В ней были свернутые трубочкой тонкие тетра^ ди в клеенчатых переплетах.
- Подожди, - сказал Сашка. - Не видно же ничего.
Он снова повозился в своем углу и извлек из тайника еще свечку. Зажег ее.
- Давай.
...Шевеля губами, Сашка читал вслух... "...С детства мое внимание было приковано к легенде об удивительной птице - розовой чайке арктических стран. Люди, видевшие ее, навсегда заболевали двумя болезнями: противоестественной тягой к полярной стуже и отвращением к суете обыденной жизни. Нечто подобное случилось со мной. Я решил стать путешественником и найти розовую чайку".
КОЛЬКА СИЛИМА
На залитом солнцем желтом песке, под ослепительно ярким июльским солнцем, на берегу реки, лежал, уткнувшись в учебники, почти взрослый Сашка Ивакин. В стороне ковырял пальцем ноги песок облупленный солнцем беловолосый деревенский пацан.
- Горизонт - воображаемая линия, которая... - бубнил Сашка. - Тебя как зовут? - спросил он, не отрываясь от книги.
- Колька, - сиплым шепотом ответил пацан.
- А прозвище?
- Силима, - и пацан потрогал рукой действительно соломенной белизны волосы.
- А чего ты здесь?
- Я к Момке пришел, - застенчиво ответил пацан.
- Это кто такой?
- В этом омуте Момко живет.
- Какой Момко?
- Живет, - убежденно ответил пацан. И уставился в воду круглыми немигающими глазами. _- А ты чего здесь? -спросил, не отрываясь отводы.
- К экзаменам готовлюсь. Вот посмотри картинки, - Саша вытащил из-под груды учебников книжку Д. Ливингстона "Путешествия по Южной Африке".
...Они лежали на берегу, занятые каждый своим делом. Колька Силима сосредоточенно листал книжку, разглядывая заставки и рисунки со сценами африканской жизни.
- Момко! - заорал вдруг Колька Силима, тыча пальцем в рисунок гиппопотама, высунувшего пучеглазую морду из экваториальных вод.
"БЕЛЫЕ ЗВЕЗДЫ"
- Рискуешь, Иван Никодимыч.
- А ты бы на моем месте не рисковал?
Трое мужчин сидели в увешанной спортивными плакатами комнате. Три видавших виды спортивных бойца со значками заслуженных мастеров спорта, теперь уже седоголовых и грузных. На плакатах мчались по склонам коричневые горнолыжники, девицы в купальниках стояли на берегах неизвестных вод, и улыбались изящные теннисистки.
- И все-таки риск.
- Ивакина надо оставить в сборной. Настаиваю, - сказал Никодимыч.
Один из мужчин повертел в руках листок бумаги.
- Вычеркнул я его. Вычеркнул сразу, как получил телеграмму.
- Значит, впиши. Под номером первым.
- Так прямо первым?
- До закрытия сезона три месяца. Я его подыму. К соревнованиям на приз закрытия сезона будет Ивакин.
- А если не сможет?
- Близорук ты, Федор Панкратьич. Кто Ивакин? Будущий чемпион Союза. А может, и больше. Не одни австрийцы умеют. Чемпионов надо растить. А как? Сами знаете!
Двое мужчин переглянулись. Кивнули друг другу. Сидевший за столом взял авторучку.
- Итак, оставляем Ивакина в сборной. Чемпионов надо растить, а, товарищи?
- Я не кончил еще, - нахмурился Никодимыч.- Что у тебя из хороших лыж есть в заначке? Стимул парню нужен.
- Есть одна пара, - уклончиво сказал человек за столом. - Я ее обещал, Никодимыч. "Белые звезды" все-таки.
- Кому?
- Полезному человеку. Стадион начинаем строить. Его подпись из главных.
- Перебьется, - решил Никодимыч. - Дашь ему польские "Металлы". Крепления сам поставлю. Пиши записку на эту пару.
Мужчина глянул на Никодимыча, взъерошенно и твердо взиравшего на него, и вдруг засмеялся. Засмеялся и Никодимыч.
- Золото парень, - растроганно говорил Никодимыч. - Мышечная реакция как у зверя. А умница! Я его бред трое суток слушал. Словно книжку читал. И все про эту самую птицу. Капитаны там у него, елки зеленые, священник какой-то, птица неизвестной породы... И все так печально... Значит, что? Значит, мечта в голове. Быть ему чемпионом. Пиши записку.
