Но перед этим минут пять трещала без умолку. Дескать, у нее ко мне масса интересных предложений, мы можем их обсудить и за обедом, и там и сям, и куча у нее всяких проектов, и редкий она деловой партнер, и в Париже чуть ли не с Шираком вась-вась, и здесь у нее редкие связи. Ну, я ей и сказал, что завтра в Париж вылетаю, а она пусть по своим старым связям пока пройдется, а как приеду, так я ей сразу позвоню. Мне, дескать, редкое везение выпало, на определителе ее номер высветился. Она говорит, мол, я не со своего телефона звоню, в следующий раз позвоню со своего. Я говорю, да что за проблемы, давайте мне свой, я обязательно позвоню сам, леди не должна звонить первая. Позвоню, обязательно позвоню, все обсудим. Она все поняла и стала звонить тебе.
– Паш, я тоже все понял. Я тоже знаю этих деловых дам. Меня тоже невозможно заставить ничего сделать, если я сам этого не захочу. Что ты из меня изображаешь какую-то Шапку Красную!
– В том-то и опасность, что любое желание можно спровоцировать. Предупрежден – значит, вооружен. Знаешь, береженого Бог бережет. Короче, до связи, а эту шалашовку в шею гони и не церемонься особенно. Она к таким делам привычная. Отряхнется и дальше пойдет. Простаков на ее век хватит. Думаю, у нее за поясом уже есть приличная коллекция скальпов. Береги свой.
– Да иди ты. Я все понял. Буду бдителен.
– Вот и ладушки. Ну, давай. До встречи. Береги себя.
– Ты тоже, – сказал Павлов и положил трубку.
Звонок товарища развеселил его. Можно подумать, он действительно ничего в жизни не понимает и клюнет на эту охотницу за черепами, набитыми деньгами. Новый звонок окончательно отвлек его от мыслей о Троцкой, и банкир тут же забыл о предстоящей встрече.
Однако час пробил, и Татьяна Троцкая явилась минута в минуту. Как всегда, при полном макияже, на высоких каблуках и с большой сумкой наперевес. Видимо, она собиралась провести презентацию себя, любимой. Именно так и оказалось.
Павлов приветствовал ее у двери, проводил до кресла.
– Чем обязан визиту столь занятой дамы?
– Да, дел очень много. Каждый день расписан. Столько всего надо успеть сделать. Вот книгу пишу. Кстати, я вам принесла несколько статей обо мне. Я же, знаете, в Париже живу. Там я известна больше, чем у себя на родине. Французы от этого в шоке.
Она вывалила на стол журналы, фотографии, книги.
– Да, да, припоминаю, вы уже это рассказывали, я и сам читал о вас в «Огоньке».
– А, это… Ну, это как-то, знаете, не очень удачное интервью.
– Неужели? А мне нравится, как пишет Александр Никонов. Такой потрясающий жанр документального стеба. Я даже книжку его купил «Прокисшие сливки». Ваше интервью там тоже есть.
– Уверяю вас, в Париже обо мне пишут лучше. Совершенно восторженно. Вот даже мою книгу издали.
– О, как интересно. Сами писали?
– Ну, помогали там какие-то французы. Им же интересно – русская, из Сибири, своим умом, своим талантом пробилась к европейской известности.
Пока она верещала, Павлов из вежливости перебирал журналы, полистал книгу. Журналы были двухгодичной давности. В книжке какая-то солянка из трудностей советской жизни и женских побед. Видимо, у дамочки действительно редкие пробивные способности.
– А мода на ужасы российской жизни, я смотрю, еще не прошла. Большой тираж у книжки?
– Это коммерческая тайна, и гонорар тоже тайна. Могу сказать, что он просто до неприличия огромен. Мне вообще платят тысячи и тысячи евриков за фотосессии, за участие в реалити-шоу я тоже заработала очень приличные деньги. Потому, вы понимаете, я женщина состоятельная. Весьма и весьма.
– Понимаю, но, видимо, ваши деньги там, где вы живете, и размещаются. Редко кто ввозит деньги сюда. Чаще все-таки вывозят.
