- Довольно вам любезничать, - сказала Флер, - слышите гонг? Динни, я могу уступить вам мою маленькую гостиную; в случае чего постучите, и Майкл прибежит, вооруженный ботинком, словно он думал, что там крысы.
- Отлично, - сказала Динни, - только, по-моему, лорд Саксенден будет тих, как ягненок.
- Кто знает, - заметил Майкл, - он скорее похож на козла.
- Вот эта комната, - сказала Флер, когда они проходили мимо. - Cabinet particulier {Отдельный кабинет (франц.).}. Желаю успеха!..
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Сидя между Халлорсеном и молодым Тасборо, Динни сбоку видела во главе стола тетю Эм и лорда Саксендена, а справа от него - Джин Тасборо. "Она была тигрица, но, боги, как прекрасна!" Ее бронзовая кожа, овальное лицо и необыкновенные глаза пленяли Динни. Кажется, они пленяли и лорда Саксендена, - лицо его было и краснее и приветливее, чем обычно, и он уделял Джин столько внимания, что леди Монт оказалась целиком предоставленной косноязычному Уилфриду Бентуорту. "Помещик" хоть и был куда более благородного происхождения, чем Саксенден, - такого благородного, что даже не нуждался в титуле, - согласно табели о рангах, все же сидел по левую руку хозяйки дома. Рядом с ним Флер занимала разговором Халлорсена, так что Динни очутилась под обстрелом молодого Тасборо. Он говорил без всякого стеснения, искренне, как человек, не избалованный женским обществом, и отнюдь не скрывал того, что Динни мысленно называла "явным преклонением перед ее чарами"; и все же раза два она впадала, как он подметил, в "мечтательное забытье"; откинув голову, не шевелясь, она разглядывала его сестру.
- Ага! - сказал он. - Она вам нравится?
- Просто прелесть!
- Если я ей это скажу, она и глазом не моргнет. Самое прозаическое существо на свете. Кажется, она совсем покорила своего соседа. Кто это?
- Лорд Саксенден.
- Да ну! А кто этот чистопородный англичанин в конце стола, с нашей стороны?
- Уилфрид Бентуорт, у нас его зовут "Помещиком".
- А рядом с вами - тот, что говорит с миссис Монт?
- Профессор Халлорсен из Америки.
- Красивый парень.
- Да, говорят, - сухо сказала Динни.
- А вы не согласны?
- Мужчине неприлично быть красивым.
- Рад, что вы так считаете.
- Почему?
- Значит, и некрасивые могут на что-то надеяться.
- Вот как? Вы всегда напрашиваетесь на комплименты?
- Знаете, я ужасно рад, что мы наконец познакомились.
- Наконец? Еще сегодня утром вы не знали, что я существую.
- Да. Но это не мешает вам быть моим идеалом.
- Боже мой! Это у вас на флоте так полагается?
- На флоте нас прежде всего учат не зевать.
- Мистер Тасборо...
- Алан.
- Я начинаю верить в "девушку в каждом порту".
- У меня, - серьезно сказал молодой Тасборо, - нет ни одной. И вы первая, кого мне хотелось бы назвать своей девушкой.
- Да ну? А может, даже - ну и ну!
- Факт! Видите ли, служба на флоте - штука нелегкая. Когда видишь то, что тебе нужно, лови момент. Возможностей не. так уж много.
Динни рассмеялась.
- Сколько вам лет?
- Двадцать восемь.
- Значит, вы не участвовали в бою у Зеебрюгге?
- Участвовал.
- Тогда понятно. Вы привыкли брать на абордаж,
- И идти за это ко дну.
Она ласково на него взглянула.
- Теперь я поговорю со своим врагом.
- Это ваш враг? Хотите, я им займусь?
- Его гибель не принесет мне пользы, если он прежде не сделает того, что мне надо.
- Жаль; на вид он опасен.
- Вас давно уже подкарауливает миссис Маскем, - шепнула Динни и повернулась к Халлорсену.
Тот произнес с полупоклоном: "Мисс Черрел!.." - словно она свалилась с луны.
- Говорят, профессор, вы замечательный стрелок.
- Ну, знаете, я не привык, как вы тут, чтобы птица сама просилась в ягдташ. Может, в конце концов и привыкну. Но пока все для меня здесь так ново.
