Ну-ка посмотрим, как пляшут в лесу, что поют, чем угощаются!
- Кто с нами, кто с нами петь и плясать? Кто с нами, кто с нами в игры играть? - завопил домовёнок, выскочив из берлоги Дед Диадох остановил его: осенний праздник начинается тихо, любуйся красотой, да так, чтоб ни один золотой или красный листик не упал с ветки Такого синего неба и летом не увидишь День радовался солнцу, солнце- всякому зверю и птице. Береза Кургузенькая сияла такой красотой, что все деревья кругом восхищённо шелестели. Осина Трясушка в красной одежде была так хороша, что с её красотой могло поспорить лишь её отражение в большой луже.
Всяк хотел оставить о себе добрую память на долгую зиму Тихо вышли на поляну к Красной сосне лесные звери. Кузька оглянулся, а рядом - лось. И не слышно, как подошёл. То ли дело корова или лошадь! То-то было бы треску, мычания, ржания. А вот из кустов вышли тихие, серые, как туман, глаза горят, собаки не собаки, сели на поляне, подняли морды - Не бойся! сказал Лешик. - Сегодня они никого не тронут - Волков бояться - в лес не ходить! - произнёс Кузька - Вот как у вас сказывают! - рассмеялся дед Диадох Как же испугался домовёнок, когда узнал, что это и вправду волки. Хорошо, что старый леший увёл его на другой конец поляны зайцев считать. А Медведя и Лисы что-то не было.
Красивый праздник, да больно тихий. И угощать никого не угощают.
- А потому и праздник, что нет угощения, - сказал дед Диадох. - А то волки зайцами угостятся, куницы - белками, и вместо праздника выйдет одно горе.
Звери подходили, рассаживались на поляне, чего-то ждали. И тут на середину круга вышли дед с внуком. Лешик свистнул, дед хлопнул в ладоши, аукаются, ухают, хохочут. Потом запели без слов - залаяли с подвыванием, а звери им подтягивали.
Вдруг старый леший пропал, вместо него среди поляны появился корявый пень, а вместо Лешика - зелёный кустик. Пень превратился в старого серого волка, кустик - в весёлого волчонка. Подбежал волчонок к Кузьке, хвать за рубаху. Кузька обмер, а волчонок завизжал и превратился в Лешика. Старый седой волк снова сделался добрым дедом Диадохом. Вот это был праздник!
Вдруг верхушки деревьев зашумели, побежали. Листья заплясали в воздухе. Летят, как изукрашенные грамоты неведомо от кого неведомо кому. Вот зелёный лист с пурпурным узором, вот пурпурный с золотым. Который краше? Оба хороши! Вот на листе жар-птица с жар-птенчиком, вот богатырский конь с огненной гривой.
"И кто так прекрасно разрисовал осенние листья? - думал Кузька. - Летят и летят... А может, который из них видел маленькую деревеньку над небольшой речкой?"
Тут большущий кленовый лист опустился прямо в руки к деду Диадоху. Дед повертел его, ничего не понял. Зато Кузька сразу разглядел на листе свою деревеньку. Каждая избушка не крупнее божьей коровки, дерево ниже травинки, речка тоньше былинки.
- Глядите-поглядите! - кричал домовёнок. - Даже трубы на крышах нарисованы. Дым бежит в гости к тучам и облакам. Цела моя деревенька!
Пока разглядывали лист, ахали, радовались, в лесу стало темно, показалась луна - медвежье солнышко. Вдруг листья полетели, будто их метлой метут. Словно летит кто-то, метлою машет, гудит: "Унесу-у-у!" Звери в испуге разбежались. Осенний праздник кончился.
- Теперь знаем, куда идти, - сказал домовёнок. - Выспимся, и проводите меня из лесу.
- И верно, - зевнул старый леший. - Утро вечера мудренее, трава соломы зеленее.
Никогда не видел Кузька, чтобы лешие спать ложились. В лесу ночью ещё больше жизни, чем днём: звери рыскают, совы кружатся, ночные цветы цветут, светляки и гнилушки светят, много у леших забот. А сейчас домовёнок из своего короба слышал, как не спеша укладываются лешие, старый да малый, как желают ему и друг другу приятных снов.
- Нам с вами зима, - зевнул дед Диадох, - одна ночь. Закроешь глаза, наглядишься снов, откроешь - и весна!
Бедный домовёнок спросонья не понял, что значат эти слова.
