- Черт знает что! Военная разведка! Оружие доставят личные мои агенты, пускай и останутся, я сама о себе позабочусь!- Не надо, ваше превосходительство! Я не хочу иметь дело с людьми Тур...- Придержите язык! Можете оставить их за дверью, они одним видом распугают эту шваль. Национальная гвардия пусть тоже займет наружную оборону. А вы в дом, и немедленно! Сумеете хотя бы войти?- Да, ваше превосходительство! - и тут голос реципиента механически передал злорадную нотку. - Мадмуазель забыла закрыть дверь!- Какая?.. Какая мадмуазель?! - спросила президент, ша, не веря ушам и оборачиваясь.- Ваша дочь мадмуазель Марианна, - подтвердил оккультист, чересчур скрывая и тем подчеркивая, что не слишком огорчен. - Ах, ваше превосходительство, не изволили заметить ее отсутствия?..- В дом! - закричала она. - Вызываю десант! Так хотелось обойтись без шума... - Она закусила губу. - И о чем вы только здесь думаете? - это относилось уже к мэру. - О чем думает этот субъект? - спросила она реципиента.Тот склонился над редкой макушкою г-на мэра и почти что его голосом заговорил после напряженной продолжительной паузы:- Полезные люди, весьма, и весьма, и весьма... - И вдруг запел тоненько, пронзительно, фальшиво. - Ах, мой милый Августин, Августин, Августин!..- Ну и ну! - только и сказала президентша.
***
Заслышав колокольный трезвон, Дамло погодил отвязывать пса от ножки стола, о которую юные крысы повадились оттачивать зубы. Он решил, что в городе пожар, но не шелохнулся узнать, кто горит, на то имелся брандмейстер. Верно, следует проследить за порядком, но вот явится постовой за указаниями, ею и отрядить. У Дамло после заточения в клетке ломило все кости, не до зряшной ему беготни!.. Суматоха уляжется приступать к операции.Постовой вскоре затоптался на крыльце, робея войти; Дамло его окликнул, спросил:- Где был ночью? - чтобы, проявив сперва суровость и заодно проведав обо всем, чего еще сам не знал, затем смягчиться. Но постовой вместо ответа затрясся. - Что это у тебя? Покажи! - Сержант выхватил из-под мышки подчиненного сверток. - Гм, свечи! Зачем тебе целая пачка? Электричества, что ли, не будет?"Все знает! - в благоговейном ужасе думал постовой. - Все как есть видит насквозь - и хитрит!" - Ну, - сказал Дамло, - выкладывай! Тут сквозь неплотно закрытую дверь донеслись звуки музыки и многоголосый гул.- Это что? - озадаченно спросил Дамло.Постовой высунул голову наружу.- Идут! - сообщил он.- Кто идет?- Наши!..- Я тебя учил рапортовать или кого?- Так точно: меня! - выдохнул постовой и шмыгнул за дверь.Шум приближался, он был довольно строен за счет оркестра г-на Доремю. Происходил не пожар, нечто иное, так же, а то и более чрезвычайное. "Бунт?" - подумал Дамло, холодея, стал припоминать инструкцию на случай бунтов и, когда припомнил, вышел, наконец, узнать, в чем дело.К сожалению, он позабыл на столе свою каску.
***
Подумалось сперва, что они ограбили собор, полностью растащив оборудование. Впереди толпы на носилках покачивалась статуя богоматери, окруженная реющими хоругвями, затем выплыло из-за угла гигантское деревянной распятие - и как только умудрились вынести! - следом тащили какое-то странное чучело!.. Как выяснилось, это был г-н Эстеффан, вновь изловленный и неописуемо оскверненный. Прежде всего, аптекарь был наг, если не считать дегтя, в который его окунули, и перьев, в которых его обваляли довольно-таки неумело. На голове г-на Эстеффана красовался искусно прикрепленный тесемками парадный цилиндр, цеплявшийся то и дело за землю. Ибо руки и ноги страдальца были привязаны к шесту, на коем его влекли...В вытаращенных по-кроличьи глазах перемигивались огоньки бесчисленных свечей.Так удостоился г-н Эстеффан в течение одних-единственных суток и основать новую веру, и принять за нее страдание, - темп, недоступный предшественникам, свойственный лишь XX столетию.
