Цыганки в то время в палатках находились, не видели, а из мальчишек слова не вытянешь... - Прокурор помолчал. - Подозрительным кажется поведение Розы. Мне она сказала, что спала в палатке, а другие цыганки говорят, будто Роза догнала табор на шоссе, когда цыгане "голосовали", останавливая попутные машины.- Может, она просто отстала?- Может быть, но что-то тут не то. Роза сильно запугана, без слез говорить не может...После оперативного совещания у подполковника остались прокурор и Антон Бирюков. Все трое были невеселы. Посмотрев на Бирюкова, подполковник вздохнул:- Видишь, Антон Игнатьевич, как приходится тебе вступать в новую должность. Будто нечистая сила подкинула это убийство! - И, словно стараясь приободрить нового начальника уголовного розыска, заговорил бодрее: - С жильем для тебя вопрос решен. Можешь прямо сейчас идти в горисполком. Возьмешь там ордер и ключ от квартиры. В новом доме...Бирюков ладонью откинул свалившуюся на лоб волнистую прядь волос:- Спасибо, Николай Сергеевич. Пожалуй, будет лучше, если я сейчас, не тратя времени, поеду в Серебровку. По-моему, ключик от преступления надо искать там.
- Считаешь, Голубев не справится?
- Мне легче, чем ему. В Серебровке ж мои земляки Живут...
- Да! - словно вспомнил подполковник. - Ты ведь родом из Березовки, а от нее до Серебровки - сущий пустяк. Родителей попутно проведаешь. Давно у них был?
- В прошлом году.
- С отцом-то твоим, Игнатом Матвеевичем, я часто вижусь. Председательствует он в колхозе славно, на здоровье сильно не жалуется. Рассказывал, что даже дед Матвей и тот еще бодро себя чувствует. Сколько лет твоему деду?- Как он сам говорит, давно уже со счета сбился.- Геройский старик! - Подполковник обернулся к прокурору.- Представляешь, в империалистическую войну всех четырех Георгиев заслужил, а за гражданскую - орден Красного Знамени имеет.- Так ведь и Игнат Матвеевич с Отечественной вернулся полным кавалером "Славы"...Бирюков встал. Подполковник живо спросил:- Значит, едешь?- Прежде переговорю с Козаченко к Розой.- Возьми нашу машину.- Не стоит, Николай Сергеевич, в Серебровку мне лучше на попутной добраться.- Ну, как знаешь, - Гладышев протянул руку. - Желаю успеха.Когда Бирюков вышел из кабинета, подполковник сказал прокурору:- Мировой парень! В свое время я его через год после института в старшие оперативники выдвинул, и он ни одного дела не завалил.- Голубев слабее? - спросил прокурор,- Голубеву подсказывать надо. Вот с Бирюковым у него прекрасно получается: Бирюков - голова. Голубев - ноги.
5. ВОЖАК И РОЗА
Сутулясь на стуле, Козаченко исподлобья смотрел на Бирюкова и молчал. Боковой свет из окна делил угрюмое лицо и окладистую бороду цыгана на две симметричные половины. Затененная левая сторона казалась сизовато-черной. На ней выделялся лищь выпуклый злой глаз да под ухом золотилась круглая серьга величиною с металлический рубль. Поверх атласной желтой рубахи на цыгане была замшевая черная жилетка. Брюки из зеленого вельвета с напуском на хромовые сапоги. Плечи широкие, крепкие. Руки с крапинками въевшегося металла. По паспорту цыгану было за пятьдесят, но выглядел он моложе.- Почему нам де разрешают уехать из райцентра? - наконец хрипло выдавил Козаченко. - Мы не совершили никакого преступления...Бирюков облокотился на стол:- Подозрение, Николай Николаевич, на ваших людей легло.- Подозрение - не обвинение.- Да вас ведь и не обвиняют. Но пока обстоятельства дела выясняются, придется вам побыть в райцентре.- Больше десяти суток ждать не будем. Не предъявите за это время обвинение - уедем.- Думаю, что за десять суток все выяснится, - сказал Бирюков. - Вам доводилось отбывать наказание?- Нет. Я не нарушаю закон.- Откуда же знаете уголовно-процессуальный кодекс?- Я старший в таборе, мне все надо знать.
