Не хотел он совать голову в хомут брачной жизни, но и терять Ольгу ему тоже не хотелось. Разрывался Пашка между боязнью потерять свободу и неведомым ему прежде глубоким чувством.
До сих пор к любви он относился просто. Девчонок, плененных его финансовой состоятельностью, перелапал уйму. А вот что такое real love, о которой вдохновенно пел любимый Ольгой Робби Уильяме, так и не узнал. И вдруг Ольга его зацепила. Поначалу-то он переспал с ней походя, как спал со всеми, кто подворачивался и был не прочь. Но теперь вдруг понял, что отдавать ее никому не хочет. Даже Митрохе.
Тот вечер закончился быстро. Ольга ушла в осенний темный вечер, оставив Пашку в одиночестве перемалывать свои невеселые мысли. Он не поехал домой. Тетки еще почти неделю дома не будет. Можно квасить в одиночку, не слушая мамашиных проповедей! И Пашка стал квасить.
Так вся неделя и прошла. Пашка пил и думал, думал и пил. Звонил Ольге и бросал трубку, потому что не знал, что сказать. Один раз позвал ее к себе обсудить все как следует. Она отказалась:
- Если есть, что сказать - говори, а встречаться у меня времени нет! Собираться надо!
Ждала, похоже, что он все-таки сделает ей предложение. А он не мог на это решиться. Тут ведь дело не только было в его нежелании идти под венец. Дело было в Митрохе, который лежал с тяжелым ранением в омском госпитале и ждал свою ненаглядную. Получалось, что предает он старого друга - по-черному предает. Прямо сюжет из романа или из песни какой-нибудь фронтовой. Пришел, мол, солдатик домой с войны, перекалеченный, а его жена с тыловой крысой. Была какая-то такая песня, только Пашка не помнил точно слов.
Стыдно было Пашке. С другой стороны - ну какая она жена Митрохе?! Она и со здоровым-то с ним обращалась - хуже некуда. Сам Пашка до сих пор удивлялся - как только Митроха терпит ее выходки?!
Удивлялся, пока сам не влюбился.
А она все собиралась, но никуда не ехала. Похоже, ждала все-таки предложения!..
Наконец в одну из ночей набрал ее номер. Взяла сразу.
- Выходи за меня замуж! - вид охнул он.
- Поздно, Пашенька! - усмехнулась она.
- В смысле?! - не понял Пашка.
Не заочно же она с Митрохой расписалась?!
- За другого я уже выхожу!
- За Митроху?!
- За Вадима!
Какого еще Вадима?! Пашка быстро перебрал в уме объемистый список общих знакомых, но никого не нашел, кроме одного спивающегося заморыша.
- Какого Вадима?! - спросил он, все еще надеясь, что это шутка такая нарочно, чтобы его подразнить!
Но это была не шутка.
Глава 11
...Но дни в аулах их бредут
На костылях угрюмой лени;
Там жизнь их - сон; стеснясь в кружок
И в братский с табаком горшок
Вонзивши чубуки, как тени
В дыму клубящемся сидят
И об убийствах говорят...
В.А.Жуковский
За каменной стеной было много народу. Фомка слышал, как по-итичьему шумели они, словно плетью били - бросали гортанные отрывистые фразы. Напряжение нарастало, струна натягивалась, и даже лежа в сакле, в гостевой ее половине, Фомка чувствовал это напряжение. И когда казалось, что лопнут не только струна разговора, но и вздувшиеся жилы на шеях кричавших людей, говорил старый Таштемир. Чеченцы замолкали и слушали. Но опять, как приступ кашля, захватывал собравшихся чеченцев ропот, они кричали, как кричат во время боя или танца. И опять говорил старик.
Перед саклей Таштемира собрались мужчины аула и еще чеченцы из соседнего селения. Четыре дня они гнали гяура по горным тропам, четыре дня они то почти настигали его и стреляли в его мелькавшую за деревьями черкеску, то шли по следу, как за диким зверем. В первый день погони они подстрелили под ним коня, на второй день пуля достала самого гяура, третий день они шли по кровавому следу. А на четвертый, когда неверный уже оставлял на земле не только следы стоп, но и рук и коленей, он вдруг повернул в аул Малх.
