От возгласа "полундра!" созревший чирей драки лопнул и стал вытекать наружу. Бойцы, продолжая месить и метелить друг друга, рванули кто куда кто на пожарную лестницу, в туалеты и умывальники, кто на кухню и по ближайшим комнатам.
Милицейскому наряду удалось скрутить и препроводить в участок горстку зазевавшихся зрителей, никакого отношения к драке не имевших. Им досталось за то, что, находясь в комнатах, они высунулись по самое некуда. Мало того, что, желая досмотреть все до конца, были избиты обеими сторонами, так они еще и в ментовку загремели.
Чтобы замять инцидент, Рудик обратился к старосте "промышленников" с ящиком кальвадоса. Потерпевшие в качестве откупного потребовали в свое ведение "красный уголок", ключами от которого распоряжался Фельдман. В "красном уголке" было удобно проводить "огоньки", а через окна, поскольку "уголок" был на первом этаже, беспрепятственно проникать в общежитие в любое время суток.
На следующий день, проведя операцию "хрусталь", другими словами - сдав бутылки, Фельдман отхватил у общежитской фарцы, недорого и в рассрочку, прекрасную в клеточку концепт-версию очень креативных джинсовых шаровар с резинками внизу и с лямками-плечиками и нагрудником вверху. Как у Карлсона.
Татьяна по-своему готовилась к балу. Она прикупила себе моднючие сапоги-чулки, мимо-юбку, которая заканчивалась, не успев начаться, и классическое боа. Кроме всего прочего, она записалась в салон красоты на прическу а ля Теличкина "Встретимся у фонтана". После такого тюнинга она могла покорить любой топ-салон.
Как все уже успели заметить, ее очередной жертвой и надеждой стал Мукин. В 540-ю комнату она сама входить не решалась, не в силах придумать подходящий предлог, поэтому все справки наводила через Решу. Она опасалась, что Борис Мукин не придет на бал или, чего хуже, вообще явится с какой-нибудь девушкой, и тогда она, Татьяна, останется не у дел.
- А что, на балу все вместе будут, весь институт? - спрашивала она Решу, прикидываясь не очень осведомленной в деталях.
- Как же иначе? - беседовал с ней Реша. - Права у всех одинаковые.
- И где же сможет уместиться столько народу? - прикидывалась она ветошью.
- В спортзале, - встревал Гриншпон, хотя никто его об этом не просил.
- Наши, конечно же, явятся на все сто процентов? - не слыша Мишу, продолжала допрос Татьяна.
- Планируют все, а вот дойдут или нет, неизвестно.
- Я слышала, из нашей группы не все пойдут, - соврала Татьяна.
- С чего ты взяла? - поинтересовался Рудик.
- Говорили, - неопределенно отвечала Чемерис.
- Нет, мы на все сто, - заверил Реша. - Семьдесят шесть тэ три по этой части самая показательная группа. И Мукин, и все остальные придут обязательно.
- И конечно же с девочками? - попыталась угадать Татьяна.
- Боже, какие у нас девочки?! - утешительно произнес Реша. - Кроме тебя одна Наташина, вернее, Алешина, но Борис на нее даже и не смотрит. Впрочем, как и на всех остальных.
- Почему? - удивилась Татьяна. - Внешне все наши девочки очень даже ничего.
- Потому.
Реше было лень рассказывать, как с самых первых дней Алешина Наташа, единственная дама, которая попала в колхоз "на картошку" в другую деревню, заявила: "Прошу относиться ко мне как к парню! Никаких ухаживаний, никаких специфических знаков внимания, никаких запретов на вольные темы в моем присутствии!" И она все это так серьезно обосновала и повела себя согласно декларации, что вскоре ее действительно перестали считать девушкой. Особенно в этом смысле она проявила себя на вечеринках, где ни в чем не отставала от парней, будь то праздник или будни, день или ночь, крепленое или самогон, с фильтром или без фильтра. И Мукин стал потихоньку называть ее не Алешиной Наташей, а Наташиной Алешей.
- А почему именно Мукин? - Татьяна выдавала себя с головой.
- Такая у него конституция, - загадочно отвечал Реша.
