- Ну, погоди, сестренка, погоди! - прекратил телячьи нежности студент. - Я так задубел, от вокзала идючи, что ничего не воспринимаю... Дай согреться.
Стукнул об пол портфель, и студент заглянул в гостиную. Все на нем искрилось от снега - и лисья меховая шапка, и ворсистое верблюжье пальто с широкими округлыми плечами. Ухватившись за кушак, он отступил в прихожую и спросил:
- А где же предки?
- Папа воздухом пошел дышать, а мама на рынок. Все баранину к твоему приезду ищет. Для плова.
- Неужели плов будет?
- Конечно, будет! Только со свининой, я так думаю.
- Да хоть с чем! Сто лет не едал!
Потирая руки, студент вошел в гостиную, и Александр приоткрыл рот. На брате Или был оранжевый пиджак, такой длинный, что почти до колен. Узкие брючки с широкими отворотами. А ботинки! Огромные, как утюги, и на толстенных подошвах. А под пиджаком, который студент МГУ неторопливо расстегнул, обнажился огромный галстук. Пестрый такой. С обезьяной. А точнее говоря - с орангутангом. Который ухмылялся... Девять лет уже прожил на этом свете Александр, но ничего подобного, одежды такой, не то что не видел, но и вообразить себе не мог.
- Это еще кто? - вдруг в бешенстве внезапном закричал студент.
- Одноклассник мой, - оробела Иля. - У нас сейчас живет.
Он привстал с учебника акушерства:
- А-александр.
- Хэллоу, май бой! - давнул ему руку студент. - Я имею в виду, почему у вас этот висит?
Александр оглянулся от стола. За ним, в простенке между пятнами окон, заиндевело-солнечно светящими сквозь тюль, висел портрет Сталина. В серебряной рамке. Исполненный мягким карандашом. Вождь был очень красив в своем белом мундире со звездами на погонах.
- Висит... - Иля озадаченно подняла брови, отчего на лбу ее еще заметней проступили следы от оспинок. - Он всегда ведь здесь висел. Или ты забыл?
- Палач усатый!
- Как это, "палач"? - опешил Александр.
- А так!
Александр с Илей переглянулись.
- Сколько он людей невинных погубил, знаете? Миллионы! До вас тут что, еще не дошло?
- Н-нет.
- И в школе вам ничего не говорили?
- Не говорили.
- Ничего, еще скажут. - Студент поднял руки и отцепил портрет. - Все, товарищ Coco! Кончилось ваше время!..
Он посмотрел туда-сюда, куда бы его деть, а потом вышел из комнаты. Прямоугольник свежей пустоты показывал, как сильно выцвели обои в гостиной. Александр взглянул на Илю, которая в ответ пожала плечами - в том смысле, что брату, как студенту МГУ, видней. На кухне лязгнуло накрытое портретом мусорное ведро, и студент вернулся - с хмурым лицом. А обезьяна с его галстука ухмылялась.
- Салават! - сказала Иля.
- Ну.
- Наверное, ты проголодался с дороги. Хочешь чайку? У нас даже зеленый есть.
- Хочу рюмку водки. - Салават сел за пианино и сорвал с крышки длинную салфетку. - Рюмку водки и хвост селедки, моя заботливая сестренка!
Студент по-мальчишески крутанулся на винте табурета.
- А ты, стало быть, с Илькой в одной школе?
- Угу.
- Это хорошо.
- И даже в одном классе.
- Да ну? - Он развернулся к Александру оранжевой своей спиной, открыл пианино, поднял руки и зашевелил в воздухе пальцами. - Это просто замечательно...
Александр кашлянул, после чего задал вопрос:
- А в Москве, там тоже так холодно?
- В Москве-то? Нет, в Москве оно гораздо холодней. В Москве, май бой, мороз просто ошеломляющий...
И он взбурлил тишину нисходящей гаммой.
- Такой, - добавил он, - что яйца в штанах звенят, а воробьи, те вообще на лету замерзают.
Александр принужденно усмехнулся.
- А вообще она какая, - спросил он, - Москва?
- Город контрастов! - отрезал студент надежду на серьезный разговор.
Семеня, Иля внесла поднос с бутылкой коньяка, рюмкой и блюдечком с нарезанным лимоном, поставила на стол.
- Сестреночка, люблю!
