Лариса едва сдержала смех. Бураков тем не менее был серьезен. Похоже, он верил, что тарасовские газеты и телевидение всерьез восприняли бы эту банальную, в общем, ситуацию и действительно начали бы писать о «невинно соблазненной коварным монстром» девочке из провинции.
— Я уж не знал, что делать, — продолжал тем временем Бураков. — Потом случайно разговорился на эту тему с Рауфом, и он обещал что-нибудь придумать. И действительно придумал. Он договорился с Арифом, своим двоюродным братом, которому я заплатил тысячу долларов за печать в Дашином паспорте. Остальное подразумевалось само собой — то есть что он отец ребенка. Даше я заплатил пять тысяч долларов и сказал, что больше она не получит ничего. Думаю, за свою любовь я и так заплатил с лихвой.
Павел Андреевич уткнулся лицом в подушку, обдумывая, видимо, ошибки своей поздней страсти. Он лежал тихо-тихо, напоминая бездыханный труп.
— Павел Андреевич, — обратилась к нему Лариса, — вы бы рассказали все до конца.
Он тяжело задышал. Плечи его поднимались и опадали, тело сотрясалось в конвульсиях.
— Если хотите, давайте я начну. А вы меня поправите, если я в чем-то ошибаюсь, или продолжите.
Так как Бураков не отреагировал, Лариса начала свой рассказ:
— Скорее всего, Даша возобновила свои претензии и после того, как вышла замуж за Арифа, и они оба получали от вас деньги. Это ведь только вначале кажется, что свалившееся счастье в виде ваших подарков — предел желаемого. Аппетит, как известно, приходит во время еды. Вы несколько раз передавали ей через Рауфа Амирбекова какие-то подачки. Кстати, ведь именно из-за этого все вокруг решили, что Рауф влюблен в Дашу и что он — отец ее ребенка?
— Да, — хрипло ответил Бураков. — Я передавал там кое-что, не помню уже что…
— Но Дашу это не устраивало. Ей хотелось большего. И вы не выдержали, захотели положить конец вымогательствам и неопределенности. Вы приехали в Потаково, выяснили, что Ариф уже практически не живет с ней, более того, находится в ресторане и гуляет на всю катушку. Вы решили, что это самый подходящий для вас момент. Ночью вы пришли к ней, Даша впустила вас, считая, что вы принесли деньги. И тут вы ударили ее кинжалом. Затем, видимо, проснулся ребенок, ваш сын Видимо, вы взяли его на руки, пытаясь успокоить, а он уцепился ручонками за пуговицу вашего пальто и оторвал ее. Наверное, она была плохо пришита Так или иначе, пуговицу нашли потом у него в кулачке. После этого вы подарили Рауфу свое пальто, видимо, чтобы бросить тень на него. Когда Рауф узнал об убийстве Даши, он решил сам разобраться. Видимо, он пришел к выводу, что убийца — вы, и, скорее всего, прямо сказал вам об этом. Ну, или намекнул. Но для вас этого было достаточно. Возможно, он тоже решил пошантажировать вас, хотя это и не вяжется с тем, что я о нем знаю. Скажите, Рауф требовал у вас денег?
— Нет, — послышался глухой бас Буракова.
— Да, собственно, сейчас это не имеет значения. Главное, что вы его убили. И не случайно вами был использован кинжал профессора Бархударова — вы хотели, чтобы убийства были списаны на горячих восточных мужчин, в данном случае на азербайджанцев Арифа или Рауфа. Я думаю, что вы и труп Амирбекова закопали на задворках дома Ирины Владимировны не случайно. Может быть, подсознательно хотели избавиться и от нее, бросить тень подозрения на собственную жену. Может быть, вы не осознавали этого, трудно сказать, что в тот момент творилось в вашей воспаленной голове. Боюсь, что вы и сами вряд ли понимали это. Конечно, я не знаю деталей и, возможно, что-то воспроизвела неточно. Можете меня поправить.
— Не буду, — тяжело произнес отставной полковник. — Все верно. По сути.
— И все-таки мне не дает покоя один момент. Зачем вы меня-то нанимали?
— Я же вам объяснял: я не хотел, чтобы моя дочь жила с этим проходимцем. Мне нужно было выяснить, какие грехи у него были в прошлом. Если он так легко согласился на предложение за деньги оформить брак с Дашей, значит, раньше он вполне мог соглашаться на еще более грязные вещи.
