СТРОФА ПЕРВАЯ
Начать с того, что Марли был мертв. Сомневаться в этом неприходилось.
Свидетельство о егопогребениибылоподписаносвященником,причетником,
хозяиномпохоронногобюроистаршиммогильщиком.Онобылоподписано
Скруджем. А уже если Скрудж прикладывал к какому-либодокументуруку,эта
бумага имела на бирже вес.
Итак, старик Марли был мертв, как гвоздь в притолоке.
Учтите: я вовсе не утверждаю, будто на собственном опыте убедился,что
гвоздь, вбитый в притолоку, как-то особенномертв,болеемертв,чемвсе
другие гвозди. Нет, я лично скорее отдал бы предпочтение гвоздю,вбитомув
крышку гроба, как наиболее мертвому предмету изо всех скобяных изделий. Но в
этой поговорке сказалась мудрость наших предков, и еслибымойнечестивый
язык посмел переиначить ее, вы былибывправесказать,чтострананаша
катится в пропасть. А посему да позволено мне будет повторить еще и еще раз:
Марли был мертв, как гвоздь в притолоке.
Знал ли об этом Скрудж? Разумеется. Какмоглобытьиначе?Скруджи
Марли были компаньонамиснезапамятныхвремен.Скруджбылединственным
доверенным лицом Марли, его единственным уполномоченным во всехделах,его
единственным душеприказчиком, егоединственнымзаконнымнаследником,его
единственным другомиединственнымчеловеком,которыйпроводилегона
кладбище. И все же Скрудж был не настолько подавлен этим печальным событием,
чтобы его деловая хватка могла ему изменить, и день похорон своего другаон
отметил заключением весьма выгодной сделки.
Вот я упомянул о похоронах Марли, и это возвращает меня к тому, счего
я начал. Не могло быть ни малейшего сомнения в том,чтоМарлимертв.Это
нужно отчетливо уяснить себе, иначенебудетничегонеобычайноговтой
истории, которую янамеренвамрассказать.Ведьеслибынамнебыло
доподлинно известно, чтоотецГамлетаскончалсяещезадолгодоначала
представления, то его прогулка ветреной ночьюпокрепостномувалувокруг
своего замка едва ли показалась бы нам чем-то сверхъестественным. Вовсяком
случае,неболеесверхъестественным,чемповедениелюбогопожилого
джентльмена, которому пришла блажь прогуляться вполночьвкаком-либоне
защищенном от ветра месте, ну, скажем, по кладбищу св. Павла, преследуяпри
этом единственную цель - поразить и без того расстроенное воображение сына.
Скрудж не вымарал имени Марли навывеске.Онокрасовалосьтам,над
дверью конторы, еще годы спустя: СКРУДЖ и МАРЛИ. Фирма была хорошоизвестна
под этим названием. И какой-нибудь новичок вделах,обращаяськСкруджу,
иногда называл его Скруджем, а иногда - Марли. Скрудж отзывался, как быего
ни окликнули. Ему было безразлично.
Ну и сквалыга же он был, этот Скрудж! Вот уж ктоумелвыжиматьсоки,
вытягивать жилы, вколачивать в гроб, загребать, захватывать, заграбастывать,
вымогать.
.. Умел, умел старый греховодник! Это был нечеловек,акремень.
Да, он был холоден и тверд, как кремень, и еще никому ниразувжизнине
удалось высечь из его каменного сердцахотьискрусострадания.Скрытный,
замкнутый, одинокий - он прятался какустрицавсвоюраковину.Душевный
холод заморозил изнутри старческие черты его лица, заострил крючковатый нос,
сморщил кожу на щеках, сковал походку, заставил посинеть губыипокраснеть
глаза, сделал ледяным его скрипучий голос. И даже его щетинистый подбородок,
редкие волосы и брови, казалось, заиндевели от мороза.Онвсюдувносилс
собой эту леденящую атмосферу. Присутствие Скруджа замораживало егоконтору
в летний зной, и он не позволял ей оттаять ни на полградуса даже навеселых
святках.
Жара или стужа на дворе - Скруджа это беспокоило мало. Никакое тепло не
могло его обогреть, и никакой мороз его не пробирал. Самый яростный ветер не
мог быть злее Скруджа, самая лютая метель не могла быть стольжестока,как
он, самый проливной дождь не был так беспощаден. Непогода ничем не могла его
пронять. Ливень, град, снег моглипохвалитьсятолькооднимпреимуществом
перед Скруджем - они нередко сходили на землю в щедром изобилии,аСкруджу
щедрость была неведома.
Никтоникогданеостанавливалегонаулицерадостнымвозгласом:
"Милейший Скрудж! Как поживаете? Когдазайдетеменяпроведать?"Ниодин
нищий не осмеливался протянуть к нему руку за подаянием, ни один ребенокне
решался спросить у него, который час, и ни разу в жизни ниединаядушане
попросила его указатьдорогу.Казалось,дажесобаки,поводырислепцов,
понимали, что он за человек, и,завидевего,спешилиутащитьхозяинав
первый попавшийся подъезд или в подворотню, а потомдолговилялихвостом,
как бы говоря: "Да по мне, человек без глаз, как ты, хозяин, куда лучше, чем
с дурным глазом".
А вы думаете, это огорчало Скруджа?Данисколько.Онсовершалсвой
жизненный путь, сторонясь всех, и те, ктоегохорошознал,считали,что
отпугивать малейшее проявление симпатии ему даже как-то сладко.
И вот однажды - и притом не когда-нибудь, а в самый сочельник, - старик
Скрудж корпел у себя в конторе над счетными книгами. Былахолодная,унылая
погода, да к тому же еще туман, иСкруджслышал,какзаокномпрохожие
сновали взад и вперед, громко топая по тротуару, отдуваясь и колотя себяпо
бокам, чтобы согреться. Городские часы на колокольне только что пробили три,
но становилось уже темно, да в тот день и с утра все,иогонькисвечей,
затеплившихся в окнах контор, ложились багровыми мазкаминатемнуюзавесу
тумана - такую плотную,что,казалось,ееможнопощупатьрукой.Туман
заползал в каждую щель, просачивался в каждую замочную скважину,идажев
этом тесном дворе дома напротив,едваразличимыезагустойгрязно-серой
пеленой, были похожи на призраки. Глядя на клубытумана,спускавшиесявсе
ниже и ниже, скрывая от глаз все предметы, можнобылоподумать,чтосама
Природа открыла где-то по соседству пивоварню и варит себе пиво к празднику.