Может быть, его шест в свою пору тоже станет великим символом и заменит те, что в ходу? Если верить г-ну Эстеффану, именно об этом размышлял он, вися. Но с учетом сложности его натуры, следует полагать, что размышлял он еще о цилиндре: хороший цилиндр, почти новенький, можно после почистить и пользоваться...Позади шеста гнали толчками и подзатыльниками пасторов, которые не в унисон оркестру распевали угрюмо "Господь - наша крепость". Хворост охапками, канистры с бензином, ломы и лестницы, несомые католиками, подвергнутыми первой епитимье, замыкали процессию, их Дамло не успел увидеть.Отсутствие патера на поведении всех этих людей сказывалось дурно. И шли пока еще рядами, и лихо повторял оркестр выученное наскоро "День гнева", а все же несхоже анархией, нарушением ряда законов и всех решительно правил уличного движения, хотя, как Дамло с одобреньем отметил, вдоль процессии патрулировал постовой, так и не успевший и не посмевший поставить начальство в известность о перемене веры. Дамло зато видел во множестве других ренегатов, лютеранское сердце под его мундиром обливалось кровью.И они тоже его увидали!Репортер сразу бормотнул оператору:- Мне запасную камеру! Будем сейчас снимать с разных точек - пальчики оближешь!..И поднялся всеобщий гвалт, рев, гогот. Г-н Эстеффан брошен был наземь, едва не растоптан, толпа хлынула к полицейскому. Привычный страх еще держался: передние пятились, как ни теснили их соумышленники. Дамло поверх голов сделал знак постовому, тот подбежал как собачонка.- Стань позади, - тихо приказал ему Дамло. Почувствовав себя прикрытым с тылу, набрал полную грудь воздуху, чтобы скомандовать, - и принужден был его выпустить за ненадобностью: рев стал сплошным:- Обратитесь, Дамло!.. Покайтесь!.. Отрекитесь от ереси!.. Кайся, Дамло!.. Принимай истинную веру, сукин сын!.. Отрекись!.. Покайтесь, пока не поздно!.. По морде ему!.. - таковы были отдельные расслышанные возгласы, занесенные позднее в протокол.Луженая глотка Дамло могла бы обеспечить ему у них должность диакона, он ее настроил на подходящую тональность и так рявкнул свое легендарное "Разойдись!", что птицы в небе - это видно на пленке - изменили, дрогнув, направление полета, толпа онемела, смолк оркестр, и в тишине раздалось: "Бей его!" Дамло, не дрогнув, ухватился за кобуру. К сожалению, этот жест сильно подействовал не только на толпу, на постового тоже. Долг в его душе насмерть схватился с верой, вера победила, парень взмахнул дубинкой и вытянул ею шефа, как тот учил: поперек багрового затылка. Дамло - сам Дамло! - рухнул в пыль.- Виват! - завопили вокруг.- Господин Дамло!.. - белыми губами шептал постовой, склонившись над телом начальника И толпа уже была не прежний монолит, но скопище любопытных, лезущих разглядеть великого человека в лежачем виде. Для Дамло это было опаснее недавнего напора, постовой прикрыл его собственным туловищем, хотя ему оттаптывали пальцы, а некоторые орали: "Ишь, еретиков жалеет!" - Господин Дамло, ой, господин Дамло, ой, что я наделал!Дамло был жив, это можно было заметить по вихорьку пыли, что крутился возле ноздри, постовой наконец сообразил и заплакал счастливыми слезами. Побежал шепоток, все отхлынули, озабоченные тем, что слезы могли означать...- Он обратится!.. - уверял постовой, размазывая по лицу грязь. - Не беспокойтесь, он обратится!.. Господин Дамло, он... Вы ничего не понимаете: он гордость полиции!
***
Мэр воротился в ратушу, храня на щеке отпечаток ручки прелестной мадам, приказал скликать по тревоге гражданскую гвардию, сам опоясался трехцветным поясом, хотя был намерен осуществлять руководство не покидая кабинета, и обратился к олдерменам с речью:- Прискорбно: в городе бунт, господа советники! Собираются штурмовать какой-то дом, в кот