— Но мне вы говорили, что сомневаетесь, действительно ли он — именно Ариф Гусейнов. Почему вы сомневались? Вы знали Рауфа, следовательно, вам легко было убедиться, что Ариф — его двоюродный брат. К тому же он при женитьбе на Даше использовал свой паспорт на собственное имя. Какие тут могли быть сомнения?
— Вот-вот! — подхватил Бураков. — Было такое впечатление, что Арифу совершенно не жалко «пачкать» паспорт. Да и Рауф к нему относился как-то странно. С одной стороны, пренебрежительно, а с другой — постоянно помогал деньгами. Я подумал, что там дело нечисто, что у Рауфа была в прошлом какая-то темная история, связанная с Арифом. И тот просто удачно воспользовался их внешним сходством, подставив таким образом брата. Он согласился на фиктивный брак с Дашей. А скажите, какой нормальный человек со своим паспортом пойдет на подобное всего за тысячу долларов?
— По-моему, Ариф Гусейнов не совсем нормальный человек, — заметила Лариса. — Но то, что он — Ариф Гусейнов, абсолютно точно. Никакой темной истории у Рауфа в прошлом не было. Он просто был слишком добрым человеком и всегда помогал непутевому братцу.
— Но самое главное, Лариса… Ариф закружил голову моей дочери! Я очень боялся, что она станет зависима от него. Вы, наверное, считаете меня самодуром, но поверьте, это не так! Возможно, я действительно где-то перегибал палку с ее воспитанием. Но я не был бы против, если бы она завела нормальные, счастливые отношения, а не такие, как с Арифом: ведь он же просто использовал ее, относился к ней потребительски… Неужели вы сами не стали бы звонить во все колокола, если бы такое произошло с вашей дочерью?
— Меня сейчас больше всего волнует, что произошло с вашей дочерью! — сделала упор Лариса. — Ведь она так и не нашлась. Ариф лежит в больнице, о ее судьбе ничего не знает. Они расстались после ссоры, и больше ее никто не видел. Ее нужно продолжать искать. К тому же она, возможно, беременна.
— Не трудитесь! — мрачно перебил Котову Бураков. — Вы ее не найдете!
— Почему? — удивилась Лариса.
— Потому что я убил ее. Собственными руками.
От такого заявления Ларисе невольно захотелось, широко раскрыв глаза, спросить, подобно Дмитрию Степановичу Городову: «Как эт-то?» Видимо, Бураков прочитал в ее глазах немой вопрос, потому что, усмехнувшись, пояснил:
— Мне надоело с ней бороться. Точнее, с ее глупостью. Она ничего не хотела слушать. Словно разум потеряла. Один Ариф в голове, и больше ничего. Она приехала просить у меня денег для этого мерзавца. Она была уже как зомби, с ней бесполезно было разговаривать. И это моя дочь… — с горечью добавил полковник.
Потрясенная Лариса молчала. Подобного поворота в деле она никак не ожидала. Столь огромная отцовская любовь — и такой финал… Но тем не менее ситуацию нужно было принять, потому что поделать уже ничего было нельзя.
— В ванной кровь Вероники? — только и смогла вымолвить она.
Бураков медленно кивнул.
— Куда вы дели ее труп? — тихо спросила Лариса.
— Это я скажу уже в милиции, — отрезал Бураков. — И вообще, мы и так потратили слишком много времени. В суде не будут разбираться в психологических причинах случившегося.
Из его горла вырвалось что-то вроде идиотского смешка, и губы начали подрагивать. Смех начал переходить в хохот, истерические приступы душили Буракова. Он закашлялся и сел на кровати.
— Принесите воды, пожалуйста. Лариса спустилась в кухню, увидела кувшин с водой и наполнила стакан. Когда она вернулась, полковник по-прежнему сидел на кровати, но теперь он держал в руках пистолет. Взгляд его выражал холодную решимость.
— Уходите отсюда, — командирским тоном приказал он.
— Что… вы собираетесь делать?
— Я собираюсь убить вас, если вы не уберетесь отсюда. Мне терять нечего.
