"Вернуться? Да, надо? вернуться". Онвзялсязаручку, тутжеотдернулпальцыибыстрозашагалпрочь, нонасерединелестницыостановился. Онаспособнасотворитьлюбуюглупость— выброситьсяизокна, сделатьБогзнаетчто… Онвнимательноприслушался— всебылотихо. Ноемуяснопредставилось, каконанацыпочкахидеткокну, поднимаетраму, насколькоможно, ивысовываетсянаружунахолодныйвечернийвоздух. Шелнебольшойдождь. Подокномкаменнаятерраса. Сколькодонее? Футовдвадцатьпять— тридцать? ОднаждыоншелпоПиккадилли, истретьегоэтажаотеля "Риц" свалиласьсобака. Онвидел, каконаупала, слышалстукотротуар. Вернуться? Данизачтовжизни. Онненавиделее.
Ондолгосиделусебявкабинете. "Чтопроизошло? Чтопроисходит?" Онприкладывалитакисяк, ноненаходилответанасвойвопрос. "Ачто, еслипридетсядосмотретьэтоткошмардострашногоконца? Емугрозитсмерть". Изглазунегопотеклислезы; онтакстрастнохотелжить. "Хорошожитьнасвете. НесчастнойЭмилитожехотелосьжить", — вспомнилосьему. "Да, житьхорошо. Естьещестолькомествэтомудивительноммире, гдеоннеуспелпобывать, столькомилых, забавныхженщин, скоторымионнеуспелпознакомиться, столькоочаровательныхженщин, которыхонивглазаневидал. Могучиебелыеволыпо— прежнемубудутмедленновлачитьсвоиповозкипотосканскимдорогам; кипарисы, стройные, какколонны, будутвсетакжевздыматьсявголубоенебо; ноонничегоэтогонеувидит.
Асладкиеюжныевина— "СлезаХристова" и "Иудинакровь"? Неонбудетпитьих— другие, нонеон. ДругиебудутбродитьпоузкимполутемнымпроходаммеждукнижнымиполкамивнедрахЛондонскойбиблиотеки, вдыхатьприятныйпыльныйзапаххорошихкниг, вглядыватьсявнезнакомыезаглавиянакорешках, открыватьнеизвестныеимена, вестиразведкунаподступахкнеобъятномумирупознания. Онбудетлежатьвземле, наднеглубокойямы. Нозачто, зачто?" Смутноончувствовалвэтомкакой-тонеподдающийсяразумуактсправедливости. Впрошломонбылполонлегкомыслия, глупости, совершалбезответственныепоступки. Теперьсудьбавеласнимтакуюжелегкомысленную, безответственнуюигру. Значит, окозаоко, значит. Богвсе-такиесть.
Емузахотелосьмолиться. Сороклетназадонкаждыйвечерстановилсянаколениусвоейкроватки. Ежевечерняяформуладетствасамасобойвернуласькнемуизкакой-тодавным-давнозамкнутойназамоккаморкипамяти. "Боженька, хранипапуимаму. Тома, сестренкуималенькогобратца, мадемуазельинянюивсех, когоялюблю, исделайтак, чтобыясталхорошиммальчиком. Аминь". Всеонидавноумерли, все, кромеСисси.
Мыслиегоутихлиисловноразмылись; великийпокойобъялдушу. Онподнялся, наверхполестницепроситьпрощенияуДорис. ОналежаланакушеткевногахКровати. Рядом, наполу, валялсясинийфлаконсжидкостьюдлярастирания; наэтикеткенадпись:
"НАРУЖНОЕ".
Она, должнобыть, выпиланеменьшеполовиныегосодержимого.
— Тынелюбилменя, — толькоивыговорилаона, открывглазаиувидевего, склонившегосянадней.
ДокторЛиббардприехалвовремяиуспелпредотвратитьсерьезныепоследствия.
— Большетакделатьнельзя, — сказалон, когдамистеруХаттонвышелизкомнаты.
— Ачтоменяостановит? — вызывающеспросилаДорис.
ДокторЛиббардустремилнанеевзглядсвоихбольшихпечальныхглаз.
— Никтоиничто, — сказалон. — Никто, кромевасивашегоребенка. Развеэтосправедливо, есливынедадитевашемуребенкуродитьсянасветБожийтолькопотому, чтовамсамойзахотелосьуйтиизнего?
Дорисдолгомолчала.
— Хорошо, — наконецпрошепталаона. — Большенебуду.
ОстатокночимистерХаттонпросиделуеекровати. Теперьонивправдусчиталсебяубийцей. Онпробовалвнушитьсебе, чтолюбитэтужалкуюдевочку. Онзадремалвкреслеиочнулся, весьокостеневший, продрогший, — очнулсясощущениемполнойпустотывдуше. Отнегопрежнегонеосталосьничего, кромеусталости, страдающегоостова.
Вшестьчасовутраонразделся, легвпостельиуснулчасанадва. Втотжеденькоронервынесрешениео "предумышленномубийстве", иделомистераХаттонапередаливсуд.
VI
МиссСпенсчувствоваласебяплохо. Выступленияналюдяхвкачествесвидетельницыоказалисьвесьматягостными, и, когдавсекончилось, унеебылонечтовродедепрессии. Онаплохоспалаистрадаланарушениемпищеварениянанервнойпочве. ДокторЛиббарднавещалеекаждыйдень. Онаподолгуговориласним, всебольшеоделеХаттона… Еевозмущенныечувстванесходилисточкикипения. Подуматьтолько, чтоутебявдомебывалубийца, простоужасберет! Подуматьтолько, какдолгоможноошибатьсявчеловеке! (Правда, унее-тоссамогоначалабыликое— какиеподозрения.) Аэтадевица, скоторойонсбежал, — онажеизпростых, чутьлинеспанели. Вестьотом, чтовтораямиссисХаттоножидаетребенка, которыйродитсяпослесмертиотца, осужденногоиказненногопреступника, возмутилаее, вэтомбылочто-тооскорбительное, непристойное. ДокторЛиббардотвечалеймягко, уклончивоипрописывалбром.
Однаждыутромонперебилнаполусловеееобычныетирады.
— Междупрочим, — сказалон, каквсегда, ровнымипечальнымголосом, — ведьэтовыотравилимиссисХаттон?
Две-трисекундымиссСпенссмотрелананеговупорсвоимиогромнымиглазами, потомчутьслышнопроговорила:
— Да, — изаплакала.
— Подсыпаливкофе?
Онакивнула, по-видимому, утвердительно. ДокторЛиббардвынулвечноепероисвоимчеткимкаллиграфическимпочеркомвыписалейрецептнаснотворное.