- Товарищ тренер.
Никодимыч поднял голову. Шрам на лице его налился кровью и резко краснел. Глаз вопрошающе, с готовностью ко всему смотрел на женщину.
- Все кончилось.
- Как?
- Ребра и нога заживут. Удивительно крепкий юноша. Но сотрясение мозга...
...Сашка открыл глаза. Возникло пятно. Потом из этого пятна вырисовался похудевший, заросший седой щетиной тренер.
- Очнулся?
- Та-ак! Крепко я, Никодимыч? Ничего не помню.
- Бредил ты. Круглые сутки.
- Что бредил?
- Песни какие-то пел. Команды кричал. А сегодня все про дневник. Так наизусть и шпарил. Что это ты?
- А-а! Это дневник одного человека. Он розовую чайку искал. Пропал без вести.
- Далась тебе эта птица. Ну я понимаю про космос. Ребята говорили, на Венеру собаку послали.
- Кто это сказал, Никодимыч?
- Не помню. Гаврюхин, калюется.
- Скажи, что я ему голову оторву, когда встану.
- За что голову?
- Чтобы тебя не дурачил.
- Я не сержусь. Он парень старательный. Медали знаешь кто взял?
- Кто?
- По спуску Габридзе. Большую Шаганов.
- Га-абридзе! Что у меня, Никодимыч?
- Расшибся маленько. Обычное дело.
- Чувствую, сильно расшибся. С тобой бывало?
- Неоднократ-но-о. Я тебя вылечу, Саша. Только пусть гипс снимут. Я, знаешь...
- Что-то ты хвастаться стал, Никодимыч.
- Старею, наверно. А что за птичка, про которую ты говорил?
- Есть, Никодимыч, такая. Знаешь, что Нансен сказал про нее?
- Беспокоюсь я, Саш. Я Брайнина Николая Михайловича спросил и Кротову Федору Панкратьевичу звонил, у Григорьева тоже осведомлялся. Говорят, не слыхали. Ты не того... Саша?
- Думаете, шарик за ролик?
- Не скрою... - с затруднением сказал Никоди-мыч и испытующе глянул на Сашку. - Может, не спрашивать?
- Нет, Никодимыч. То есть да. Тебе можно спрашивать. Блажь у меня. В детстве еще началось. В деревне.
ИЗ ДЕТСТВА САШКИ ИВАКИНА
В один из дней поздней весны или раннего лета по обрыву к реке сбежали мальчишки. Они разделись и лежали на песке голышом белотелые после долгой зимы, с заросшими "зимним" волосом головами. Мальчишек было трое: губастый здоровяк Мишка по кличке Абдул, худенький, щуплый Сашка Ивакин и тихий ленинградец Валька, которого за деликатную тихость характера звали Валькой Сонным.
Мальчишки лежали на песке и смотрели в светлое весеннее небо.
- Хорошо плот построить, - сказал Сашка, - и плыть, плыть по реке. До самого моря.
- А есть чего будешь? - практично спросил Абдул.
- Из дома вначале взять. А на море можно стать моряком.
- У нас в Ленинграде моряков много было, - сказал мечтательно Валька. Идешь по улице, и все моряки... моряки. В бескозырках. С ленточками. И корабли. Настоящие.
- Ты, Абдул, хочешь в моряки?
- Нет, - ответил Абдул. - Я в ремеслуху пойду. Как брат.
- А ты, Саш?
- Я в путешественники подамся. Я книжку достал. Про Южную Африку. Ух ты! Знаешь, Сонный, там эти...
- Какой из тебя путешественник, - сказал Абдул. - Там по скалам лазить надо, по отвесным горам. И вообще...
- Научусь.
- Нет. Ты слабак.
- Хочешь, в школу залезу?
- Зачем?
- Ну, "поджиги", что диреша отнял, заберу обратно.
- Заперта школа.
- Так залезу.
- Слабо тебе, Сашка, - пренебрежительно усмехнулся Абдул, цыкнул на песок сквозь дырку в зубах.
...Двухэтажная деревянная школа в селе была выстроена в земские либеральные времена. С одной стороны она выходила на тихую сельскую улицу, с другой к ней примыкал одичавший разросшийся парк.
Тетка Авдотья, школьная сторожиха, стояла посреди улицы и звала невесть куда исчезнувшего внука Петьку.
- Демон, чистый демон, - ругалась тетка Авдотья.
В кустарнике позади школы прятались Валька Сонный и Абдул. Он крепко держал Петьку-демона.