Лариса невольно попятилась, подчиняясь воле полковника. Она тихонько, осторожно покинула спальню и начала спускаться по лестнице, с трудом сдерживаясь, чтобы не побежать со всех ног. Признаться, ей было очень страшно. Выживший из ума Бураков действительно был способен на все.
Но не успела она достичь нижней ступеньки, как наверху раздался выстрел. Похолодев, Лариса остолбенела, затем развернулась на сто восемьдесят градусов и стремительно бросилась по лестнице назад, на второй этаж.
Когда она подбежала к лежавшему на полу полковнику, тело его являло собой жуткое зрелище. Лариса старалась не смотреть на то месиво, в которое превратилась его голова. Она пыталась прийти в себя, взять себя в руки и не растеряться перед этой страшной картиной. Отведя взгляд в сторону, Лариса заметила перед кроватью тетрадный листок, на котором было что-то написано.
Лариса склонилась ниже и всмотрелась, не беря листок в руки. Это было признание Павла Андреевича Буракова в совершенных преступлениях. Текст гласил:
«Я, Бураков Павел Андреевич, 1950 года рождения, признаю себя виновным в убийстве своей любовницы Беловой Дарьи Михайловны, Амирбекова Рауфа Осман оглы и своей дочери Бураковой Вероники Павловны. Все преступления совершены мною лично без чьей-либо помощи. В моей смерти прошу никого не винить, я ухожу из жизни добровольно».
Далее шла сегодняшняя дата и разборчивая подпись. Лариса медленно еще раз перечитала короткую записку, в которой растворились жизнь и смерть четырех человек…
Но пора было вызывать милицию. Спустившись по деревянной лестнице вниз, в гостиную, Лариса набрала ноль два и описала ситуацию, в которой оказалась. Минут через пятнадцать улицы дачного поселка наполнились сигналами милицейских сирен. Из машин стали выходить прибывшие оперативники во главе со следователем. У дачи Буракова собрались любопытные соседи, которые заглядывали во двор через изгородь и перешептывались между собой.
Срочно была вызвана Ирина Владимировна, которую после нескольких звонков удалось обнаружить в Доме культуры, где как раз проходила подготовка к празднику «Играй, тарасовская гармошка!».
Милицейская бригада методично и уверенно занималась своей работой. По дому ходили люди в штатском и в форме. Одни очерчивали контуры тела мелом, фотографировали, другие измеряли и записывали… Ларису подозвал следователь и стал заносить в протокол ее показания. Лариса подробно рассказала о том, что произошло на даче Бураковых.
Вскоре во дворе появилась кремовая «Волга» с шашечками такси. Из нее быстро вышла Ирина Владимировна и, едва сдерживая слезы, чуть ли не бегом направилась к дому.
Она прошла в спальню, несмотря на то, что один из милиционеров пытался ее удержать. Увидев на полу тело мужа, Ирина Владимировна дико взвизгнула и, закрыв рот рукой, затряслась в рыданиях. Ей налили воды из кувшина, увели из спальни в соседнюю комнату, и следователь, который к тому времени уже закончил разговаривать с Ларисой, переключился на Ирину Владимировну.
Когда Буракова ответила на все вопросы, следователь погрузился в свои бумажные дела, а Ирина Владимировна прошла в кухню и села на табурет, уронив голову на руки. Лариса подошла к ней и тихо тронула за плечо. Вдова подняла на нее невидящий взгляд.
— Вы меня извините, пожалуйста, — заговорила Котова, — я понимаю, в каком вы сейчас состоянии, но мне необходимо с вами поговорить. Это очень важно.
Ирина Владимировна с некоторым трудом кивнула, и Лариса присела рядом.
— Скажите, вы знали о связи вашего мужа с Дашей Беловой?
Женщина помолчала, потом медленно проговорила:
— Я догадывалась об этом. Поначалу я не придавала значения тому, что они часто беседуют вдвоем, ходят вместе по разным концертам и просто на прогулки. Мне было не до того, я занималась своей работой. И потом, Даша для меня запечатлелась маленькой девочкой, я не воспринимала ее как взрослую женщину, не могла подумать, что она может привлечь Пашу. Я относилась к ней как к ребенку и была уверена, что и Паша испытывает к ней нечто, подобное отцовским чувствам. Но однажды я увидела, какими глазами он смотрит на нее, и после этого все вдруг стала замечать. Чувствовала, что они намеренно от меня уединяются. А однажды встретила их в городе, случайно, когда с работы возвращалась. Они шли под руку, и он постоянно прижимал ее к себе. Это меня и убедило окончательно в их связи.