Тогда преследователи решили, что гяур сошел с ума, если сам лезет в ловушку. Но урус оказался хитрее лисицы.
- Послушай, воккха стаг, - говорил Джохола, один из джигитов-преследователей, - ты прожил так много лет. Но можешь ли ты припомнить, чтобы гяуры осмеливались охотиться в наших горах? Да, они разоряют наши аулы, убивают джигитов, угоняют скот. Но жить мирно на нашей земле, то есть считать эти горы своими! Такого даже ты, мудрый и опытный человек, не припомнишь. Сами горы не видели такого! Если ты выдашь нам гяура, Аллах бесконечно продлит твои годы, а народ восхвалит твое благородное имя. Мы же оставим тебе его оружие, хотя твое оружие - это мудрое слово и знание обычаев предков. Разве предки наши отпускали врага живым и невредимым?
Чеченцы одобрительно зашумели. Молодежь замахала руками, старики закивали головами.
- Послушай и ты, джигит, - отвечал старик. - Ты почувствовал запах крови, но не убил врага. Поэтому гнев заполнил твое сердце, вытеснив из него все остальное. Так птенец выталкивает из гнезда слабых братьев, а потом сам страдает от одиночества и холода. Укроти свою ярость и выслушай меня. Ты говоришь о законе гор, об обычаях наших предков. В этом знании ты видишь мою мудрость. Как же ты заставляешь меня, старого человека, нарушить закон гостеприимства, на котором держится Нохчалла? Переступи один раз через закон гор, и рухнут горы, пропадет народ. Чем будем мы лучше гяуров?
- Ты прав, воккха стаг, ах, как ты прав! - воскликнул Джохола. - Никто не может усомниться в твоей мудрости. Но не забываешь ли ты, Таштемир, заповедь Аллаха? Ведь Великий и Всемогущий учит нас через пророков своих убивать неверных в любое время и повсюду. Так велит Аллах. Так должны поступать Мы. Урус должен умереть. Не забывай, что верховный имам объявил джихад, и земля должна гореть под ногами неверных, под копытами их лошадей.
- Молодость, Джохола, - говорил Таштемир. - Я сам был таким. Всегда сначала хватался за кинжал, а потом только думал. Ты ушел на малый джихад, но когда-нибудь ты вернешься и пойдешь опять на большой джихад. Малый джихад - "джихад меча", большой джихад - "сердца и языка". Тогда ты поймешь, где твой главный враг. Ты заглянешь внутрь себя и ужаснешься. Хватит ли сил у тебя на великий джихад по очищению своего сердца и языка, если когда-то ты так легко переступил через заветы своих предков и обычаи своего народа? Готовы ли вы будете к большому джихаду? Я вас всех спрашиваю?
Чеченцы замолчали. Склонились перед Таштемиром меховые шапки, скрылись лица. Но опять поднялась красная борода неистового Джохолы, того самого, про которого через десяток лет сложат в горах песню и будут рассказывать мальчикам легенды о его доблести, чтобы воспитать в них настоящий чеченский характер - Нохчалла.
- Я вернусь с малого джихада, воккха стаг, - сказал он. - Приду к твоему дому, упаду перед ним на колени и буду просить, чтобы ты научил меня, как победить в большом джихаде. Но в малом джихаде, когда враг разоряет могилы наших предков, оскверняет наши святыни, ты должен выполнять законы джихада. Убивать неверных всегда и всюду! Гяур, хитрый, как лиса, пролез в твой дом и теперь зализывает там свои вонючие раны. Разве законы наших предков существуют для урусов? Разве неверный может быть твоим гостем? Ради тебя самого, мудрый Таштемир, прошу я отдать неверного для расправы. Ведь только он встанет на ноги, как тут же убьет тебя и жену твою, да не допустит этого Аллах, великий и всемогущий, осквернит твой дом, даже этого старого пса он не пожалеет. Так пусть сам он умрет, как пес!
Опять поднялась волна одобрения правильным словам и возмущения коварству и вероломству урусов.
- Что-то я не припомню, чтобы законы предков учили, как выбирать гостя, - усмехнулся старик.