Старший брат подтащил ее к себе и чмокнул в затылок, в пробор между туго заплетенными косичками. Иля при этом потупилась от удовольствия - невзрачная, круглолицая девочка. Никогда не думал Александр, что судьба заставит их сойтись, тем более что был он влюблен в двух других одноклассниц - в брюнетку Таню Пустовалову с ореховыми глазами и подвижным ярким ртом, а еще в Нину Лозинскую, блондинку с незабудковым взглядом. Но увы, их мамы - Александра и Или - сдружились, как члены родительского комитета класса.
- Лейдиз энд джентльмен, ваше здоровье! - Салават свел глаза на рюмку, опрокинул ее, бросил в рот лимон - зажмурился. Вытащил изо рта колечко корки и открыл свои черные глаза. - Интересуешься, значит, столицей своей Родины? И правильно! Вот кончишь школу, и поступай в МГУ - мой тебе совет. Только в Москве должно жить джентльмену. Нашему советскому, естественно. Что есть джентльмен, знаешь?
Когда Александр знал даже, что есть "эсквайр"...
- Благородный человек.
- Именно так! При всех ее контрастах Москва, мой юный друг, - это целое государство. Высокоцивилизованное небольшое государство внутри огромного, но недоразвитого. Государство Будущего! Я уже здоровый долдон был" но все равно, поступив в МГУ, как скачок во времени совершил. И сюда уже возвращаюсь как в патриархальное прошлое. Как в детство обратно выпадаю... Ладно, дети мои! С вашего молчаливого одобрения я, пожалуй, еще рюмашку. А то после вчерашнего у меня мозги еще набекрень. Мы так вчера с ребятами дали по случаю благополучной сдачи сессии, что я, представьте себе, ничего не помню! Ни как в поезд усадили, ни как на полку взвалили.
- На верхнюю?
Салават выпил рюмку.
- На нее. Хорошо на верхней полке, у открытого окна! - пропел он. - Окно, правда, было задраено наглухо и заморожено вдобавок. Хотите, дети мои, я вам буги-вуги сделаю?
- А что это? - спросила Иля.
Вместо ответа Салават заиграл так, что в серванте зазвенел трофейный мейсенский хрусталь, а маятник в часах, красивых, как гроб, поставленный на попа, остановился. При этом Салават поднимал плечи своего оранжевого пиджака, тряс набриолиненной черной головой и оглядывался от клавиш, подмигивая и сверкая глазами. А потом и запел: Не ходите, дети, в школу,
пейте, дети, кока-колу!
Не ругайтесь, дети, матом,
а танцуйте буги-атом!.. Дети засмеялись.
- Нравятся буги-вуги? - закричал Салават. - Если нальете таперу, он вам еще не то сделает!..
Но сделать обещанное он не успел, потому что из двери раздалось:
- Салават! - И он отдернул руки от клавиш.
Вошел Генерал.
На нем была дымчато-серого каракуля папаха, черная кавалерийская бурка и сапоги со шпорами. Местное население, скорее, пугалось его вида, хотя жена генерала, запирая за ним дверь, говорила: "Опять пошел людей смешить!" Папаха на нем была полковничья, потому что именно полковником вышел он в отставку. Но называть его, было сказано Александру, следует: Генерал. Причем не "товарищ", а просто. Иначе он мог рассердиться. Потому что, сказала Иля, Генерал наш впал в детство.
Скрипя паркетом, Генерал шагнул к Салавату, и тот опустил крышку пианино и поднялся.
- Батыр! - Генерал поднял руку и в виде ласки сильно дернул сына за волосы, растрепал ему набриолиненный кок, с удивлением понюхал свою ладонь и добавил: - Салават Юлаев!..
Повернулся и, расстегнув бурку, тяжело опустился на тахту, накрытую бухарским ковром, восходящим до самого потолка. Стукнул нетерпеливо каблуком:
- Илька!
Когда не было супруги, с виду уже бабушки, огромной, мягкой, пестрой, с лицом, увешанным бордовыми бородавками, и неправильной русской речью, сапоги ему снимала дочь. В это время Генерал обменивался с сыном короткими фразами по-башкирски, взявшись для упора за складку ковра своими руками опухше-толстыми и покрытыми невеселыми веснушками. Так они говорили: вопрос ответ.