ЛЕНА
По белому больничному коридору шла девушка, постукивая каблуками, посматривая кругом с беспечной снисходительной полуулыбкой. Коридор был пуст. И она шла, высокая, тонкая, и казалось, что в пустоте этой позади остается легкий звон, как от прикосновения к натянутой до предела струне. Она на ходу сняла больничный халат, перекинула через руку. Тотчас же, точно этого ждали, сбоку открылась белая дверь, и оттуда выглянул молодой "очкарик" в докторской шапочке.
- Нехорошо, - шепотом сказал он.
- Что именно?
- Халат снимать нехорошо. Бактерии, знаете, вирусы.
- Нет на мне никаких бактерий.
- Помилуй бог! - в комическом ужасе сказал "очкарик". - Я не о больных, я о вас беспокоюсь.
Никодимыч сидел рядом с койкой Сашки Ивакина. Сашка не мог поворачивать голову в своем гипсовом "скафандре" и только изредка скашивал на тренера глаза.
Тренер натужно изображал беззаботный тон.
- Залег ты, Саня, не вовремя. А я тебе сюрприз приготовил.
Тренер исчез, но тут же появился снова, торжественный и загадочный. В руках у него рояльным лаком, отсветом клейм и надписей сверкали горные лыжи.
- "Белые звезды"! - в священном благоговении воскликнул Сашка.
- Они! - довольно кивнул Никодимыч. - Отбил, понимаешь, в рукопашном бою. Тони Зайлер сказал о них, что....
- На склон бы сейчас. "Белые звезды"... - мечтательно перебил Сашка.
- Под твой вес. Под твой рост. Поставлю тебе на них собственные крепления - "неваду". Чтобы ты больше так глупо не падал.
Дверь тихонько открылась, и Лена просунула голову в комнату. Она на мгновение смутилась, увидев Никодимыча, но тут же освоилась:
- Гипс. Лак. Шрамы и клейма. Какой кадр пропадает!
- Привет, Ленка! - счастливым голосом сказал Сашка.
Она не ответила. Прошла в палату, кинула на спинку стула халат и села, поглядывая на Сашку и Никодимыча.
- С лекций удрала? - спросил Сашка.
- Удрала. А покурить тут нельзя у тебя? Ужас как покурить хочется.
- Нельзя, - пробурчал Никодимыч, скрепляя ремнями лыжи. - Нечего тут раскуривать. На скользящей у них, Саня, между прочим, тефлон стоит. Для влажного снега очень хорош. Как раз для апреля.
- Апреля? - недоуменно переспросил Сашка.
- К апрелю ты должен быть на ногах. Приз закрытия сезона.
- Он встанет, - сказала Лена. - Достаточно посмотреть на его портрет в "Советском спорте", чтобы понять: Ивакин встанет и будет в этих...
- Хибинах, - сказал Сашка. - Там приз закрытия.
- Я ушел. И не курить тут. Категорически. Никодимыч покосился на сумочку Лены и вышел.
- Яблоко хочешь? - спросила Лена.
- Жевать-то нельзя. Меня бульончиком. Через трубочку кормят.
- Смотри, какое яблоко, - Лена вынула из сумки огромное яркое яблоко, земной, насыщенный жизнью плод. Она подняла его и крутнула за ножку. Луч света упал на яблоко, и оно засветилось.
- Как солнышко. Хочешь, повешу на ниточке? Сашка засмеялся.
- Вы что, с Никодимычем сговорились? Он лыжи несет, ты яблоко демонстрируешь...
- Это называется психотерапия, Санька, - сказала ему Лена. - Чтобы ты не точил душу печалью, а помнил...
- Что помнил?
- Про радости жизни. Про яблоки. Про меня. Ну и, конечно, про радость борьбы и всяких побед. Это уж Никодимыч твой обеспечивает.
- Слушай, Ленка, зайди в общагу. Там под койкой у меня чемодан. А в чемодане папка. А в папке...
- Дневник Шаваносова, - досказала Лена, - который ты выучил наизусть еще в детстве. Принести сюда?
- Принеси, пожалуйста. Мне без него не хватает чего-то. Стимула какого-то не хватает. Без него ребра могут не так срастись. И вообще...
ДНЕВНИК НИКОЛАЯ ШАВАНОСОВА
Это была та самая тетрадь, которую много лет назад Валька Сонный принес в пахнувший сеном сарай. Сашка никогда не задумывался над тем, какую роль сыграл или сыграет в его жизни тот прохладный весенний вечер.