Из травы поднимались похожие на идолов камни (а может, и правда древние идолы?). Слева и справа пространство терялось в таком же тумане, что и каменная "крыша". А впереди стояла ребристая скальная стена, гребень ее тоже не был виден за невысокой облачностью.
До стены оказалось недалеко - шагов сто. Когда мы подошли к ней совсем близко, путь нам перегородила речка с темной спокойной водой, через которую просвечивал песок. Ширина была метров семь. К ближнему берегу приткнулось тяжелое бревно, мокрое и скользкое на вид. Костя поднял из травы кривую палку, сказал "я сейчас", встал на бревно, оттолкнулся палкой от дна и, чуть балансируя, - весь такой красивый, хладнокровный - поплыл через речку. Видимо, он слегка пижонил, но что ни говори, а был он смелый и ловкий парнишка.
У того берега темнел связанный из нескольких бревен плотик. Костя прыгнул на него. Приплыл на плотике ко мне.
- Вставайте, он выдержит...
Мы переправились. И оказалось, что дальше идти некуда. Всюду соединившиеся в стену уходящие в высоту утесы.
- Вот и все, - сказал Костя. - Ничего особо интересного здесь, как видите, нет. Конечно, если бы горсовет нашел спонсоров, образовал здесь филиал краеведческого музея или турбазу... А пока - вот...
Конечно, зря он так. Любопытного здесь было много. И сам небывало громадный грот, и таинственное свечение тумана, и гранитные камни-идолы... Но я стеснялся показывать интерес при этом аккуратном и правильно мыслящем мальчике. Словно взрослым был он, а мальчишкой - я... Впрочем, и самому мне стало ясно, что не нашел я того, что искал. Конечно, удивительное место, но все же не было здесь той сказочности, того обещания тайн, которыми я томился в детстве... Да и быть, конечно, не могло.
Мы вернулись. Когда поднялись из лога, Костя вежливо попрощался, я так же вежливо поблагодарил его. И он ушел в своей очень белой рубашке и отглаженных, ни единой пылинкой не испачканных брюках. Я с уважением и невольной робостью посмотрел ему вслед. Ни в детстве, ни во взрослой жизни не хватало мне такой прочности сознания, такой уверенности...
4. У костра
Я пошел наугад по тихим улицам, зная, что так или иначе попаду на Пустырную, если буду двигаться к обрыву. Прохожих почти не было, только на пологом травянистом спуске меня обогнали двое мальчишек с дребезжащей детской коляской. Мальчишки были в жилетках, сделанных из потрепанных школьных курточек, и таких же штанах, обрезанных и разлохмаченных у колен. В коляске они везли макулатуру.
Скоро я вышел на широкую лужайку, за которой начиналась Пустырная. На лужайке горел оранжево-дымный костер, а точнее - брошенная в траву и подожженная автомобильная шина со щепками в центре. У костра никого не было, зато неподалеку - шум и гвалт. С десяток ребят (многие в таких же нарядах, как хозяева тележки) кого-то прижали к стене сарайчика. Я торопливо захромал и подошел. Там руками и ногами отбивался от всех светлоголовый мальчишка. Мне показалось - тот, которого я видел в вагоне. Но точно не скажешь, лица его я тогда не рассмотрел. Зато сейчас разглядел хорошо. Волосы песочного цвета были растрепаны, желто-серые глаза блестели гневными искрами. Пухлые, в трещинках губы раздвинуты, а зубы стиснуты, словно мальчик сжал в них горячий уголек.
Его старались ухватить за руки, за плечи, за одежду, но он отмахивался яростно. Потом крикнул:
- Ну, чего надо?! Я вас трогал?!
- За ноги, за ноги его! - зазвенела чья-то команда.
- Вовка, сделай аркан из ремня! На лапу ему!..
- Эй, молодежь! - громко окликнул я. - Не слишком ли много на одного? Что-то не по-рыцарски.
Они разом остановились. Заоборачивались. Разгоряченные, веселые. Совсем не такие, как их пленник.
Самый старший - славный такой, ясноглазый парнишка, совсем не похожий на хулигана - сказал, словно загораживая остальных:
- А что такого? Мы же играем!
