ЧАСТЬ 1
КОРОЛЬ РЕАНИМАЦИИ
Уже много дней над стылой землей плыли тучи. Они ползли медленно и уныло, как отступающая армия. Передний край этой темной молчаливой армады еще держался, еще сыпал по ночам мокрым снегом. Но днем в тыл начинало бить молодое весеннее солнце, и плотные свинцовые ряды размыкались, разваливались, таяли.
Тучи шли, хотя могли бы прекратить свой бесполезный и бесславный марш, остановиться, сдаться солнцу, низвергнуться вниз потоками воды, раствориться, потому что все равно были обречены на это в конце своего пути.
Но они продолжали упрямо ползти куда-то. Будто у них - безмолвных обитателей неба - имелся высший смысл в том, чтобы пройти свой путь до конца, до самой последней точки.
С высоты их полета огромные города казались россыпями детских кубиков. Миллионам людей, наблюдающим с земли это молчаливое шествие, не было никакого дела до тех причин, что двигали небесную армию в неизвестность. У людей был свой путь и свой смысл.
* * *
- Алька, как тебя родители на ночь отпускают? - спросил Семеныч, разливая чай по пластмассовым кружкам.
- Сама удивляюсь, - ответила Алина, выкладывая на газету бутерброды. Наверно, потому, что я им ничего не рассказываю.
Гриша смотрел в окно, за которым кипело снежное броуновское движение. Белые крупинки стукались о стекло и, ничего не добившись, отлетали назад, чтобы бессильно упасть к колесам машины.
Чаепитие, еще не начавшись, было прервано хрипением старенького "Алтая". Все с досадой переглянулись - диспетчер перебирал бригады в поиске свободной.
- Тридцать вторая, - позвал наконец динамик. - Тридцать вторая - база.
- Поужинали, - вздохнул Григорий, поднимая перемотанную изолентой трубку. - Тридцать вторая на связи.
- Дорожно-транспортное на Профсоюзном бульваре, - сообщил голос диспетчера со странным сочетанием усталости и возбуждения. - Выезжайте, больше никого пока нет. Там с пострадавшими...
- Все с сердечными приступами? - поинтересовался Григорий.
-Что?
- Ничего. У меня кардиология, а не реанимация.
- Повторите, не понял, - проговорил диспетчер. - Выезжаете или нет?
- Да, едем, давайте адрес.
Семеныч, не изменив выражения лица, переливал чай обратно в термос.
- Может, все-таки перекусим быстренько? - предложила Алька.
- Перекусим на подстанции. Там дорожное с пострадавшими, - ответил Григорий, кладя трубку а место. - Поехали. Профсоюзный бульвар, рядом с мостом.
В стекло "рафика" все так же молотила снежная крупа. Гриша представил, как кто-то лежит сейчас в темноте на обледенелом асфальте, истекая кровью, и поежился.
Весна в этом году выдалась злая. Ледяные ветры все несли и несли снег тяжелый и колючий, как гранитная крошка. Днем снег таял, а к вечеру вновь начинал собираться в ямах и впадинах белыми зернистыми кучками.
Кардиологической бригаде не так часто приходилось подбирать кого-то на улицах, обычно случались квартирные вызовы. Григорию долго не нравились эти тихие жилища с зашторенными окнами, навеки въевшимся запахом лекарств, печальными родственниками, привыкшими передвигаться на цыпочках и говорить шепотом, изучившими все разделы медицины преимущественно по настенным календарям. Потом привык.
И вот теперь выдался редкий шанс поработать в иных условиях - на пронизывающем ветру, рядом с искореженными машинами, под стон их покалеченных хозяев. Как мудро замечено предками, хрен редьки не слаще. Тем не менее уличная работа угнетала меньше. Здесь, в отличие от эрудированных домочадцев, никто не лез под руку с советами, не пытался блеснуть познаниями. В уличной горячке врач, как правило, был единственным, кто знал, как нужно действовать, - и он действовал на свой страх и риск.
Машина катилась по маленьким улочкам, которые никто, кроме опытного Семеныча, толком не знал.
Он один имел представление, как с помощью этих потайных троп в каменных джунглях сократить маршрут. Уже через несколько минут он показал на дорогу.
