"Эх, бить будут,- тихо, сквозь зубы, сказал он мне,- щипать будут, старайся не завязнуть ногами, Егор Егорыч". Он с треском пожал руку Жмарину.
- Ай да поэт, ай да вербовщик! - язвительно тряс его руку Жмарин. Некрасову эта жмарин-ская колкость показалась скрывающей тайный смысл, и он заметил, что все поэты - изобретате-ли, и приделывать сюда намеки надо, сильно сомневаясь в идее изобретательства. Жмарин обиделся: какой он изобретатель! У нас он крыл изобретательство, указывая, что изобретательство обкрадывает поэзию. Притягательный вербовщик! И неужели он считает уместным завербовать вас всех. Конечно, с такими кадрами, какие здесь, с успехом обоснует любую советскую республи-ку хоть в Африке.
Множество возражений толпилось в голове Черпанова: он был задет. Он выпил стакан вина.
- Я о тяготении в коммунизм, о полете,- сказал он, выхватывая лист бумаги из кармана.- Вот здесь схема полета! Вот подписной лист желающих лететь.
- Любопытно.- И Супчик первым взял лист.- Заманчиво.
Не возьми Супчик этот лист, не подстрели его везде применяемая практичность Черпанова, возможно, Жмарин и ограничился бы язвительностью. Что ему за дело? Но тут портился Супчик, любовь всех, человек, чье ученье и работа служили перекличкой многих заводских ребят. Супчику находится указатель, Супчик попадает в кандидаты, аспиранты!.. Очертание жмаринских губ испортилось, глаза воспалились, он зашипел:
- Закройсь, вербовщик! Ни поэт ты, ни техник, а...
Жмарин сплавил кулак. Некрасов подскочил к нему, хозяйка с другого бока - мне станови-лось жарко. Черпанов, боком, двинулся к дверям, я за ним. Когда мы обернулись - Жмарин, успокоенный и повеселевший, помогал раздвигать стол, а черпановская бумага ходила из рук в руки, и все расписывались. Над нами не смеялись, не ехидничали, нас просто забыли. Черпанов задержал меня в дверях столовой, шепча: "Ловко они придумали. Жмарин отметен, как дурак, они перед ним скрывают свой поступок, тихо отмечая желание поездки. Светлый симптом! Какие люди, Егор Егорыч, едут. Ух, придется мне с ЦК разговаривать, иначе не дадут такого ядра. Смотрите, сам директор выразил желание расписаться. И директор едет, Егор Егорыч! Да, заштукатурили мы с вами сегодня строительство". Мы вышли в коридор. Хозяин вынес нам лист, испещренный подписями.
- А программу чего ж не вернули? - спросил Черпанов, разглядывая лист.
- Поклеп! Вы пустили один лист, Черпанов.
- Докладная записка имелась при листе, Некрасов. Докладная записка насчет системы и смысла Шадринского строительства. Я ее пустил вместе с листом; я отлично помню, что пустил, а пакет с девятью печатями оставил.- Он ринулся в бесчисленность своих карманов. Он рылся долго, держа в зубах притягательный лист. Программа нашлась на дне одиннадцатого кармана.- Зря обвинил, Некрасов, прости. Но что же, значит, почетные гости сразу поднялись на возвышен-ность в виду всего дела, приятно быть приросшим к присутствию таких холмистых людей. С намека чуют дело своего класса.
Он как-то толчкообразно остановился,- так замирает пароход на якорной стоянке,- впившись глазами в лист.
- Удивляет меня, Некрасов, почему стоят подле каждой фамилии цифры. Вот, например, пятьдесят, а рядом с этой подписью - 5. Я разверстки ядру не даю, я только чуждому элементу. Конечно, если по личному приближению, то пожалуйста. Только вот подле 50 стоит "к", а против 5 стоит "р". Что бы это могло значить, Егор Егорыч?
- К? - сказал я.- На букву "к" много профессий. Клепальщики, каменщики, кружконосы, крючкотворы, а вот "р". Рыбальщики, разведчики, рисовальщики.
Черпанов положил лист в карман и достал наши фуражки.
- Плохо мы знаем рабочий класс,- сказал он удовлетворенно, играя пальцами на фуражке, - я полагал, бить будут.
Из столовой выскочил Некрасов:
- Уходите. А закусить? А деньги? - Он протянул Черпанову сверточек денег.
