Открывший шкаф человек помешкал еще с минуту. Потом осторожно вынул муляж из вместилища и, сделав несколько шагов, положил фигуру на широкий, низкий диван. Отодвинул подальше от края и сел рядом. Вытянул перед собой, ладонями вверх, руки с длинными, сильными пальцами. Несколько секунд смотрел на них. Усмехнулся одной половиной рта. Медленно поднес руки к открытому горлу фигуры. Лицо муляжа засветилось молочно-белым светом. Человек положил ладони на подставленное горло. Медленно стал сжимать пальцы. На молочном фоне возникла и запульсировала зеленая точка. Пальцы сжимались. Рядом с зеленой вспыхнула синяя. Человек продолжал. Белый цвет лица стал темнеть, проступили фиолетовые пятна, затем лиловым стало и все оно. Точки погасли. Раздался слабый звук - словно кто-то случайно задел струну.
- Вот и все, - проговорил человек негромко. Отняв руки, опять посмотрел на пальцы; повернул ладони вниз и посмотрел еще. Пальцы не дрожали. Он потер ладони одну о другую. Упругим движением встал. Громко позвал:
- Эфат!
Тотчас же распахнулась одна из трех имевшихся в комнате - в зале, вернее сказать, - дверей, и в проеме остановился пожилой человек в красной отблескивавшей ливрее. На лице его не было выражения, как не бывает его на плитке кафеля.
- Можно убрать, - сказал человек, движением головы указав на диван.
- Да, Рубин Власти.
Подняв легкий муляж на руки, он направился к шкафу.
- Нет, Эфат, не туда. Унеси совсем. Пусть побудет где-нибудь. До завтра.
- Разумеется, Рубин Власти. До завтра.
- И возвращайся. Мне пора одеваться.
Оставшись в одиночестве, человек, названный Рубином Власти, медленно прошелся вдоль стены с холодным оружием. Не доходя до середины, остановился, снова обретя неподвижность. В дальнем углу низко загудели, потом гулко, колокольно ударили стоявшие там часы, созданные в виде крепостной башни. Десять ударов. При каждом из них уголок рта Рубина Власти чуть заметно дергался. С последним ударом возвратился Эфат.
- Рубин Власти прикажет подать ритуальное?
- Все, что полагается для малого преклонения перед Бриллиантом Власти.
(Оба они отлично знали, что сейчас следует надеть; но и вопрос и ответ тоже давно уже стали частью ритуала, и вопрос должен был быть задан, и ответ должен был быть дан.)
- Прошу Рубина Власти проследовать в гардеробную...
Прошло около получаса, прежде чем Рубин Власти вновь появился в зале. Вместо легкого летнего костюма, в котором он был раньше, он надел узкий, на шнурках, камзол рубинового цвета, такие же по цвету штаны с манжетами под коленом, высокие красные сапоги для верховой езды. Красные перчатки грубой кожи он держал в руках. Эфат следовал за ним.
- Шпагу, Рубин Власти?
Он отрицательно качнул головой:
- Дай два тарменарских кинжала. Те, что под круглым щитом.
Он пристегнул кинжалы к поясу.
- Эфат, машину пусть поставят на улице Мостовщиков, напротив калитки для угольщиков и трубочистов.
- Да, Рубин Власти. Троггер?
- Турбер. И пусть там будет все, что может понадобиться даме в... в предстоящей ситуации.
- Рубин Власти поведет сам?
- На всякий случай шофер пусть ждет. Не знаю. - Он едва уловимо вздохнул и повторил уже как бы самому себе, чуть слышно: - Не знаю...
Эфат кашлянул.
- Рубин Власти не возьмет больше ничего?
- А что... А, да. Возьми там, в левом ящике. Диктат-девятку. И запасную обойму. - Не без труда задрав полу камзола, он засунул пистолет за пояс. Великая Рыба, до чего неудобно. И выпирает... Да, тогдашние моды не были рассчитаны на современное оружие. Пожалуй, я его оставлю все-таки. А?
- Изар... - тихо проговорил слуга совсем не по ритуалу. - Не оставляй, возьми. Неспокойно, Изар.
- Отец говорил мне. - Похоже, Рубин Власти не обиделся на фамильярное к нему обращение. - И Советник тоже.
