- А чем?
- Топором, чем же...
В подвале жила самовольно вселившаяся нищенка-алкоголичка с тремя детьми. У нее нашелся топор. Мама стала взламывать дверь их квартиры, а когда взломала, оглянулась на запертые двери соседей:
- Вот ведь люди... Никто и не высунулся! Убивать будут, никто на помощь не придет.
На ночь они забаррикадировались изнутри, а утром мама по телефону вызвала столяра - чинить дверь. Столяра пообещали прислать до обеда, но когда Александр вернулся из школы, дверь по-прежнему стояла раскуроченная, а за ней, на табурете, мама сидела вся одетая, с вуалью на лице и ломала руки.
- Наконец-то! - вскочила она. - Ты уж тут покарауль, ладно? А мне надо бежать.
- Куда?
- "Куда, куда"! - рассердилась мама. - Да уж не на свиданье. Смотри не спускай глаз с двери. Суп еще теплый, а остыл - разогрей. Пока!
Суп он разогревать не стал. Вымыл большое и тяжелое антоновское яблоко, вытер, надкусил и пошел к шкафу. Он положил яблоко на пол, а из шкафа достал винтовку. Это был трофейный маузер, 4,65. Наиболее эффективное оружие в квартирном бою - легкое, многозарядное, скорострельное. Он осторожно положил винтовку на пол. Придвинул стул и с верхней полки шкафа достал маленькую, но увесистую коробочку патронов. Он сунул патроны в карман, подобрал винтовку, яблоко и вышел.
Вести наблюдение за входной дверью лучше всего было из его комнаты детской.
Дверь детской была двустворчатой и остекленной - на три четверти. Правую створку он накрепко заблокировал, вогнав штырь задвижки в пол, а левую приоткрыл. Бросил к порогу одеяло, подушку - улегся. Еще откусил от яблока, уже подернувшегося бежевым налетом окисла - так много в нем железа, - и взялся за винтовку. Вынул из нее вороненый, хорошо смазанный магазин, один за другим вдавил в него пять патронов. Потом взял шестой, отомкнул затвор и вставил патрон в ствол. Взвел затвор. После чего загнал обойму - с щелчком. И поставил винтовку на предохранитель. Укрыл ее, готовую к бою, краем одеяла и, облокотясь, стал беспечно доедать яблоко.
Дверь квартиры мог открыть кто угодно, теперь это уже не имело значения: пять в обойме, шестой в стволе...
На лестнице раздались шаги незнакомца. Он замер, а потом отложил огрызок на пол.
От стука входная дверь приоткрылась.
- Дома-то кто йо? - зычно спросили извне.
Под одеялом рука Александра перевела маузер в положение "Feuer", после чего он ответил:
- Есть.
Дверь распахнулась, вошел мужик. Он прикрыл за собой дверь и повернулся. В руке у него был деревянный ящик, откуда (Александр сглотнул) торчала кверху рукоять топора.
- Кто йо-то?
- Я, - подал голос с пола Александр.
Мужик увидел его и оскалил серые металлические зубы.
- "Я"... Тебе что, гроши оставили? Батька где твой?
- На работе, - соврал Александр.
- А матка?
- А мама, - сказал он, - сейчас вернется.
- Обождем тады. - Мужик сел на табурет, выставленный мамой в коридор, сбросил прямо на пол шапку, расстегнул овчинный полушубок и, озираясь, стал сворачивать на колене самокрутку. Насыпал махорки в обрывок газеты, лизнул, склеил. Чиркнул спичкой и окутался вонючим дымом.
- Чего на земле-то лежишь? Что чужой войдет, боишься?
- Ничего я не боюсь! - сказал Александр. - Так, читаю.
И он показал мужику обложку толстой книги - "Война невидимок", Николай Шпанов.
- Читает, ишь... Батька военный небось?
- Это же ДОС. Тут у нас все военные.
- В чинах али так, лейтенант?
- Майор.
- Вот оно как. Гроши небось гребет лопатой?
Александр сжал винтовку.
- Оклад-то, говорю, большой у него? - Не дождавшись ответа, мужик ответил себе сам: - Да уж ить не малый! Тыщонки три, а то и все пять... - Он наклонился, извлек из ящика топор.
Александр перекатился за угол. Винтовка была еще накрыта, но палец уже лежал на спусковом крючке.
Сапоги мужика зажали топор, а он достал из своего ящика бутылку с мутным картофельным самогоном, вытащил зубами газетный жгут затычки, взболтнул, запрокинул бутылку и надолго присосался, подмигивая при этом вниз Александру.