- Чересчур щепетильный ты,- Черпанов сунул небрежно деньги в карман.- Я и доклада не закончил. Интересно точно знать, почем вы докладчику в час платите. Я не в смысле прилипчиво-сти, а со свойственной мне ориентировочностью, дабы других не обидеть.
- Не за доклад. Подписной лист пустили? Пустили. Мы и помогли, чем могли.
БЕСЕДА ПРИБЛИЖАЕТСЯ К СМЫСЛУ ДЕЛА
Черпанов достал деньги, пересчитал.
- Шестьдесят рублей. Благодарю. Я верну. Пока! Но тут вступила жена Некрасова, сердобо-льная и привлекательная. Боюсь, что она одна из всех присутствующих не поняла происшедшего. Она, заманчиво описывая предстоящий пирог со щукой, выразила крайнее сожаление по поводу нашего ухода. Черпанов объяснился кратко, в походной форме: заседание, съезд, конференция, доклад, ждут. Ко всем этим словам в ней укоренилась известная боязливость. "А кресло?" - воскликнула она. Хозяин засуетился:
- Совершенно верно, ребята, кресло же вам подарено. Я вам сейчас напишу пропуск к дворнику, а то он еще не выпустит.
Он с трудом приволок к выходным дверям громадное зеленое кресло, апатично визжащее, приколол к нему пропуск, и мы, пожав ему руку, поволокли кресло. Он провожал нас по лестнице. В огромные окна приближалась к нам луна. Лестница грохотала, кресло то визжало, то ржало. Соседи высовывали головы. Я безропотно и даже, сознаюсь, трусливо потел. Наконец, мы спусти-лись вниз. Вежливый хозяин крикнул с верхней площадки:
- Благополучно?
Черпанов молчал. Я ответил, что все вполне благополучно. Стукнула дверь. Яблочный цвет луны озарял нас. Дом молчал. Черпанов опустился в кресло, ворча:
- Совсем обынтеллигентились. Этак любой прохвост разовьет перед ними любые идеи, а они будут вежливо улыбаться. Шляпы! Кляксы бюрократические. Морду не могли набить. - А если они, Леон Ионыч, догадались, что у вас секретные инструкции?
- Ясно. Иначе б непременно побили.- Он вскочил и плюнул в кресло.Устыжать, посра-млять, уличать - и кого, Черпанова? Человека, который неотвязно понял весь поступательный ход революции. На кой черт мне нужно кресло? Мне надобна рабсила, а не кресло.
- Подарите Степаниде Константиновне.
- Пулю бы я ей подарил, а не кресло. Их, дьявол, переделываешь, заботишься, а они - живи в ванной! Стыд, срам, бесславие!
Мы еле протащили кресло через парадные двери. На ступеньке Черпанов поскользнулся, упал и стукнулся лбом о пол. Вскочив, он отшвырнул кресло, и мы быстро пошли. Но не успели мы выбежать за ворота, как нас догнал с метлой, в фартуке, с бородой, словом - традиционный дворник, окающий и с матерками. Он волок за собой ручную тележку - и в ней дыбилось зеленое кресло!
- Извозчика пошли, что ли, нанимать?
- Извозчика.
- То-то я смотрю: пропуск приклеен. Покараулить, что ли?
- Карауль.
Дворник сел в кресло. Тележка качалась.
Мы огибали сквер. Несколько елок загородили нас от дворника. Черпанов плюхнулся на одну скамейку, перескочил на другую, закурил.
- Вот и дворнику есть сиденье,- сказал он, лежа животом вниз и глядя сквозь елки с чрез-мерным вниманием.- Какое отводите, любопытно, место в своих размышлениях вы сегодняшней вечеринке, Егор Егорыч?
- Руководящее,- ответил я.
- Руководящее? - с досадой воскликнул он, перескакивая на соседнюю скамейку.- Почему же это руководящее, простодушный вы человек!
Войдя в скверик, где под вкрадчивым светом фонаря осенняя зелень - в пол-листвы - тща-тельно старалась казаться молодой и доблестной, я подумал, что сейчас, пожалуй, часа три утра. Впрочем, не все ли равно вам, любимый мой читатель, сколько прошло или сколько есть времени? Закрыто вам или ведомо, что по времяисчислению нашего житьесказанья от начала его прошло, кажется, четыре дня, а в предыдущей главе вы узнали, что делегация вместе с профессором Ч.