- Эт точно, - сказал вечно гостюющий в 535-й Нинкин.
- А-а, - Татьяна понимающе кивала головой и уходила прочь, чтобы завтра снова заявиться в 535-ю и выяснить, не нашел ли себе Мукин девушку за истекшие сутки.
- Кажется, наша Таня поступила в институт, чтобы сделать партию, сказал как-то Реша своим сожителям.
- Не кажется, а так оно и есть, - поддержал его Гриншпон. - Прознала, что вуз более-менее машиностроительный, парней предостаточно...
- Бросается в глаза то, что ее до и после любого мало-мальски увеселительного мероприятия всегда тянет на потрашки, - продолжал Реша.
- Да никуда ее не тянет, просто у человека необычная психология, вот и все, - возразил Рудик. - Что поделаешь, если она желает познать своего собеседника сразу и всецело. И внешне, так сказать, и внутренне. А терять время на бирюльки и годами разбирать завалы наших сложных душ и характеров это на самом деле ей кажется скучным и неэффективным. И по-своему она права. А чтобы определиться по жизни, времени у нас у всех, действительно, не так уж и много. Вот ты, - обратился он к Реше, - выдержал бы ты со своим здравым смыслом столько подколов, сколько выдерживает она? Нет. А ей - как об стенку горох.
- Но, согласись, в ее систематических стремлениях кого-нибудь иметь есть что-то патологическое, - сказал Гриншпон.
- Ничего подобного, - возразил Рудик. - Просто она из тех плюралистических невинниц, которые всю ночь напролет позволяют себя уговаривать, наутро второпях отдаются в дверях, а к полудню приходят с мамой и двумя чемоданами.
- Как раз напротив, она сдается накануне, авансом и сразу! - высказался Реша.
- Ну, вот видишь, сам к этому заключению и пришел, - сказал староста.
- Она сестра сексуального милосердия, - резюмировал Реша. - Неброская красота да декольте на двенадцать персон. Чтобы встречной публике было удобнее совершать экскурсии по ленинским местам.
- Татьяне надо все прощать, она действует чисто. - Рудик никак не мог натянуть простыню одновременно и на ноги, и на плечи. - А вы посмотрите на других девушек - хитрят, мудрят, играют. А Татьяна идет на сближение, как рыцарь, с поднятым забралом. Что ж в этом нездорового? Скорее, мы больные.
- Побыстрей бы уж она сыскала свой верный шанс, - произнес, уходя в себя, Артамонов. - Она даже несколько осунулась в последнее время.
- А я вам скажу так, - заметил Рудик. - Опасаться надо не широких женских бедер, а мужских яиц ниже пояса!
Сидевший в комнате Нинкин сразу вышел.
Не прав тот, кто думает, что точить лясы - это удел женщин. Парни и здесь далеко обошли слабый пол, но, чтобы окончательно запутать мир, пустили утку, что женщины - сплетницы.
Бал, как и обещал Татьяне Гриншпон, состоялся в спортивном зале.
535-я комната, как и вся группа 76-Т3 в целом, пришла на праздник с некоторым опозданием, но в полном составе.
Публика толпилась у стен и танцевала прямо там, где заставала музыка.
В углу, на эстраде, сооруженной из спортивных скамеек в несколько ярусов, громыхали "Спазмы".
76-Т3 с гордостью следила за игрой ансамбля, ведь в нем, почитай, половина была своих.
Гриншпон на паленой лопате бас-гитары подыгрывал руководителю группы Бирюкову, Кравец вел соло, еще один дятел стучал на ударных, а через колонки, подвешенные к баскетбольным щитам, струились звуки, в которых угадывался голос Марины. Ее среднекайфовый вокал как бы взращивал бабушкино непротивление в каком-то старообрядческом разрезе. Этот смелый закос Марины под Аллу Борисовну воодушевлял всю тусовку.
- Она может стать второй Пугачевой, - сказал Клинцов сообразительному Забелину.
- Лучше бы стала первой Коровиной, - выказал нелюбовь к торным дорогам Забелин. По заказу деканата он готовил фотостенд "Учимся. Работаем.