- Ничего себе игра! Вон как налетели на беднягу, отбивается из последних сил...
Мальчик-командир пожал плечами:
- Все сперва отбиваются. Такое правило... Чтобы веселее.
Смуглый мальчишка с черными глазами-шариками (один из тех, что везли тележку) слегка испуганно объяснил:
- Он же сам пришел...
- Я не пришел, а просто шел! По делу! - крикнул от бревенчатой стены пленник. - А вы как пираты!.. Рукава отрывать!
- У всех отрывают. Раз праздник... - пискнул кто-то позади остальных.
- Ничего себе праздник, - сказал я.
- А что! - улыбнулся старший. - Каждый год так. Когда каникулы начинаются, мы тут дневники жжем и школьные рукава и штаны обрываем, потому что лето.
- Потому что форма во как надоела, - сиплым баском разъяснил стриженный "под огурчик" лопоухий толстячок. Одна штанина была у него обрезана выше колена, вторая над щиколоткой. Старший мальчик опять сказал:
- Это обычай такой. А вы, наверно, не здешний...
- Я тоже не здешний, - ощетиненно откликнулся взъерошенный пленник. - А вы как коршуны...
- Ну и ты не цыпленочек, - примирительно улыбнулся старший. - Вон сколько времени отбивался героически. За такое дело орден полагается... Эй, у кого ордена?
Ему дали звезду из фольги и канцелярскую скрепку. Расступились. Пленник подозрительно следил, как предводитель мальчишек прицепляет ему звезду к оттопыренному клапану нагрудного кармана. Все почему-то смущенно замолчали.
- Ну вот... а теперь иди, если хочешь, - вздохнул командир.
Среди мальчишек была девочка. Длинноногая, в цветастом платье и черном школьном переднике, из которого был дерзко вырезан кривой треугольник. Она сказала чуть нараспев:
- Мы ведь не знали, что ты здесь случайно. Извини нас, пожалуйста.
Мальчишка оттолкнулся спиной от бревен, однако не ушел. Потоптался, оглядел ребят - исподлобья, но уже не сердито.
- А обычай этот... он только для здешних или кто хочет?
Ребята радостно завопили, что праздник - для всякого. Потому что в школе мучились все одинаково! И замолчали опять. Бывший пленник коротко посопел, заулыбался, рывком расстегнул и скинул куртку.
- Ёшкин свет! Ладно, рвите!
Тут же опять случилась веселая свалка. Под вопли "ура" и треск материи вмиг отлетели оба рукава. Лопоухий толстячок и смуглый мальчик торжественно отнесли их к костру и бросили в огонь. Новичок, весело дыша, натянул опять куртку, ставшую жилеткой. Старательно прицепил к карману оторвавшуюся звезду.
Девочка выжидательно защелкала сверкающими портновскими ножницами.
- А штаны тоже?
- Валяйте! Все равно они старые, вон даже клок вырван.
Я вспомнил сундучок и мальчика в вагоне.
Девочка села на корточки и в два счета отхватила обе штанины пониже колен. Потом спросила благожелательно:
- Может, зубчики сделать? По-американски...
- Ага, сделай...
Ножницы опять защелкали, синие матерчатые треугольнички посыпались мальчику на кроссовки.
- А дома тебе не влетит? - озабоченно спросил толстячок.
- Ёшкин свет! Раньше надо было спрашивать!.. Ладно, скажу: зато орден получил.
Все засмеялись, а старший поинтересовался:
- Тебя как зовут?
- Сашка...
Про меня забыли. Я отошел, сел на валявшийся в траве пластиковый ящик. Сашка в обстриженных зубчиками штанах весело крутанулся на пятке. Теперь он, в расстегнутой жилетке и клетчатой рубашке, с разлохмаченной светло-желтой головой, был похож то ли на маленького юнгу со старой норвежской шхуны, то ли на фермерского мальчика из Оклахомы.
- Давайте через костер скакать! - закричал кто-то из ребят. - Кто дальше прыгнет, тому тоже звезда!
- Да огонь-то низкий! Чего тут прыгать!
- А мы привезли горючее! - Смуглый мальчик с приятелем лихо подкатили тележку и вывалили макулатуру в двух метрах от костра. Большую кучу.