– Андрей, можно я вас буду звать иногда Андрюшей? Хоть я и намного младше вас, но мне хочется вас так называть.
– Да какая разница – младше или старше? Называйте.
– Разница есть. Сразу скажу, не таясь, мне двадцать семь лет. Так вот, Андрюша, дело в том, что у меня в Москве есть пять квартир, которые я сдаю. Я в свое время очень выгодно продала свой бизнес в Омске. Смогла уехать во Францию, ну и решила кое-что из недвижимости в Москве прикупить.
Павлова потешала презентация «юной» посетительницы. На вид ей спокойно можно было дать лет тридцать пять, хотя выглядела при этом она очень хорошо. Но женщины обожают уменьшать свой возраст. Чем бы дитя ни тешилось… Что же касается бизнеса, так Андрею даже стало интересно.
– Что же это за бизнес был? Нефтяной?
– Да нет, рекламное агентство. О, это была целая история. И я вам ее с удовольствием расскажу, но не здесь. Вся эта обстановка не располагает к откровенной беседе, а я хочу быть с вами откровенной, поскольку собираюсь и готова с вами сотрудничать. Кто знает, возможно, вы заинтересуетесь моими проектами. Их у меня множество. Я здесь буквально по дороге приметила очень милый итальянский ресторанчик. Я вас приглашаю. Давайте вместе проведем бизнес-ланч. Вы же не откажете даме?
Андрей вспомнил дружеские наставления Отвагина, все его предостережения и совет гнать Троцкую взашей. Он с удовольствием сделал бы это, но совершенно не представлял себе – как именно. В результате вслух он произнес:
– Конечно, с удовольствием. Но уж разрешите мне вас пригласить самому.
Комплот Корбюзье
В гостях у Проскуриных время летело незаметно. Шапошникова накормили ужином, напоили чаем. Владимир абсолютно погрузился в атмосферу этого дома.
– А вот теперь пришло время показать вам последнее письмо Корбю к бабушке, так ею и не прочитанное. Те письма, которые он писал ей в тридцатых годах, носят глубоко личный характер. Последнее же письмо было в письме к Бурову. Оно шло по официальным каналам. Учитывая, что читать будут и цензоры, Шарль Эдуар писал для бабушки как бы между строк. Конечно, она сама прочитала бы там больше, чем мы. У них был свой код. Вообще, она понимала его без слов. Вот так. Сколько лет прошло, а он все мечтал построить под Москвой виллу для себя и бабушки, для большой семьи. Он мечтал о доме, где ощущалось бы тепло семейного очага, о доме счастья.
Ангелина Ивановна пригласила гостя в кабинет, где Аня достала из старинного бюро шкатулку.
– Вы читаете по-французски, Владимир? – спросила Ангелина Ивановна.
– Нет, к сожалению.
– Собственно, сейчас подлинников у нас нет, они в банке у Андрея. Он брал их, чтобы сделать ксерокопии писем и перевода для одной французской журналистки. Копии он принес. А подлинники оставил в сейфе, ему надо было куда-то еще заехать, и он не хотел их с собой возить, все-таки для нас это большая ценность.
– Еще бы – и не только для вас. А зачем французской журналистке перевод?
– Да она, собственно говоря, русская. Конечно, она и сама могла бы перевести, но уж если это сделано, так зачем лишнюю работу брать на себя. В общем, у вас еще будет возможность увидеть настоящие письма Корбюзье. Андрей завтра их привезет.
– А журналистка собирается статью писать?
– Нет, это должен быть телевизионный фильм. Она очень живо поначалу интересовалась нашей историей. Говорит, что готовит сенсацию в Париже, хотя я даже не знаю, как к этому относиться и надо ли вообще предавать гласности историю нашей семьи. Но Андрей считает, что надо, да и сам Корбюзье так считал. О нем много писали, он это всячески стимулировал. Впрочем, дама эта куда-то пропала, и, я думаю, все ее планы – пустой звук, она не показалась мне серьезной журналисткой.
Да собственно, не о ней речь.