Мой дед, мой отец и я сам - Кунин Владимир Владимирович 7 стр.


 – Ты у меня еще такой глупый!

К складу боепитания подкатил фургон. Из глубины ЗИСа выпрыгнул сержант Вася.

Младший лейтенант, увидев сержанта, торопливо сказал:

– Подожди, я сейчас с Васькой договорюсь.

И заорал:

– Вася! Василь Васильевич!

Но тут же спохватился и испуганно посмотрел на живот девушки.

Девушка опять рассмеялась, а младший сержант молча поманил сержанта рукой.

– Сейчас! Только под прицеп развернусь!

Сержант снова сел за руль, развернулся, подогнал свой фургон к прицепу и крикнул кому-то из солдат:

– Хорошо?

– Порядок! – ответил солдат и накинул тягу прицепа на крюк ЗИСа.

Сержант выключил двигатель, выпрыгнул из кабины и подошел к младшему лейтенанту.

– Слушаю, ваше благородие!

«Его благородие» был младше сержанта года на два и под конец войны можно было позволить себе такое обращение.

– Ты в дивизию?

– Так точно.

– Возьми Катюшку... – попросил младший лейтенант и погладил девушку по плечу. – Ей там документы на демобилизацию получать. Сам видишь...

– О чем разговор? Тащи ее шмотки в кабину.

Младший лейтенант подхватил вещмешок и сумку и понес их к машине.

– Ты тоже иди, садись в кабину, – сказал сержант девушке. – Тебе сейчас стоять много вредно.

– Ничего, – сказала девушка и пошла к машине.

– Скоро вы? – крикнул сержант солдатам.

– Еще три минутки!

– Петро! – крикнул сержант младшему лейтенанту. – Иди сюда! Покурить успеем.

– Устраивайся поудобнее, – говорил младший лейтенант своей девушке. – На колени ничего не клади, не дай бог тряхнет...

Он глазами показал на живот девушки и стал запихивать вещмешок и сумку за сиденье.

– Иди, иди, покури, – улыбнулась девушка. – Ты за меня не беспокойся.

А в это время заведующий складом боепитания – хитроглазый старшина лет двадцати семи, стоял в проеме дверей склада и говорил сержанту.

– Как же! Держи карман шире! Женится он на ней! На каждой жениться – жизни не хватит. А у него ее и не было...

– Чего? – не понял сержант.

– Жизни. Что он видел-то? С шестнадцати лет до двадцати – четыре года от Москвы вот до сюда топал. Передовая да санбаты... Вот и вся его жизнь. А теперь она за свои же прегрешения...

– За какие еще прегрешения? – удивился сержант.

– «За какие, за какие»! – захохотал старшина. – Что ты думаешь, он у нее один был?

Сержант сгреб старшину за гимнастерку и тихо сказал:

– Ну-ка, иди сюда... Я тебе кое-что объясню...

И сержант неторопливо стал втягивать старшину в темноту склада боепитания.

– Пусти, кому говорят! – послышался оттуда полузадушенный хриплый голос старшины.

Затем раздался звук удара обо что-то мягкое, и сразу же за ним грохот каких-то падающих предметов, звон стекла и металлический лязг.

Из ворот темного склада, как ни в чем ни бывало, вышел сержант. Он вышел как раз в тот момент, когда к складу уже подходил младший лейтенант, доставая на ходу из кармана пачку «Беломора».

Из склада, прихрамывая, появился старшина. Верхняя губа у него вздулась, а на гимнастерке не хватало двух пуговиц.

– Это где тебя так угораздило, Сазоныч? – удивился младший лейтенант.

Старшина осторожно потрогал губу и, не отвечая, стал отряхивать штаны.

Сержант беспечно рассмеялся и легко сказал:

– Я ему сколько раз говорил: «Проведи ты свет на свой склад, а то там в темноте и убиться недолго».

Он прикурил у младшего лейтенанта и отвернулся от старшины.

– Ладно, поговорим еще... – мрачно сказал старшина.

– Обязательно! – улыбнулся сержант.

Он повернулся к младшему лейтенанту и спросил:

– На свадьбу-то позовешь?

– Тебя хоть куда позову, – сказал младший лейтенант. – Хоть на свадьбу, хоть на именины, хоть на праздник престольный!