- Сиди тут. Пусть бабка Авдотья тебя дольше на улице ищет, - объяснял Абдул. Петька молча и яростно вырывался.
Сашка по водосточной трубе лез на второй этаж.
Труба была ржавая. Она скрипела и колебалась. Куски ржавчины, известки и выкрошенного кирпича падали на траву.
- Слазь! Слазь обратно, - отчаянным шепотом умолял его Валька.
Перед карнизом Сашка передохнул. Теперь было главное: по узкому, в ладонь, карнизу пройти к окну.
- Упрямый же! - облегченно и - с завистью вздохнул Абдул, когда Сашка исчез в раскрытом окне. В это время Петька вырвался из Абдуловых рук и с оглушительным ревом кинулся на бабкин голос.
Сашка ощупью крался по темным и от темноты гулким и длинным коридорам школы. А на улице бабка Авдотья выслушала Петьку-демона, отвесила ему подзатыльник и заполошно кинулась к школе, нашаривая в юбке ключи.
- Это не ученики, это хыщники, - сформулировала бабка, отпирая школьную дверь.
И она же на другой день вела Сашку по коридорам школы к директору. Сашка шел с опущенной головой. День был солнечный, коридоры теперь были ярко освещены и совсем не страшны. Бабка Авдотья небольно стукала Сашку в затылок сухоньким кулачком и ругала, потом подвела его к двери со стеклянной табличкой "директор", ткнула последний раз кулачком ("идол ты недисциплинированный") и, оглянувшись, перекрестила понурую Сашкину спину.
Директор сидел один. Был он однорук и одет в потертый военный китель, и худое лицо его не обрело педагогического выражения. Директор смотрел в окно, откуда падал солнечный свет и кружились в этом свете пылинки.
На директорском столе грудой лежали самодельные пацанячьи пистолеты "поджиги".
Сашка переминался у двери, а директор смотрел в окно.
- В окно вчера ты залезал? - не оборачиваясь, спросил директор.
- Я.
- Где порох берете?
- Из спичек.
- Стреляет?
- Ага!
Директор повернулся к Сашке.
- Ведь искалечить же может.
- Мы для игры.
- Дурачье! Боже, какие вы... дети! - И задумался, облокотившись на руку, недавний "человек из окопа". Сашка молча переминался.
- Возьми это и выбрось все сам. Так, чтобы никто не нашел. Ты понял?
- Понял.
Сашка стал рассовывать по карманам самодельное оружие. И директор обрубком руки придвинул к нему остальное.
- Я твои сочинения читал. Не по теме ты пишешь, Ивакин. Орлы у тебя летают. Моря. Ты орлов видел когда-нибудь?
- Нет, - признался Сашка.
...Вечером Валька и Сашка сидели в старом сарае на куче сена. Сквозь прохудившуюся крышу падал закатный свет.
- ...Он сказал, если хулиганить не буду, море увижу, орлов, и горы, и все.
- У нас дома шкатулка такая есть из кожи и круглая. Там бумаги про одного путешественника. Их отец велел вывезти.
- Может, там тайна какая? Или секрет. Может, хребты-какие неизвестные или племена. Ты читал?
- Отец книжку собрался писать до войны. Там про птицу.
- Принеси.
- Мать запрещает. Она знаешь как бережет.
- Подожди. - Саша прошел в угол сарая. Отгреб сено и долго возился там, гремя железом, досками. - Иди сюда, - приглушенно позвал он.
В углу сарая была выкопана яма, горела свечка, и стоял на дне деревенский плотницкий сундучок.
- Смотри, - Саша Ивакин повозился с замком и открыл его. Крышка сундучка была оклеена переводными картинками, а на дне лежала потрепанная книга: Д. Ливингстон "Путешествия по Южной Африке". Буйвол, обнаженный негр и крокодил были изображены на обложке.
- Мать на учебники деньги дала. А я увидел и... Сказал, что потерял деньги.
- Били?
- Не очень. Только книжку прятать пришлось.
- Ладно. Принесу, - пообещал Валька. - Я сейчас.
Пусто, холодно было в сарае, но озябший Сашка смотрел на обложку с буйволом, негром и крокодилом и улыбался неизвестно чему.
...Скрипнула дверь. Валька нес в руках старинную кожаную шкатулку с медным замочком.
- Шкатулку надо на место, чтобы мать не заметила, - прошептал он.
Они сели друг возле друга, и Валька открыл шкатулку.