- Вот за тем домом - наш бульвар.
Машина выскочила на освещенную фонарями улицу. И в этот момент все увидели картину, заставившую Альку испуганно ахнуть, а Семеныча - обронить крепкое словечко.
Впереди бушевало пламя. Дорогу перегораживал автопоезд, завалившийся набок. Горел фургон, и горели какие-то тюки, вылетевшие из него. Тягач тоже перевернулся и прижал к опоре моста легковую машину, марку которой уже невозможно было определить.
Больше ничего увидеть не удавалось, поскольку бульвар был запружен другими машинами.
- Я туда не проеду, - сразу сказал Семеныч. В самом деле, на дороге творилось настоящее столпотворение: машины сигналили, дергались взад-вперед, между ними бегали взмыленные дорожные инспекторы, размахивая жезлами и рациями.
- Алька, за мной, - скомандовал Гриша и выбрался из машины, подхватив чемоданчик.
На них сразу набросился ветер, закидал снежными колючками, заставил зажмуриться. Алька накинула поверх халата куртку, прикрыла голову капюшоном.
- Надень халат на куртку, - сказал Гриша. - В крови же сейчас вся будешь.
- "Скорая" приехала! - крикнул кто-то.
Из лабиринта машин выбрался измученный сержант ДПС, потащил Григория в гущу, на ходу объясняя диспозицию. Его почти не было слышно из-за шума и рева автомобильных гудков.
Григорий остановился, когда ветер донес до него жар пылающего фургона. Осмотрелся, отмечая профессионально цепким взглядом, куда идти в первую очередь. Возле милицейской "девятки" стоял мужчина в одной рваной рубашке и что-то втолковывал инспектору. Его лицо было перечерчено струйками крови, однако он не кричал, не звал на помощь - стало быть, может подождать.
На обочине возле покореженного рекламного щита топорщилась исковерканными боками еще одна машина - судя по всему, иномарка. Возле нее толпились люди, слышался женский плач.
- В "Москвиче" зажало двоих! - кричал на ухо сержант. - Женщина стонет, а мужчина, кажется, все. Не шевелится. Сейчас подъедут пожарные с инструментами, будут вырезать. Там опасно сейчас, огонь...
- Раз опасно, значит, не пойдем, - ответил Григорий, свято блюдя требования инструкции.
- Да, не надо, - согласился сержант. - Ребята вкололи женщине какой-то заморозки, ей чуть полегче.
- Сейчас еще бригады будут, - сообщил Григорий, направляясь к иномарке.
Он увидел, что на асфальте впереди машины лежит полуголый человек, скрученный, словно шнек мясорубки. Он был неподвижен, лишь нога под разорванной брючиной судорожно вздрагивала. Судя по всему, одежду с него сорвало во время удара и последующего вылета через лобовое стекло. Перед ним стояла на коленях молоденькая девушка в короткой кожаной курточке, отделанной мехом. Она причитала, звала на помощь. Вокруг топтался какой-то народ, но никто не имел представления, как можно помочь.
Григорий тронул девушку за плечо. Та обернулась, и стало видно, что висок и щека вымазаны кровью. Похоже, осколками стекла ей рассадило лицо.
- Помогите ему! - проговорила сквозь плач девчонка. - Помогите ему! Сереженька, потерпи, врачи приехали...
- Алька, займись ею, только быстро, - кивнул Гриша, а сам склонился над лежащим. Черепно-мозговая, сразу определил он. Если вылетел через лобовое стекло, значит, наверняка и подвывих позвонков. И плюс к этому - повреждение подключичной артерии, из которой натекла уже лужа крови. Один глаз был закрыт, второй чуть блестел из-под приподнятого века. Григорий посветил фонариком зрачок дернулся.
- Ну, что там?! - продолжала всхлипывать девица, мешая Альке обрабатывать ее же ссадину. - Что, скажите. Он живой? Ну?!
- Девушка, помолчите хоть минуту, - проговорил Григорий, безуспешно пытавшийся послушать пульс. - Поймите, вы мешаете. Алина, подай зажим...
Он давно уже отвык церемониться в подобных случаях.