- Почему, как старший, не хотите отвечать на вопросы, касающиеся убийства пасечника?- Потому что не убивали его, Я прокурору уже отвечал...- Неубедительно отвечали. Сами, Николай Николаевич, посудите: разве взятое у пасечника колесо может послужить поводом для обвинения цыган в убийстве? Уезжая из Серебровки, вы чегото другого испугались... Чего?Не отводя от Бирюкова немигающих глаз, Козаченко словно воды в рот набрал. Светлая половина лица его нервно вздрагивала, как будто ее кололи иголкой. Чтобы не играть в молчанку, Бирюков заговорил снова:- И еще неувязка, Николай Николаевич, получается... Никто из находившихся в таборе не видел, как угнали вашу лошадь. А ведь прежде, чем угнать, лошадку запрягли в телегу...- Ромка, сын мой, запрягал кобылу, - неожиданно сказал Козаченко. - В столовку с братом хотел съездить...- Столовой в Серебровке нет.- В Березовку хотел ехать. Пока братана будил - кобылу угнали.Сказанное могло быть правдой, однако чувствовалось, что Козаченко боится запутаться в своих показаниях.- Кто избил Розу? - спросил Бирюков.- Гришка-пасечник.- За что?- Пьяный, собака, был. Кнутом хлестал.- У него не было кнута.Козаченко напружинился:- Кобылу Гришка на пасеке держал... Как без кнута с кобылой?..- Не было у Репьева кнута, Николай Николаевич.Козаченко хотел что-то сказать, но передумал. Чуть приоткрывшись, он тут же замкнулся, как испуганная улитка. Проводив его, Бирюков снял форменный пиджак - появляться в цыганском табора в милицейской форме не имело смысла. Заглянувший в кабинет Слава Голубев спросил:- Что толкует Козаченко?- Ничего конкретного. У тебя какие успехи?- Больницы обзвонил - никаких раненых за последние двое суток. Сейчас начну по фельдшерским пунктам шерстить.- Давай, шерсти. А я попробую встретиться с Розой.Три серых цыганских палатки пузырились за домом прокуратуры, на опушке соснового бора, рассеченного широкой лентой шоссейной дороги, уходящей из райцентра на восток, У обочины шоссе, метрах в двадцати от палаток, пустовал синенький летний павильон автобусной остановки. Бирюков подошел к павильону и присел на скамью. Будто дожидаясь автобуса, стал присматриваться к табору.У крайней от дороги палатки старая цыганка в пестром наряде сама себе гадала на картах. Чуть подальше от нее молодой чубатый цыган медленно перебирал струны гитары. Рядом с ним худенькая цыганочка кормила грудью ребенка. За палатками двое шустрый цыганят бросались друг в друга сосновыми шишками. Старшему, видимо, надоело это. Он проводил завистливым взглядоц промчавшегося по дороге мотоциклиста и вдруг направился к Бирюкову, Не дойдя метра три, остановился. Почесал одна о другую пыльные босые ноги, спросил:- Куда едешь?- Пока не еду - автобус жду, - ответил. Антон.- Дай пятак - на пузе и на голове спляшу.Бирюков подмигнул;- Сам умею плясать.- А дым из ушей пускать умеешь?- Нет.- Дай сигарету - покажу.- Рано тебе курить, - Антон достал из кармана гривенник.- Держи без пляски и курева,- Обманываешь?- Ну, почему обманываю?- Бесплатно деньги отдаешь.- Не хочешь так брать, расскажи что-нибудь или спой.- Чего рассказать?- Как тебя зовут, например.- Ромкой зовут... А спеть чего?- Цыганское, конечно.Мальчонка живо схватил монету и, притопывая изо всей силы пятками, зачастил;
А ручеечек-ручеек,А брала воду на чаек,А вода замутилася,А с милым разлучилася-а-а-а..,
- Хорошая песня, - сказал Антон. - Кто тебя научил?- Сеструха батькина, Розка.- Пригласи ее сюда.- Зачем?- Чтобы она сама мне эту песню спела.Ромка насупился:- Нельзя.- Почему?- Батька в палатку ее засадил.- За что?- Рыжих цыганят хотела в таборе расплодить.- Чего?..- За медом к пасечнику повадилась, вот чего.