Эдит, как большинство девушек, которые недавно начали выезжать, танцевала до полного изнеможения и была словно в каком-то ослепительном сне
- состояние, весьма близкое тому подъему, который испытывают возвышенные души после нескольких бокалов спиртного. Мысли ее парили где-то далеко,
на крыльях звучавшей в ушах музыки; в мерцающем, многоцветном полумраке, нереальные, как призраки, появлялись и исчезали партнеры. Все было на
грани между бредом и явью, и Эдит мнилось, что с тех пор, как она ступила на паркет, протекли не часы, а дни. С кем только и о чем только она не
болтала! Кто-то поцеловал ее, и человек шесть объяснились ей в любви. В начале бала она танцевала то с тем, то с другим из студентов, но потом у
нее, как у всех девушек, которые пользовались особенно большим успехом на балу, образовалась постоянная свита: с полдюжины кавалеров сделали ее
своей избранницей и поочередно и безостановочно приглашали танцевать, распределяя свое внимание между ней и еще двумя-тремя признанными
красавицами.
Раза два она видела Гордона. Он еще долго сидел на лестнице, подперев голову рукой, уставив тусклый взгляд в какую-то точку на полу. Он был
грустный и очень пьяный, и Эдит всякий раз поспешно отводила глаза. Но все это, казалось, было когда-то давно. Теперь мозг ее дремал, все чувства
были притуплены, как в сомнамбулическом сне, и только ноги продолжали скользить по паркету, а с языка сами собой слетали сентиментальные
банальности.
Все же Эдит была не настолько утомлена, чтобы не почувствовать благородного негодования, когда перед ней предстал величественно и блаженно
пьяный Питер Химмель. Эдит ахнула и уставилась на него.
- Боже мой, Питер!
- Я немножко выпил, Эдит.
- Прелестно! Не кажется ли вам, что это свинство, если вы пришли на бал со мной?
Но тут она не сдержала улыбки - Питер смотрел на нее растроганно-влюбленным взглядом, то и дело глупо ухмыляясь во весь рот.
- Милая Эдит, - начал он с чувством. - Вы знаете, что я люблю вас, знаете, верно?
- О да, я это вижу.
- Я люблю вас, и я.., я просто хотел вас поцеловать, - сказал он печально.
От его смущения, от его замешательства не осталось и следа. Эдит - самая красивая девушка на всем свете. Самые красивые глаза - как звезды в
небе. Он хочет попросить у нее прощенья; во-первых, за то, что осмелился лезть к ней с поцелуями, во-вторых, за то, что напился... Но он был так
обескуражен, ему показалось, что она очень рассердилась на него...
Его оттеснил толстый молодой человек с красным лицом, которое расплылось в улыбке, когда он увидел Эдит.
- Вы приехали сюда с кем-нибудь? - спросила его Эдит.
Нет, краснолицый молодой человек явился на бал в полном одиночестве.
- В таком случае не могли бы вы.., если это не слишком вас затруднит.., не могли бы вы отвезти меня домой? - Эта робкая неуверенность была
лишь очаровательным притворством со стороны Эдит - она отлично знала, что краснолицый молодой человек будет вне себя от восторга.
- Затруднит? Помилуй бог, я буду безумно рад! Вы даже не представляете себе, как рад!
- Я вам очень признательна. Вы страшно милы. Она глянула на браслетку с часами. Половина второго ночи. И когда она произнесла это про себя -
“половина второго”, - ей смутно припомнилось вдруг, как ее брат, когда они завтракали вместе, сказал, что он всегда работает в редакции до
половины второго ночи.
Половина второго ночи. И когда она произнесла это про себя -
“половина второго”, - ей смутно припомнилось вдруг, как ее брат, когда они завтракали вместе, сказал, что он всегда работает в редакции до
половины второго ночи.
Эдит решительно повернулась к своему случайному партнеру:
- На какой мы улице, кстати, - где этот “Дельмонико”?
- То есть как? На Пятой авеню, разумеется.
- Да нет, какой квартал?
- А.., позвольте.., угол Сорок четвертой улицы. Значит, она не ошиблась. Редакция, в которой работает Генри, на той стороне, сразу за углом.
И тут же ее осенило, что она может забежать к нему на минутку. То-то он удивится, когда откуда ни возьмись к нему впорхнет такое ослепительное
чудо в новом малиновом манто! Это развлечет бедняжку.
Эдит обожала такие эскапады - такие отчаянно-смелые, как ей казалось, выходки. Идея крепла, завладевала ее воображением. Поколебавшись с
минуту, Эдит решилась.
- Боже, что с моими волосами! - проворковала она своему партнеру. - Вы не рассердитесь, если я пойду поправлю прическу?
- Ничуть, разумеется.
- Вы прелесть!
Через несколько минут, закутавшись в малиновое манто, она с пылающими от волнения щеками сбежала по одной из боковых лестниц, спеша
осуществить свою затею. На площадке жарко спорила какая-то парочка: официант с безвольным подбородком и весьма ярко накрашенная молодая особа.
Эдит шагнула мимо них, отворила дверь и окунулась в теплую майскую ночь.
Глава 7
Накрашенная молодая особа проводила Эдит быстрым недружелюбным взглядом, затем снова повернулась к официанту и возобновила пререкания.
- Ступайте-ка лучше наверх и скажите ему, что я здесь, - решительно заявила она. - А не то я пройду сама.
- Никуда вы не пройдете, - сурово сказал Джордж.
Девица иронически усмехнулась.
- Ах, не пройду, вот как? Да у меня тут куча знакомых среди этих студентов, если хотите знать, и каждый из них рад будет пригласить меня на
бал.
- Может, и так, да...
- Может, и так! - перебила она его. - Конечно, вот такие, как эта, - еще неизвестно, куда это она побежала, - могут тут приходить и уходить,
сколько им вздумается, а когда я хочу повидать приятеля, ко мне высылают какого-то задрипанного официанта!
- Послушайте, - возмущенно сказал Кэй-старший. - Я не хочу потерять из-за вас место. Может, этот парень, о котором вы толкуете, совсем не
желает вас видеть.
- О, не беспокойтесь, желает!
- Ну ладно, все равно - разве найдешь его в этой толкучке?
- А вы только спросите Гордона Стеррета, и вам его сразу покажут, - сказала она уверенно. - Они все там друг друга знают.
Она достала из сумочки долларовую бумажку и протянула ее Джорджу.
- Вот, - сказала она. - Вот вам на чай. Разыщите его и передайте то, что я велела. Если через пять минут он не появится здесь, я сама
подымусь наверх - так и передайте.
Джордж с сомнением покачал головой, подумал, явно испытывая мучительные колебания, и наконец удалился.
Гордон Стеррет спустился по лестнице раньше отведенного ему срока. Он был еще сильнее пьян, чем в начале бала, но уже по-другому.