную пепельницу. Затем захлопнул окно и уселся на место как ни в чем не бывало.
– Ты пьян! – возмутился Тойер. – В стельку. Ты ведь только что выбросил окурки прямо на улицу!
Пристыженный полицейский стал похож на маленькую мексиканскую собачку с труднопроизносимым названием породы, которая по ошибке побывала в бельевой сушилке.
– Значит, я в самом деле еще пьян, – тихо проговорил он, но тут же повысил голос. – Да, вчера я основательно принял. Водку пил, от нее дух потом не такой тяжелый остается. Ну и что такого? Кому от этого хуже? Все равно я сижу в дерьмовой группе! Не могу реализовать свои способности. Только и слышу – не нажимай, не торопись, разговаривай вежливо, опрашивай, поддакивай! Надоело!
Тойер почувствовал, как на него надвигается головная боль. Обычно он поддерживал шаткое равновесие в своей усталой душе. Для этого он прибегал ко всяческим уловкам, шуткам, хитростям – словом, делал все, чтобы балансир не коснулся земли.
Для этого он прибегал ко всяческим уловкам, шуткам, хитростям – словом, делал все, чтобы балансир не коснулся земли.
– Тогда ступай на Университетскую площадь, поспрашивай там и выжри парочку кружек «Гейдельбергского 1603 года» или «Шлосквель экспорт». Либо – от меня – чистого спирта из аптеки.
Хафнер недоверчиво вскинул голову:
– Серьезно?
– Серьезно, – с недоброй улыбкой ответил Тойер и встал. Потом испытующе посмотрел на свой стул, на письменный стол, на нелепый круг из рабочих столов. Окинул взглядом пятнистые стены и сумрачные физиономии коллег. Под крышкой стола у Штерна лежало надкушенное яблоко. – Эта гадость лежит уже с пятницы, – еле слышно констатировал гаупткомиссар.
Штерн проворно схватил побуревший плод, но не успел выбросить его в корзинку, как Тойер взревел:
– Выброси ты свое яблоко прочь! Вместе со всем мусором!
Затем он пнул ногой свой стул и парой пинков сдвинул с места стол. Схватился за крышку обеими руками, поднял стол и с грохотом поставил у окна. Но и этого ему показалось мало. Словно буйвол, он затопал к Хафнеру.
– Ты еще здесь? Так, говоришь, дерьмовая группа? Вон отсюда, исчезни. И к двенадцати возвращайся с результатами! С настоящими результатами, понял?
Хафнер, слегка побледнев, шарил вслепую, отыскивая свою куртку.
– Неплохо бы вам выслушать меня до конца, – тихо проговорил Лейдиг.
– Пожалуйста, – фыркнул Тойер и сел на стул спиной к подчиненным. – Говорите до конца.
– Итак, – голос Лейдига звучал чуть более напряжено, чем обычно, – в «Калипсо» он всегда бывал только зимой и всегда в сопровождении студентки или студента, редко дважды с одними и теми же.
– Он что, был педофилом? – Хафнер снова взялся за свое.
– Хафнер, я вас умоляю: студенты – не дети. – Тойер встал и размашистым шагом подошел к своему подчиненному. – Слушай, извини, что я на тебя наорал. Понимаешь, у меня проблемы в личном плане, с моей знакомой, и…
Опешивший Хафнер только кивнул. Тойер снял ниточку с джинсовой рубашки покачивающегося коллеги.
– Я тоже зря наговорил тут глупостей, – пробормотал Хафнер. – Никакая вы не дерьмовая команда. И я, как и вы, имею зуб на Зельтманна. И вообще, мы группа что надо.
Хорошо еще, Штерн не стал извиняться за огрызок. В кабинете воцарилась атмосфера растроганности. Уже задним числом Тойер понял, что все четверо стали по‑настоящему нормально относиться друг к другу именно после этого конфликта. Он даже сказал себе, что будет и впредь использовать свои вспышки гнева для таких благих дел, но потом снова об этом забыл. А сейчас бодро вернул стол и стул на прежнее, предписанное директором место.
– Итак, «Калипсо» – это коктейль‑бар, – снова продолжил Лейдиг. – Но Вилли никогда не пил там коктейли.
– Так не бывает, – решил Хафнер. – Все равно что заходить постоянно в кафе‑мороженое и… не съесть там ни порции!
В десять минут одиннадцатого позвонил первый собачник.
Обер‑ прокурор Вернц спрятал свою пульсирующую плоть под средний ящик письменного стола, на котором лежала массивная папка.
– Фрау Ильдирим, вы принимаете все слишком близко к сердцу. Я абсолютно уверен, что вам теперь по плечу и самые серьезные деликты. И то маленькое поражение в пятницу – чепуха… ну, послушайте!
Он смотрел на нее с нескрываемым интересом. Сегодня у Ильдирим не было заседания суда, и она уже собиралась уйти. Она была одета в узкий белый пуловер, джинсы и молодежные кроссовки. Черные волосы она завязала на затылке.