- А как же? Защитнички, - заговорил он, отсосавшись. - Сперва от Гитлера нас спасли, теперь вон от Имря Надя спасают, а там, глядишь, спасут и от Слуг Народа. А? Вот я и говорю: пускай им плотят. Слугам Народа, тем урезать надо. Тут Микита прав. Но Червону Армию нашу ты не трожь! Не жнет она, не сеет и на горбу сидит у нас, но дело свое Червона Армия туго знает. Ать-два! Режь-коли!
Мужик выпил еще и поднялся.
Александр откинул край одеяла и вскинулся с колена.
- А ну стой! - крикнул он. - Ни с места!
Мужик засмеялся.
- Руки вверх!
Если эта глыба вот сейчас, немедленно не подчинится, палец выстрелит.
Мужик поднял руки - темные и огромные.
- Да я ж водички, - сказал он, - испить...
Александр принагнул ствол.
- Садись!
Не опуская рук, мужик сел.
- В лоб-то хоть не цель!.. - взмолился.
Мушка сползла ему на сердце.
- Ф-фу! Ты что, боишься, что ли?
- Разговорчики! - прикрикнул Александр. Руки у него стали дрожать.
- Покурить-то дозволишь? Оно ить даже перед казнью дозволяют.
- Кури.
Над ним горела лампочка, отсвечивая на лысине. Покручивая головой и вздыхая, мужик свернул "козью ножку". Нагнулся в сторону топора...
- Стреляю! - крикнул Александр, поджимая спуск к задержке хода, за которой выстрел.
Мужик топор не взял. Взял спичечный коробок из своего ящика. Раскурил, бросил обратно.
- А возьми я топор, убил бы? Эх, - вздохнул мужик. - Знать не можешь доли своей - верно поют. С утра вот намахался, получил гроши, захмелился малость. Ну? Мне бы к бабке своей, а я дай, думаю, забегу по вызову. Забежал вот! Ядри твою палку. Кто же тебя, голубь, напужал так?
- Разговорчики!
- Во дает! - поразился мужик. - Ладно тады. Помолчим.
Они молчали.
- Это... Глотнуть могу?
- Глотни.
Не спуская глаз с черной дырки, мужик опустил руку и поднял бутылку.
- Только бы ты это: опустил бы? Ты и не захочешь, а оно и пальни. Что тогда? Сейчас-то не поймешь, а потом... Всю ведь жизнь казниться будешь, сердешный, что деда старого по малолетству порешил. Я-то что? Свое я так и так прожил. А вот тебя мне жалко.
Дырка подмигивала ему.
- Ну ладно... - Мужик взболтал самогон. - Пил я тебя с братами, пил с друзьями хорошими. Приходилось и в одиночку. Ну а сейчас с Тобой, Костлявая, выпью!
На этот раз он выпил все до дна, запрокидывая голову все выше и взявшись для упора левой ладонью за шею. Но не удержался и упал с табурета. Поставил аккуратно бутылку у стеночки, придвинул шапку.
- Ну как ты там, дите? А я того - сморился. Посплю я. Сонного-то не застрелишь? Ну а застрелишь, Бог с тобой! Ныне отпущаеши...
Подложил под щеку локоть и закрыл глаза.
С облегчением Александр закинул на плечо винтовку и прокрался мимо спящего в уборную. Пописав, он стряхнул последнюю каплю, застегнулся и вдруг услышал истошный мамин крик:
- Человека убили! Человека убили! Да придите же хоть кто-нибудь!..
Он вышел. Взвел глаза.
Она взялась под левую грудь, показывая вниз:
- Так это ты его?..
- Да живой я, бисовы дети! - отозвался с пола мужик. - Дайте доспать.
И накрылся воротом овчины.
ГЕНЕРАЛ КАВАЛЕРИИ
- Салават приехал! Салават приехал! - завизжала в прихожей Иля.
Александр поспешно закрыл и спрятал под себя учебник акушерства, жуткими картинками из которого воспользовалась для наглядности Иля, объясняя ему, что такое "аборт", на который легла его мама - в то время как Гусаров отсутствовал на зимних учениях. И так он, Александр, чувствовал себя неловко в чужом доме, а тут еще и брат Или. Который учится в самой Москве. И не где-нибудь - в МГУ, который Сталин нашей молодежи в наследство оставил на Ленинских горах.