Из лета в зиму -
Мост красно-желтых листьев.
Любовь переходит в любовь.
Джо Алек Эффинджер, 15.11.67 г.
Что же я сделаю с этим дневником? То есть, я хочу сказать, что вы,мои
дорогие жужжащие насекомообразные читатели, уже точно знаете, что я сним
сделаю; но решать-то этот вопрос придется мне самому. Я спрячу эти заметки
под склизким камнем, я запечатаю их в бутылку и брошу вгниющееморе.Я
буду таскать их с собой и, потихонечку сходясума,будувгрызатьсяв
толстый картон переплета окровавленными зубами, а когда, наконец, яупаду
и больше не встану,дневникляжетрядомсомной.Вынайдетеегов
позеленевших останках моей руки, когда мой, уже почтиразложившийсятруп
будет извлечен на поверхность как памятник прошлым эпохам.
Сегодня 15 ноября 1967 года, ияваспредупреждаю,чтовсетаки
останется до самого конца. То, о чемговоритсявначалестраницы.Это
единственная страница с датой,другихдатнетинебудет,такчто,
надеюсь, вы ничего не имеете против. Вы когда-нибудь слышали ошестьдесят
седьмом годе? Слышите ли вывэтойдатевсеобщуюрадостьпобедившего
класса? Класса насекомых?
А может, я слишком оптимистичен,может,выобнаружитеэтотдневник
сразу, через пятнадцать минут после того, как я сниму противогаз. Втаком
случае, где же были вы в среду, 15 ноября 1967 года?
Мы переживаем экологическую катастрофу. В 1967 годупочтивсезнали,
что слово "экология" стало чаще другихвстречатьсянастраницахгазет.
Наиболее просвещенные считали, что оно имеет какое-то отношение к наукео
словообразовании.
Так вот, катастрофа...
Думаю, не стоитмнездесьраспространятьсяосамойкатастрофе;я
уверен, что вы там, в далеком будущемибезтогоприщелкиваетесвоими
жвалами от удовольствия, восхищаясь тем, как быстро и искусно мы самивсе
провернули. Об этой нашей ловкости говорилось не раз, и даже сейчасяне
могу не восхищаться ею.
Итак, чтобы эти заметки остались вам в назидание и при чтении доставили
максимум удовольствия,мненеобходиморешитьсегодня,какясними
поступлю.
Наш первенец родился 15 ноября 1967 года. Я стоял исмотрелнаброви
моей жены, дрожавшие над маской противогаза, на ее лоб, весьсобиравшийся
в морщины, когда она напрягалась. Я, конечно, ничем помочь не мог. Таким я
был, таким и остался. Но мы вызвали доктора, чему я очень рад. Онпоказал
мне сына и, насколько помню, я тогда улыбнулся под респиратором.Кажется,
Джорджикричал:онивсеэтоделают.Безэтогонельзя.Яникогда
по-настоящему не любил младенцев; от их криков всегда становитсянеуютно.
А Дая всегда мне говорила, что младенцы только для этого исуществуют.Я
любил ее...
Как бы то ни было, я тогда подумал, чтомоемусыну,наверное,очень
больно.
Слезы, катившиеся градом по щекам, выжигали на еголицеглубокие
борозды - не удивительно, ведь воздух был перенасыщен парами хлороводорода
и двуокиси серы. И,естественно,ктомувременипротивогазовужене
делали, так что мы не смогли ничего достать дляДжорджи.Примерночерез
час он умер. Я сжал руку Дай.
Я брожу по нашей несчастной, разоренной планете,брожуикаждыйраз
поражаюсь. Какая дьявольская красотазаключенавэтойпокрытойржавой
пылью земле,вэтомболезненномсеро-желтомнебе-ставшемстенкой
материнской утробы нашего ночного рая. Все это зачаровывает и выглядитдо
тошноты успокаивающе, как успокаивали насраньшесиреныскоройпомощи.
Помню, я хотел быть поэтом. Чтобы научиться этому, ходил на курсы, и когда
случилась катастрофа, я не совсем был к ней готов...
Нет ничего в потрескавшейся стене,
Но в трещинах я вижу тебя;
Я вижу тебя на кирпичной стене
и внизу под камнями.
И интересно мне, с недавних пор,
Насколько больше существует трещин,
чем стен.
Джо Алек Эффинджер, 15.11.67
Вчера ночью мне приснился странный сон. Мне снилось,что,путешествуя
по руинам этой, когда-то гордой, страны, я набрел нанекийсимволнашей
цивилизации - гору разбитых автомобилей, уходящую в облака, от Детройта до
самой Луны. И мне приснилось,чтояначалкарабкатьсянаэтубашню,
пытаясь бросить навсегда родной, но давно ужемертвыйнашмир,надеясь
достичь новой, незагаженной еще планеты, начать и продолжить новуюжизнь.
И мне снилось,что,поднимаясьвсевышеивыше,я,наконец,устал
настолько, что надо было остановитьсяиотдохнуть;явлезвогромный
темно-бордового цвета Понтиак модели "Каталина", которыйвознеслиаждо
небес издержки рекламы. Чтобы отдохнуть, я улегся на полиэтиленовыечехлы
на сиденьях и заснул.
Это был сон во сне, и в этом сне мне приснилось, что я выглянулнаружу
сквозь паутину трещин на лобовомстекле.Разноцветныестальныепанцири
автомобилей потеряли очертания, а потомивовсеисчезли.Неожиданноя
оказался на краю большого плато, подо мной Плавнымизгибомуходилавниз
долина, как будто прибитая к горизонту гвоздикамимолодоготолько-только
зазеленевшего леса. Посреди долины я увидел речку, котораянесласьчерез
перекаты, вся в белоснежнойпене:ближексередине,наглубине,она
становилась небесно-голубой, а в воздухенадречкойискриласьвлучах
солнца водяная пыль. Мне стало очень хорошо при видеэтойкартины,ия
забыл о реальности и с радостьюотдалсяэтомуобману.Яопустилсяна
росистую траву на краюплатоисталвнимательноразглядыватьдолину,
вознося хвалу Господу за то, что мир еще не уничтожен полностью.
В этом радостном состоянии я какое-то время смотрелнабегущуювнизу
речушку, но вот я стал замечать теникаких-тостранныхмикроскопических
существ, мелькавшие под поверхностью воды.