.. Если бы я кому-нибудь рассказал, мне бы не поверили. Тут надо знать,
чувствовать. В школе я окунулся с головой в лабораторную работу. Весь этот год я занимался клетками лепестков розы, содержащими ароматические
масла. Я тебе уже рассказывал про это, но мне показалось, что тебе неинтересно... Короче говоря, я хочу вывести гибрид, у которого был бы запах
старинной розы, а форма и цвет — современной. Я хочу этого добиться путем научной гибридизации. Я не хочу скрещивать разновидности наугад,
рассчитывая на счастливую случайность.
Я попробовал изучить происхождение и преобразование некоторых разновидностей, которые выращивают здесь. Я стараюсь быть ученым, я не
согласен, черт их дери, быть колдуном.
Даниель колотил руками по матрасу. Он снова был вне себя. Своей яростью он заразил и Мартину. Луна, холодная и любопытная, чуть склонив
голову, заглядывала к ним в окно.
— Ты понимаешь, — спокойно продолжал Даниель, — я должен испробовать сотни различных комбинаций искусственного опыления одного сорта
другим. На тысячах экземпляров! Не наугад, а в комбинациях, основанных на научных соображениях.
Даниелю показалось, что сегодня Мартина слушает его с интересом. Кто знает, может быть, она увлечется тем, что составляет смысл его жизни?
Как это было бы прекрасно!
— Чтобы добиться необходимых результатов, надо с умом скрещивать розы, — говорил он. — Дедушка был великий специалист по разведению роз,
он даже составил очень хороший каталог, классифицирующий розы по сортам, разновидностям и прочему, но основывался он исключительно на их внешних
особенностях. У нас в двадцатом веке есть научные средства для определения родственных видов растений: делают микроскопический анализ клеток,
подсчитывают число хромосом. Розы, у которых одинаковое число хромосом, принадлежат к одному виду, и их-то и надо скрещивать между собой, чтобы
получить жизнеспособный гибрид.
Но я не буду тебя учить сейчас генетике... тебя и луну. Однако знай, что число 7 — решающее для хромосом розы и что при скрещивании роз
женское начало доминирует в форме, а мужское начало в окраске.
Он умолк. Мартина ровно дышала рядом с ним: наверно, она давно уже заснула, так бывает всегда, когда он говорит с ней о том, что для него
главное в жизни, тут уж ничего не поделаешь.
— Ты спишь? — спросил он тихонько.
— Нет... Если у нас будет дочь, мы назовем ее Хромосома.
Даниель был счастлив, ему немного было нужно для счастья. Как хорошо она его знает, как она умеет его успокоить!
— Теперь я тебе открою секрет...
— Скажи скорее,—Мартина сгорала от любопытства, она совсем проснулась.
— У меня здесь есть сообщник: кузен Пьеро. И я не потерял даром год! Он собрал одновременно со мной такую же пыльцу, как и я, подобную
той, что Бернар выбросил в окно. Он приготовил для опыления розы того же сорта, что выбрал я, когда Бернар снял с них колпачки. Он не доверял
Бернару. Я все делал у всех на виду, он же действовал своей кисточкой, таясь ото всех, а после моего отъезда собрал в октябре плоды и посеял их
семена под фальшивыми этикетками, как будто бы это были те сорта, которые выращивают здесь для продажи. А когда семена взошли, мой Пьеро отобрал
лучшие экземпляры и в феврале пересадил их.
А когда семена взошли, мой Пьеро отобрал
лучшие экземпляры и в феврале пересадил их. И тогда, слушай внимательно, Мартина... — Даниель поднялся и торжественно повысил голос: — Тогда...
Мартина оперлась локтем на подушку, вся — внимание.
— На одном из молодых розовых кустов, — сказал Даниель, — выросших в результате тайных опылений, которыми Пьеро занимался в начале июля
1949 года, в мае 1950 года расцвела роза! И какая роза! Она была, как негритенок, родившийся у белой женщины, — никак не скроешь срама! Это был
новый гибрид, поразительный гибрид! И, Мартина, — какой аромат! Непохожий ни на один из четырнадцати запахов роз: не лимонный, не гвоздичный, не
миртовый, не чайный... У этой розы был удивительный, непревзойденный запах — запах розы!..
Даниель ходил взад и вперед по неровным доскам пола.
— Когда Бернар обнаружил этот «срам», он пришел, говорят, в невероятную ярость. Что это такое? Откуда это? Он побежал к отцу и, наверно,
такого ему наговорил... Пьеро притворился, что он тут ни при чем, но отец тоже хитер, он прижал Пьеро к стенке и обозвал его всеми именами... И
это из-за каких-то нескольких десятков розовых кустов... Просто позор! Но теперь отец не хочет упустить и своей выгоды. Гибрид может оказаться
интересным, он это прекрасно видит. И вот в августе Пьеро уже с отцовского благословения привьет новый гибрид к шиповнику. Окончательно будет
видно, что из этого получится... через три-четыре года. Когда имеешь дело с природой, не приходится спешить. Но вдруг Бернар опять все
уничтожит? Меня дрожь пробирает... и не знаю отчего—от страха за розы или от ненависти к этому зловещему типу.
И верно, он дрожал, и Мартина тоже...
— Неужели ты думаешь, что он способен выдернуть привитые шиповники?
— Если он это сделает, я его убью! — Вдруг Даниель расхохотался. — Представляю себе, как я объяснял бы на суде, что я его убил из-за
истории с хромосомами... Что это борьба за прогресс... Что Бернар — подлый реакционер. Для них я был бы, наверно, сумасшедшим, который убил
человека из-за двух десятков погубленных розовых кустов. Им ни за что не понять, что это убийство — результат преступной страсти. Они отрубили
бы мне голову. И все-таки я бы его убил... Пойдем к окну, любимая, мне не хватает воздуха, я задыхаюсь...
Мартина подбежала к нему, они сели на подоконник открытого окна и вместе вдыхали сочный, свежий аромат, доносившийся к ним с плантаций,
словно охлажденный в огромном чане ночи, посеребренном луной.
Даниель декламировал:
Хафиз, стремишься к розе ты
со страстью соловьиной,
Ты жизнью оплатить готов пыль
под ногами стража роз.