Ирина Владимировна снова замолчала. Лариса достала сигарету и закурила. Буракова налила себе воды и продолжила:
— Хороша птичка оказалась! Это я про Дарью. Да и Павел… хорош… Ей-то понятно что нужно было — деньги со старого дурака тянуть. Ну а он-то чем думал? Неужели не понимал этого? Вот уж действительно седина в бороду — бес в ребро. Совсем, что ли, мужики к старости голову от вида голых ног теряют? Да ладно, что теперь говорить, — со вздохом махнула вдова рукой. — Оба они уже в лучшем мире, пусть все на их совести останется. Царствие им небесное…
Ирина Владимировна прошла к холодильнику и достала оттуда бутылку коньяка. Она предложила налить и Ларисе, но та отказалась, поскольку была за рулем, и Буракова выпила сама. Потом она с грустью покачала головой и мягко сказала:
— Павел был, в сущности, хороший человек. Мы с ним всегда жили хорошо и дружно. И дальше бы жили, если бы у него мозги наперекосяк не пошли. Не думают мужики о главном, когда у них вот так глаза разгораются при виде девчонки сопливой.
— А Павел Андреевич знал, что вы в курсе его отношений с Дашей?
— Нет, я не стала ему ничего говорить. Да и зачем? Он как одержимый за Дашкой ходил. Если бы я начала давить, вообще все разводом могло закончиться. А мы с ним все-таки много лет прожили вместе и Веронику воспитывали как общего ребенка. Правда, я была уверена, что Павел никогда от меня не уйдет. Но кто знает, что мужику в голову взбредет под горячую руку? Так я семью сберегла, а если бы скандал закатила, неизвестно, чем бы закончилось. И я стала ждать, когда у него пройдет эта дурь. А для себя такой вывод сделала — сама виновата, что муж за девчонкой приударил, нужно больше за собой следить. Их роман подстегнул меня заняться собой. Я стала листать модные журналы, одеваться поярче, за фигурой следить… Я даже бегать начала по утрам, на диету перешла.
— Так вы не держали зла на Дашу?
— Конечно, принимать ее у себя я больше не стала. Но и палку не перегибала. Само собой получилось, что мы отдалились, по-другому и быть не могло. И потом, знаете, я все-таки считаю: мне помогло то, что я стала ухаживать за собой. Павел ведь в результате оставил Дашу. Она жила в своем Потакове и к нам больше не наведывалась.
— А как сложилась ее дальнейшая судьба, вы знаете?
— Знаю, — усмехнулась Ирина Владимировна. — Павел выдал ее замуж за Арифа. Наверняка и деньгами помог, он человек щедрый был. А сам на меня переключился. В общем-то я и раньше не была обижена его вниманием, он только на время романа с Дашей ко мне поостыл. А потом, когда он с ней расстался, я отметила, что он меня больше ценить стал. Мне даже показалось, что у него былая любовь в сердце ожила.
— Ирина Владимировна, ведь вы понимаете, что самоубийство — очень неординарный поступок. К нему должны все-таки быть какие-то предпосылки.
— Конечно, понимаю, — вставила вдова Буракова.
— Скажите, Павел Андреевич никогда не говорил вам, что может покончить с собой? Может быть, в какие-то критические моменты?
— Нет, я совершенно не помню ничего такого за все годы нашей совместной жизни, — развела руками Ирина Владимировна.
— А может быть, он, наоборот, грозился кого-то убить?
— Нет. Он вообще был спокойным человеком. Суровым, но спокойным. Мог, конечно, порой вспылить. Единственный человек, к которому он был агрессивно настроен, — это Ариф.
— Павел Андреевич никогда не обращался к невропатологам, психиатрам? Может быть, это держалось в большом секрете, но вы как жена все равно должны были знать об этом.
— Да нет, что вы, — ответила Ирина Владимировна несколько обиженно. — Он был нормальным человеком. Умным, предприимчивым. У него были стальные нервы. Он же после того, как в отставку вышел, бизнесом занялся, завод свой консервный открыл. И дела у него успешно шли. Неужели вы думаете, что больной человек справился бы с такой работой?