ПОГАНКИ НА ПОЛЯНКЕ
Маленький домовёнок сидел на пне у лешачьей берлоги и во всё горло распевал грустную старинную песню:
Соловей, как тебе не стошнилося Во сыром бору петь, на ветке сидючи Да на темный лес глядючи?
Правда, лес уже был куда светлей. Грустно было глядеть на этот растрёпанный ветрами, лысый и голый лес. Но грустно и уходить отсюда, расставаться с друзьями. Лешие, оказывается, вовсе не злые, сердятся, только когда лес обижают.
Разве деревья и кусты сами убегут от обидчика? Зверям со своего места куда деться? И птицы не улетят, возле гнёзд останутся.
Леший в бору что хозяин в дому. Говорят, он нарочно водит прохожих, чтобы заблудились. Да ведь хороший хозяин любит, чтобы гости погостили у него подольше.
А ещё грустнее, что лешие спят и спят, даже песня их не разбудила. Терпение у Кузьки кончилось. Влез в берлогу, принялся будить Лешика. Кричал ему прямо в ухо, дёргал за хвост. Лешик спал. Тогда Кузька начал его щекотать. Лешик захихикал, открыл глаза:
- Что? Уже весна?
"Вот оно что! - подумал Кузька. - Лешие спят всю зиму. Как медведи, барсуки, ежи, как цветы и травы".
- Проснётесь весной, - плакал Кузька, - а я уж пропал с голоду да с холоду - Мы-то смотрим на тебя, вот соня. Каждую ночь спать ложится! Ну, думаем, уж на зиму заляжет так заляжет, - испуганно бормотал Лешик Оба принялись будить деда. Будили, будили, тот и не пошевелился, пень пнём.
Вышли наружу, стали разглядывать листок, на котором Кузькина деревня нарисована.
Лешик потягивался, зевал, тёр глаза. Никак не вспомнит, откуда ветер принёс этот листок, в какую сторону им с Кузькой идти. Кузька тоже не запомнил, на деда понадеялся. А старый леший слишком крепко спит, до весны не проснётся Вам, лешим, хорошо. - горевал домовёнок. - Вы живёте беспечно, а нам, домовым, без печки не прожить.
- Не плачь! - сообразил Лешик. - Есть в лесу печка. И не одна, а целых две. Во тьме и гнилушка светит! У Бабы Яги в нашем лесу два дома. Один похуже да поближе, другой получше да подальше. Не может она сразу в двух домах жить.
Наверно, зимует там, где получше. А ты в другом перезимуешь, пока хозяйки нет.
Сундучок у нас оставь. Яга, как сорока, всё тащит, что блестит.
В чужом доме зимовать страшно, но интересно. Боялся Кузька леших, а они вон какие. Может, и Яга не хуже. Вдруг у неё и домовые есть? И Кузька побежал следом за Лешиком. Глубокий овраг, упадёшь, все косточки пересчитаешь Один склон лесом порос, на другом - кусты и камни. Внизу мутная речка. Через овраг кривое дерево перекинуто.
Не хотелось Кузьке ступать на этот мостик. Дерево дрожит, ноги дрожат. Сидеть бы посиживать дома, есть кашу с молоком или похлебочку. Оступился Кузька. Летит в реку лапоть с одной ноги, а другой застрял в ветвях кривого дерева, держит своего хозяина. Кузька вцепился в дерево обеими руками, повис над мутной речкой.
- А, вот ты где! Какие качели придумал! И я с тобой! Ух, здорово! Лешик примостился рядом и давай раскачиваться так, что у Кузьки дух захватило от ужаса. - Ладно. Хорошенького понемножку. Бежим скорее!
- Я не могу бежать! - пискнул Кузька. Лапоть плыл, распустив завязки, как хвост, притормаживая у камней.
- Не можешь без лаптя? Тогда скачи на одной ножке!
Кузька ухватился за лапу друга, не успел оглянуться, как допрыгал до того берега. Лешик побежал спасать лапоть. И вот Кузька - один лапоть сухой, другой мокрый - бежит вверх по каменистому склону.
Совсем темно было бы в здешнем бору, кабы не белые поганки.
- Когда Яга в ступе летит домой, - шепнул Лешик, - то несётся над этими поганками, чтоб мимо избы не пролететь.
На поляне, куда выскочили друзья, белым-бело от поганок.
- Ни одной поганки не сбито! - обрадовался Лешик. - Значит, бабушки Яги нету дома.