Не поддавайтесь на обманы пошлых поэтов,описывающих буколические радости. Красота– не более чем внешняя оболочка ужаса,и она неизбежно нуждается в смерти: самый прекрасный цветок уходит корнями в зловонную гниль. Я не буду терять время на унизительное воссоздание автопортрета; просто представьте себе самое отвратительное существо,которое Вам приходилось видеть,а затем умножьте это уродство на сто.
Джону Полидори не понадобилось особо рыться в памяти, чтобы вспомнить самое уродливое существо, какое ему пришлось увидеть за свою жизнь. Незнакомка как будто подглядела его самые тягостные воспоминания. Полидори с содроганием вспомнил один из самых мучительных эпизодов своей короткой жизни. Перед ним предстал зловонныйAbnormalCircus,глухие подвалы которого были удостоены жуткой чести стать подмостками чудовищного парада: крохотные карлики с горбами, подобными горам, когти вместо ногтей, пустые провалы глазниц, ампутированные или просто от рождения отсутствующие руки и ноги, звериное рычание, дикий хохот, глухие стоны, душераздирающий плач, невиданные болезни, несоразмерно огромные головы, мольбы о помощи. Наполовину прирученные – одни из них покорившиеся кнуту и ремням, другие, продолжавшие бунтовать против цепей и кандалов, – они двигались под грубые окрики и жестокие удары своих «укротителей», вырядившихся в ливреи с золочеными пуговицами. Они шли беспорядочной гурьбой по узкому, вонючему коридору, который вел в подземелье. Эти двадцать пятьfreaks,привезенные со всех частей света в смрадных, тесных трюмах самых грязных кораблей, были заточены в подвалыAbnormalCircus,чтобы впоследствии пойти с молотка на публичных торгах. А для того, чтобы окончательно лишить их малейшего сходства с людьми, их одели и раскрасили самым экстравагантным образом. Доктор Грин именно там проводил в качестве «обязательной практики» свое последнее занятие по патологии. Как утверждал сей кровожадный ученый муж, ежегодные торги, проводившиеся вAbnormalCircus,представляли собой неповторимый каталог жизненных форм, уникальную возможность напрямую наблюдатьpathos,недоступную в обыденной клинической практике. Джон Полидори помнил, как доктор Грин с видом «лабораторного» экспериментатора-аукциониста выставил перед аудиторией насмерть перепуганную женщину, в которой было не больше полуметра росту. Вместо глаз у нее было два мертвых белых шара, сквозь которые никогда не проникал свет. Чтобы доказать полную слепоту «пациентки», профессор достал и зажег спичку перед самым ее лицом. Женщина не обнаружила никаких рефлексов, пока пламя не приблизилось к коже. Тогда она скорчилась от боли и издала гортанный звук, глухой стон, исходивший, казалось, из глубин пещеры. Доктор Грин пояснил, что, если «пациентка» и слепа, то явно обладает тактильными рефлексами. В подтверждение своих слов он сразу же взял перо, с которого еще свисала капелька чернил, и вонзил его в подушечку одного из ее пальцев – спина «пациентки» изогнулась дугой, а левая нога задрожала. Маэстро объяснил, что нервы кончиков пальцев напрямую связаны с ножными. Чернила смешались с кровью. Женщина мотала головой справа налево, как если бы имела представление о грехе и милосердии и вопрошала – за какое преступление несет подобное наказание; и, судя по ужасу, застывшему на ее лице, молила о пощаде. Доктор Грин задался вопросом, что в настоящий момент может переживать «пациентка», принимая во внимание ее слепоту, глухоту и немоту. Он посоветовал поразмыслить над этой загадкой своим перепуганным ученикам.
В этот самый момент раздался глухой, замогильный голос, источник которого был неясен из-за полутьмы, царившей в подземелье:
– Устами скольких немых говорят с нами мертвецы из глубин своих могил?
Доктор Грин обернулся и, никого не увидев, поднял свечу и сделал несколько шагов. Из темноты выступила огромная фигура. Громоздкое, гороподобное тело венчала несоизмеримо маленькая голова. Лицо несло отпечаток безмятежной и безграничной тоски. Щиколотка была опутана толстой цепью, к которой крепился железный шар.
Профессор Грин невозмутимо начал описывать спецификупафосанеожиданного явления. Вдруг исполин протянул руку, и череп профессора Грина скрылся под гигантской ладонью. Изумленные ученики увидели, как чудовище подняло тело профессора, отвело руку в сторону, затем разжало пальцы – и маэстро рухнул замертво. Нежданный гость прошествовал среди впавших в оцепенение студентов, подошел к женщине, с материнской нежностью взял ее на руки, переступил через корчившегося в судорогах доктора Грина и снова скрылся во тьме.
7
Я уже говорила,что являюсь лишь одной третью чудовища. Похоже,все качества поделены между нами в обратной пропорции. Громкой славе сестер противостоит моя полная безвестность. Их несравненной красоте– моя безмерная уродливость. Их фривольной глупости– невыносимое бремя ума,который преследует меня наподобие болезни (и не подумайте,что это последнее замечание продиктовано гордыней,поскольку вижу в том не достоинство,но скорее его противоположность). А их чрезмерную болтливость– граничащую с грубостью,потому что порой кажется,что они просто не в состоянии не перебить любого собеседника,– уравновешивает моя вынужденная немота.Если имнедостает деликатности,то я слишком предаюсь угрызениям совести,как если бы была вынуждена взять на себя весь груз их жестоких преступлений,будто мне мало собственного раскаяния,а ведь– теперь пробил час исповеди– я отнюдь не считаю себя невиновной.
Мой дорогой доктор,Вы первым узнали о моем существовании; и если бы познакомились со мной лучше и сравнили с моими сестрами,то,возможно,пришли бы к заключению,что в мире наподобие богатства накоплено определенное количество красоты,которая,как и все остальное,распределена несправедливо. За каждый участок чистой,нежной,благоухающей кожи моих сестер,за каждую из их стянутых пор,я вынуждена расплачиваться непроходящими нарывами,жировиками,фурункулами и зловонными язвами. За каждый их белокурый,витой волосок я могу рассчитаться своими серыми,траченными мышами лохмами,сквозь которые просвечивает сальная кожа,покрытая струпьями.Стех пор,как мы научились говорить,они всегда проявляли склонность высказываться одинаково,что заставляло предполагатьи сходствоих мыслей,еслитак можно назвать то,что движет их языками.
То,о чем я поведаю Вам далее,несмотря на всю свою скабрезность,не имеет иной цели,нежели оберечь Вас. Вы,наверное,сейчас спросите себя,от кого. Скажу сразу: от моих сестер и,конечно же,от меня самой. Вы,несомненно,зададите себе и другой вопрос: от чего Вас надо оберегать.
Дорогой др. Полидори,не думайте,что моя чудовищность состоит исключительно в чрезмерном уродстве. Нет. Я осведомлена о Ваших широких познаниях. И Вам,конечно,известно,что есть люди,которые существуют за счет потребления «части» себе подобных,даже если при этом идут на убийство. Знаете мрачную историю о графине Батори,которая,как говорят,чтобы сохранить молодость,пила кровь своих жертв. Возможно,именно этим графиня оправдывала извращенное удовольствие,которое она получала при виде крови своих молодых служанок,равно как и смертельные пытки,которым она их подвергала.
Так вот,милый др.