– То-то...

– Катюшку повезешь – не гони. Потихонечку, – озабоченно сказал младший лейтенант.

– Ладно, ваше благородие, держите хвост морковкой! Это вам не «ура» кричать – тут дело тонкое. Пошли, глава семейства!

И они оба направились к фургону, а старшина посмотрел им вслед и снова осторожно потрогал свою распухшую верхнюю губу.

* * *

Провожали артистов. Руки им пожимали. Дарили на память трофейные безделушки. Подсаживали в фургон.

– Передайте наш фронтовой привет всему многонациональному советскому государству! – надсадно прокричал толстенький начпрод.

В кабине ЗИСа неподвижно сидела беременная девушка, а печальный млад-ший лейтенант стоял на подножке и держал ее за руку.

Ни о чем они не говорили и даже не смотрели друг на друга. Потому что вокруг фургона стояла веселая суматоха и девушка стеснялась плакать, а младший лейтенант пребывал в растерянности и смятении.

К машине шли командир полка и замполит.

Они вели заслуженную артистку, желая ее устроить поудобнее – в кабине. Но замполит первым увидел, что кабина занята, и незаметно подтолкнул командира полка.

Полковник тоже увидел в кабине девушку-старшину и, не останавливаясь, провел заслуженную артистку к задней двери фургона.

Замполит подошел к кабине и смущенно спросил:

– Значит, покидаешь нас, Катя...

– Покидаю, – деревянно ответила девушка.

– Так, значит... – сказал замполит.

Девушка кивнула.

– Ну, не забывай, значит... Скоро вся петрушка кончится, мы твоего в первую очередь демобилизуем.

– Спасибо, – сказала девушка.

– Вот так, значит, – сказал замполит. – В штаб дивизии приедешь, скажи, чтоб тебя с комсомольского учета сняли и личное дело на руки выдали. Скажешь, что я разрешил...

– Слушаюсь.

– Ну, прошай, Катя. Будь здорова. Рожай парня! Чтобы, значит, мальчишка был!

– Можно ехать? – спросил сержант.

– Давайте! – ответил замполит.

Младший лейтенант спрыгнул с подножки.

Они впервые посмотрели с девушкой друг на друга.

– Петенька! – шепотом прокричала девушка и в ужасе зажала рот ладонью.

Сержант перевесил автомат поближе к себе и тихонько тронул с места.

* * *

И снова сквозь тополя под колеса катилась дорога.

В фургоне сидели уставшие артисты, и каждый по-своему кушал свой «банкетик». Только старая певица, накинув ватник на плечи и надев совсем старушечьи очки на нос, пыталась читать книгу.

В кабине сержант смотрел на дорогу, на обочины и назад – в зеркальце на крыле. Руки его почти неподвижно лежали на руле.

– Конечно, – говорила девушка-санинструктор, – без наговоров все это не обойдется... Пойдут шушукаться по дворам! У нас бабы злые. В мирное-то время злые были, а уж сейчас-то, наверное, и вовсе... Так и слышу их! Господи! Хоть бы Петенька скорей приехал...

Сержант внимательно огляделся по сторонам, остановил машину.

– Посиди секунду, – сказал он девушке, взял автомат и вылез из каби-ны.

Он подошел у задней двери кабины и заглянул внутрь:

– Простите, пожалуйста. Если кому-нибудь нужно выйти... Вы понимаете, о чем я говорю? То лучше это сделать сейчас, потому что больше останавливаться не будем. Для справки: ехать нам минут сорок.

– Мы потерпим, – сказал немолодой артист. – Как дамы?

– Дамы всю жизнь во всех отношениях были в десять раз терпеливее мужчин, – не забыв снять очки, кокетливо улыбнулась сержанту старая певица.

– Прекрасно, – сказал сержант.

Он легко запрыгнул в прицеп и, повернувшись спиной к открытой двери фургона, открыл один ящик и достал оттуда осколочную гранату.

Сунув гранату в карман, сержант спрыгнул с прицепа, заглянул внутрь фургона и небрежно, словно о нестоящем внимания пустяке, сказал:

– Да, кстати, если вы вдруг услышите какую-нибудь стрельбу, ложитесь все рядком и лежите спокойненько. Ладно? И вообще, держите хвост морковкой.

Назад Дальше