Но мне кажется, это у них уже от бремени лет.
- Я тоже не молод, Изар. И так же прошу: возьми.
- Ну хорошо. Теперь, кажется, все? Эфат, плащ!
- Не все, Рубин Власти.
- Да, ты прав. Перчатки... Те. - Он запнулся.
- Да, Рубин Власти, - сказал Эфат. Вынул из особого ящичка тончайшие, из синтетика. С поклоном подал. Затем по его губам прошла тень улыбки.
- Звонили с телевидения, Изар. Интересовались, как вы будете одеты.
- Невежды, - сказал Изар. - Это им давно следовало знать из истории. Чему их учили?
- Телевидение, Рубин Власти. - Эфат пожал плечами.
- Да, ты прав. Ну, что же - мне пора. Не волнуйся. Отдыхай. Смотри телевизор.
- Я буду смотреть телевизор, Изар. Весь мир будет.
- Конечно, - согласился Изар. - Сегодня весь мир без исключения будет смотреть телевизор.
Он кивнул камердинеру и вышел. Спустился по лестнице, пересек пустой вестибюль. Швейцар поклонился, нажал кнопку - тяжелая дверь отъехала.
- Удачи, Рубин Власти, - проговорил он вдогонку.
Изар, не оборачиваясь, кивнул. Дверь за его спиной затворилась, басовито рокоча. Четверо стражей - сегодня то были Уидонские гвардейцы отсалютовали и вновь окаменели. Конюший и два прислужника внизу, у крыльца, склонились, лошадь, которую конюший держал под уздцы, тоже опустила длинную, породистую голову.
- Я приказал оседлать "Огонь милосердия". Рубин Власти.
- Да, - сказал Изар. - Прекрасная лошадь, благодарю вас, Топаз. Но велите расседлать. Я пойду пешком. Прекрасный вечер.
Он повернулся и пошел. Не так уж далеко было до Жилища Власти, и лучше было пройти это расстояние пешком, глубоко и спокойно дыша, ни на что не обращая внимания и ни о чем не думая; ни о незримой охране, ни о столь же незаметном телевидении, и меньше всего - о том, что предстояло. Все было продумано заранее. Задолго до его рождения. И не раз испытано на практике. Не раз, подумал Изар. А сколько же? Он принялся считать. Арифметика помогала идти, ни о чем другом не думая.
Странно: здесь ничего не изменилось за столько лет. Хотя - тут годы как раз не проходят. Да и чему меняться? Все тот же дом, и та же веранда, залитая исходящим отовсюду золотистым светом; и поросший яркой муравой луг, пересеченный медленно струящейся речкой, окаймленной невысокими кустами; и кромка леса вдали - у высокого горизонта. Я стоял и смотрел; но если много лет назад, глядя на все это впервые и еще совершенно не понимая, где я оказался и что это такое, - если тогда я старался как бы вобрать все, доступное взгляду, в себя, то сейчас мне не на шутку захотелось вдруг самому раствориться во всем окружающем, и уже никогда, никогда больше не уходить отсюда; потому, быть может, что мне было известно: только здесь - и нигде больше я смогу в будущем находиться с нею. Только здесь - когда там, дома, мои дни истекут, и останется один только вечный, непреходящий день здесь... Впрочем, - тут же подумал я, Мастер и тогда не даст подолгу засиживаться без работы. Не тот у него характер. А, да пускай гоняет - все равно, каждый раз мы - и она, и я будем возвращаться сюда, если не в этот двухэтажный дом с высокой крышей, то во всяком случае в его окрестности - и пребудем, пока существуют миры, а также те, кто следит, чтобы эти миры продолжали существовать. Станем постоянными жителями Фермы - как иеромонах Никодим, например...
Мысли мои прервались от звука шагов. Занятно: я не разучился узнавать шаги, и сейчас, едва услышав, уже знал, кто приближается: высокий, сильный, чуть насмешливый человек вечно среднего возраста.
Мастер подошел и, как встарь, положил мне руку на плечо, как бы обнимая.
- С приездом, Ульдемир, - сказал он таким голосом, будто мы не виделись - ну, от силы каких-нибудь три дня.