Объективный! Кто?
Некоторое время никто не выходил, но потом, нерешительно перебирая ветхими ножками, по проходу сошла вниз женщина, которую можно было смело называть "старушкой", даже не боясь обидеть. Ей стукнуло уже, может быть, лет сто, может быть, и сто пять - в таком возрасте погрешность в определении даты рождения велика.
- Объясняю свою проблему, - сказала она неожиданно внятно и звучно. - Я вить по профессии-то певица. Тольки у нас на театре... ну... в коллективе-то взаимоотношения - прямо скажем. Вот хотелося мне, - нараспев, мечтательно произнесла старушка, - всю жизнь хотелося спеть Ольгу Ларину, а чтобы Ленского пел бы... кхм... Сергей Яковлич Лемешев, - тут старушка залилась краской. - Вот, какая у меня потребность. И теперь живу я... всех уже достала... - это слово прозвучало в ее устах несколько неестественно, - а пока не спою с Сергеем Яковличем, не помру...
Тут все поняли, что старушка-то, видимо, альцгеймерная, потому что Сергей Яковлевич Лемешев, как известно, давно отошел в мир иной; и уже попытался Рябинин встать и тихо спровадить ее обратно в зал, но старая певица так на него взглянула, что он сел и больше не пытался.
- Прибор! - гордо сказала старушка. - Давай, делай, что можешь, если ты действительно - "с душой"!
Застыл зал в ожидании, а Веселуха от нетерпения был весь, как натянутая струна. И это была пауза перед музыкой, а потом рядом со старушкой высветился призрачный, но оттого не менее талантливый Сергей Яковлевич Лемешев - и они запели:
В вашем доме, как сны золотые,
Мои детские годы текли,
В вашем доме узнал я впервые
Прелесть чистой и нежной любви...
Они пели так, что Рябинин уронил голову на стол; так, что госпожа Денежкина раскрыла изумленно глаза и вся слушала; а Веселуха сидел сосредоточенный и взволнованный, - он понял, что, сам того не желая, создал абсолютный удослетворитель потребностей. Даже не волшебную палочку. Даже не золотую рыбку. Прибор не просто служил средством для человеческих целей: он ставил цели сам, и это было чудовищно.
Собравшись в кабинете у директора, все молчали - не было слов.
- Да, директор, - сказал наконец хриплым голосом Рябинин. - Ну, ты дал.
Веселуха развел руками: "Ну, дал; какие есть еще мнения?"
- Есть мнение, - подал голос Паша Ненашев из угла. - Только прошу не бить меня больно по голове.
Веселуха дал понять, что не будет.
- Взялся за гуж, - сформулировал Паша. - Надо соответствовать. Ничего сверхъестественного нет: в нашем приборе обнаружились новые свойства... неважно, какие. На них есть... гм... спрос. Значит, будем продавать. Цена на новом рынке определяется как себестоимость плюс ожидаемая прибыль. Вот и все мои предложения; что из этого выйдет, я загадывать не собираюсь. Я человек простой и бесхитростный.
"Империя от моря до моря, - подумал Паша. - Власть над всем, что движется. Собственность на все, что плохо лежит". Подумал и обернулся: Веселуха смотрел на него так, как будто читал его мысли.
- Так, подумалось, - невинно оправдал он себя.
- Подумалось - это хорошо, - сказал Рябинин. - Вот и мне тоже подумалось - и вот что из этого вышло. Нет уж. Лучше разориться, чем торговать такими вещами.
- Нет! - Паша Ненашев встал и замахал пальцами. - Так не бывает! Это совершенно невозможно. Ни один ученый не мог устоять против применения своего изобретения, каким бы страшным оно ни было, и сколько бы денег ни пришлось на это потратить. А наш прибор еще и имеет коммерческий успех! Иметь возможность создать империю - и не сделать решающего шага из соображений морали и нравственности?
"При чем тут мораль, - подумал Веселуха. - Просто чем больше империй, тем больше тюрем; должен же кто-то остановиться; да только мы ведь не сможем, вот беда - тормозов у нас нет, кровь славянская".