- И жизнь вам улыбается?
- Еще бы! Быть с вами в одном доме - большая честь для меня, мисс Черрел.
"Артиллерия бьет справа, артиллерия бьет слева", - подумала Динни.
- А вы уже придумали, - спросила она вдруг, - как вам загладить свою вину перед моим братом?
Халлорсен понизил голос.
- Я глубоко уважаю вас, мисс Черрел, и сделаю все, что вы захотите. Если угодно, я напечатаю в ваших газетах опровержение и откажусь от всего, что написал о нем в книге.
- А что вы потребуете взамен?
- Разумеется, ничего, кроме вашего расположения.
- Брат передал мне свой дневник для опубликования.
- Если это для вас лучше - публикуйте.
- Наверно, оба вы никогда и не пытались понять друг друга.
- Пожалуй, нет.
- А ведь вас там было только четверо белых. Можно спросить, что именно раздражало вас в моем брате?
- Если я скажу, вы на меня рассердитесь.
- Нет, я умею быть справедливой.
- Что ж, прежде всего я убедился, что у него обо всем есть предвзятое мнение и он отнюдь не собирается его менять. Вот мы попали в страну, которой совсем не знаем, живем среди индейцев и других малоцивилизованных людей, а капитан Черрел хочет, чтобы все было как в Англии, по всем правилам, и чтобы правила эти соблюдались. Я думаю, если" бы ему позволили, он надевал бы к ужину фрак.
- Но помилуйте, - сказала, немного растерявшись, Динни, - мы, англичане, убедились на опыте, что строжайшее соблюдение правил - наша главная опора. Мы добились своего в самых диких и забытых богом местах только потому, что везде оставались англичанами. Читая дневник брата, я, наоборот, думала: беда его в том, что ему не хватило твердости и выдержки.
- Да, не в пример лорду Саксендену или мистеру Бентуорту, - Халлорсен кивком головы указал на конец стола, - он у вас не типичный Джон Буль; может, потому-то я его и не понял. Нет, он человек очень нервный и уж слишком скрытный - стиснет зубы и грызет себя втихомолку. Похож на породистого скакуна, запряженного в извозчичью пролетку. Вы, видно, из очень старинного рода, мисс Черрел?
- Да, но мы еще не впали в детство.
Она заметила, как он перевел глаза на сидевшего напротив Адриана, потом посмотрел на тетю Уилмет и на леди Монт.
- Мне бы хотелось побеседовать о старинных семьях с вашим дядей, хранителем музея, - сказал он.
- А что еще вам не понравилось в брате?
- Понимаете, я чувствовал себя перед ним дубиной.
Динни чуть подняла брови.
- Вы только представьте себе, - продолжал Халлорсен, - мы попали в распроклятое - извините за выражение! - место, в страну примитивную, грубую. Что ж, я и сам становился примитивным, грубым - под стать этой стране; а он этого не желал, и все тут.
- Или не мог? А может, все дело в том, что вы - американец, а он англичанин? Сознайтесь, профессор, мы, англичане, вам не нравимся.
Халлорсен рассмеялся.
- Вы мне очень нравитесь.
- Спасибо, но нет правил без...
- Что ж, - лицо его стало жестче, - я не люблю претензий на превосходство, в которое не верю.
- А разве мы одни этим отличаемся? Как насчет французов?
- Будь я орангутангом, мисс Черрел, мне было бы наплевать, что шимпанзе задирают нос.
- Понимаю, это уже совсем другая порода. Но, простите, профессор, как насчет вас самих? Разве вы не избранная раса? Разве вы этого не твердите все время? Разве вы согласитесь поменяться местами с каким-нибудь другим народом?
- Ни за что.
- А разве это не равносильно претензии на превосходство, в которое не верим мы?
Он рассмеялся.
- Тут вы меня поймали; но до сути дела мы еще не добрались. В каждом человеке есть своя спесь. Мы - молодая нация; у нас нет ваших корней и вашей старины; у нас нет вашей привычки считать себя солью земли; мы еще не устоялись - слишком уж нас много и слишком мы разные. Но, кроме наших долларов и наших ванных комнат, у нас есть еще кое-что, чему вы можете позавидовать.
- Что именно? Назовите, пожалуйста.