Ночью, когда спали и дети, и комары, Веселуха лежал на спине, глядя в серое пространство над собой. Рядом с ним никого не было: мадам Веселуха уже три недели (да будет мне позволено так выразиться) жила в средневековом Лондоне. Веселуха каждый вечер проклинал себя за свирепую жестокость. "Идиот, у нее твой ребенок, - говорил он себе. - Кто ей там будет роды принимать? А вдруг она в Темзу прыгнет?" Он уже несколько раз думал: не вернуть ли ее, но спохватывался.
Мелькали тени; мир вокруг раздался вширь и стал глубок. Невыносимая печаль охватила Яна Владиславовича. По серому потолку прошло пятнышко: на грудь Веселухе уселся Дух Времени, бесплодный и бесплатный.
- Веселуха, - заныл он замогильным голосом, - а Веселуха!
Ян Владиславович не отвечал.
- Ну Веселуха! - вступил Дух Времени опять. - Ну, поддайся мне. Ну, будь ты со-временным человеком.
Веселуха зажмурил глаза.
- Я же искренне! - страшным шепотом взвыл Дух Времени. - Веселуха, ты же, было, шел со мной в ногу! Ты же жил на Лиговском неподалеку от Мальцевского рынка, тебя принимали в пионеры и хотели выгнать из школы за тупость! Вспомни, какие это были дивные дни!..
Веселуха вспомнил, и тоска его усилилась, но глаза он не открыл.
- Вот упрямый, - сплюнул Дух Времени. - Торгуется, как на восточном базаре. И чего я тут мелю? о чем молю? Что муссирую и массирую? Да ты у меня сейчас сам запросишь! Я же могу изобразить!
Ах, любопытство, мать всех пороков! Веселуха приоткрыл глаз, чуть прижал одеяло - и увидел.
Там зрело банановое лето. Там асфальт плавился и трава ядовито зеленела, мутью расплываясь в глазах. Огромный супермаркет со стеклянным куполом, замок мирового торга, восстал посреди поля. Звездные флаги развевались наверху. А внутри цвело изобилие. Полки ломились от товаров. Пахло кондиционером. Продавщицы, толстые "афроамериканки" в розовых фартуках, целовались на глазах у покупателей. Все было напоказ. Реклама свистела у Веселухи в ушах: зубы...пиво...право...кроссовки... Закон разливался под всем этим, как подливка из горячего асфальта. Вдали белели легкие замки банков, на них залегли люди с автоматами. А на небе напряженно сияло солнце.
Ты потребил, тебя ли "потребли" в этой свалке? И не все ли равно, ты ли отымел, или тебя, если кругом общая зараза и бесплодная земля? И куда бежать? Все дороги пройдены, а твоя личная выбрана не тобой. Бог знает, что мы творим. Но и к Богу обращаемся мы, как трехлетние дети: реши за нас, избавь нас от нашей свободы...
- Ты не по карману мне, Веселуха, - Дух Времени с великим удовольствием развел руками. - Что ж, я приду в другой раз...
И Дух Времени бесплотно, бесплодно, бесплатно ушел, что-то бурча под нос. Веселуха недовольно надвинул одеяло на нос и уснул.
Паше Ненашеву в ту ночь тоже не спалось. Маринка рядом свернулась тепленьким клубком и посапывала, а Паше как будто кто в глаза пружинки вставил. - "Ну, кто меня заставлял в десять вечера кофе пить? - спрашивал он себя. - Неначе все от этого". Но на самом деле дело было не в кофе: просто Паша прокручивал про себя, как он будет говорить с директором о новой маркетинговой концепции. Этот разговор почему-то казался ему очень важным; Паша уже начал придумывать седьмой по счету вариант. Выглядел он так.
- Вы, Ян Владиславович, до сих пор думаете, что мы продаем приборы, скажет он.
Веселуха кивнет и удивится: а что, мол, тут не так?
Тогда Паша доверительно к нему пристроится и скажет:
- Н-не так! В этом-то и была ваша ошибка.
(Тонкое место. Кабинет теперь у Веселухи высоко, внизу бетон. Впрочем, окно можно закрыть.)
Допустим, что Веселуха его не выкинет, а просто даст понять, что у директоров ошибок не бывает - кроме тех случаев, когда они отдают денежные потоки в чужие руки. И покажет, что теперь-то шланг в его руках.
- Конечно, - согласится Паша. - Все так.