Уже не отдавая себе отчета в своих действиях, я рванула петлю на своей шее изо, всех сил и, немного ослабив ее, смогла закричать…
***
…Очнулась я под яркой электрической лампой на каком-то ужасно жестком диване.
Ощутив эту перемену, я снова закричала, теперь — чтобы убедиться, что все-таки еще жива.
— Тихо-тихо… — я увидела перед собой лицо склонившегося надо мной Виктора. — Тихо-тихо-тихо… — шептал он побелевшими губами.
И откуда-то сбоку долетел до меня женский голос:
— Она открыла глаза!..
Я рывком села и огляделась. Одежда на моей груди была разорвана — словно ее терзали сразу десятки острейших ножей, а кожа на шее исцарапана. Меня била крупная дрожь. Я посмотрела на свои трясущиеся руки и увидела, что они в крови. В это мгновение кто-то крепко обнял меня за плечи.
— Оленька… — шептал Витя, не выпуская меня из своих объятий. — Господи, да что с тобой?.. Это все ты сделала, стерва! Ты!
Последняя фраза относилась явно не ко мне, а к беззвучно стоящей возле стены Степаниде. Теперь ее лицо было бледно смертельной бледностью, да к тому же искажено гримасой сильного страха.
Теперь, немного придя в себя, я осмотрелась и увидела, что ни на каком жестком диване я не лежу, а лежу на столе в той самой комнате, где и начался так ужасно закончившийся сеанс снятия сглаза. Ярко горел электрический свет, вокруг валялись разбросанные стулья, черная ткань на одной стене висела криво, разодранная пополам, и обнажала старые обои в веселенький голубой цветочек.
— Это все ты! — оборачиваясь, снова закричал в лицо дрожащей Степаниде Витя. — Это ты довела ее своим дурацким колдовством до того, что она едва не умерла…
— Я ни в чем не виновата! — в голос зарыдала несчастная Степанида, заламывая руки. — Я хотела ей помочь! Ты же сам слышал, как я ввела ее в транс и дала ей самые благоприятные установки! Понятия не имею, что произошло, знаю только, что я здесь точно ни при чем… — На этой фразе голос у нее осекся и, уронив бледное лицо в ладони, Степанида разрыдалась уже по-настоящему.
Голова моя еще немного кружилась, но я чувствовала, что стала уже приходить в себя. При помощи Вити я соскользнула со стола и запахнула на груди истерзанный плащ.
— Как ты? — тихо спросил меня Витя. — До машины сможешь дойти? Я кивнула.
— А с тобой.. — Витя обернулся к своей бывшей жене, и его лицо потемнело, — с тобой, Степка, я в другом месте поговорю. И, будь уверена, что лавочку твою в скором времени прикроют! И еще неизвестно, останешься ли ты после судебного разбирательства на свободе или загремишь… лет этак на пять за попытку убийства.
— Да не виновата я ни в чем! — снова закричала Степанида.
Я посмотрела ей в глаза, и Степанида ответила мне умоляющим взглядом: будто больше всего на свете хотела попросить у меня прощения, но не решалась произнести слова вслух.
Она и в самом деле ни при чем, зря Витя так бесится. Боже мой, эта комната выглядит так, будто здесь произошло побоище. Только пятен крови для полноты картины не хватает…
При этой мысли я вздрогнула и опять посмотрела на свои окровавленные руки. Но Витя уже вел меня к выходу, бережно поддерживая за талию.
— Ничего, ничего… — бормотал он, — сейчас доберемся до машины, я отвезу тебя домой, а там… Там отдохнешь, а утром мы вызовем настоящего врача. Хорошо?
Я кивнула.
— Осторожнее, осторожнее, — продолжал Витя, — теперь ничего не бойся… А эту тварь Степаниду я и вправду посажу. Поверь, для этого у меня хватит связей.
— Погоди-ка, — остановившись, проговорила я, — она и в самом деле ни в чем не виновата. С чего ты взял, что это она насылала на меня кошмарные сны?
Степанида притихла у своей стеночки.
— Как это? — озадаченно произнес Витя.
— Я же сам видел, как она тебя того… заколдовывала, а ты… Она тебя едва в гроб не вогнала, а ты ее защищаешь…
— Защищаю, потому что она ни в чем не виновата, — объяснила я.
— А кто же тогда виноват? — растерянно спросил Витя.
— Я сама, — ответила я. Витя вытаращил глаза, явно не понимая вообще ничего.
— Я сама виновата, — повторила я. — Уснула под монотонное пение Степаниды, а этого мне делать было как раз не нужно. Просто я очень устала, всю ночь не спала, а тут мягкий стул, заунывные причитания… Кого хочешь в сон вгонит. А когда я уснула, ко мне пришел мой обычный ночной кошмар. Понимаешь?
Витя с сомнением повел плечами.
— Вся вина Степаниды заключается в том, — добавила я, — что она не смогла излечить меня от кошмарных сновидений. Только в этом ее можно упрекнуть. В непрофессионализме. Но если тот, кто насылает на меня эти сновидения, сильнее нее, то в чем ее можно упрекнуть?
— Ни в чем, наверное, — промямлил Витя.
Я снова посмотрела на Степаниду. Не нужно было быть экстрасенсом, чтобы увидеть благодарность в ее глазах. Нет, не она причина моих еженощных кошмаров. Я все-таки необычный человек, а экстрасенс с исключительными паранормальными способностями, и чувство интуиции у меня развито гораздо сильнее, чем у остальных людей. И сейчас интуиция подсказывает мне, что Степанида ни в чем не виновата.
А за свой непрофессионализм и шулерские фокусы она уже наказана — стоит у стены, заломив руки, словно перед расстрелом, и смотрит так… умоляюще…
Витя оглянулся на Степаниду, но на сей раз ничего не сказал и молча повел меня к выходу.
Откуда-то снова появилась тихая, словно белая мышка, девочка-гимназистка.
— Лиза, — умирающим голосом позвала Степанида, — выйди к ожидающим господам и скажи, что в связи с моей болезнью приема сегодня не будет…
— Господа все разбежались, — прошептала девочка Лиза. — Когда… девушка начала кричать, их как ветром сдуло — одного за другим…
Мы с Витей прошли через прихожую, где одиноко стояли по углам пустые кресла, миновали подъезд, учтиво поклонившегося одетого во фрачную пару детину и остановились у Витиной машины.
— Погоди, — сказала я, — я немного постою на свежем воздухе.
— Конечно-конечно… — Витя осторожно прислонил меня к машине.
— Дай сигарету, — попросила я. Он поспешно достал сигарету и поднес к ней зажигалку. Когда я несколько раз глубоко затянулась, то почувствовала себя почти в норме. Витя просительно заглянул мне в глаза и проговорил очень тихо:
— Оль… Прости меня, пожалуйста.
— За что? — удивилась я.
— За то, что я притащил тебя в этот дурацкий салон, — вздохнул Витя. — Понимаешь, я же не знал, что все так выйдет. Я… честно говоря, считал, что все твои кошмарные сны — это что-то совсем такое… не заслуживающее пристального внимания. Вот мне несколько раз в жизни снились кошмары, так я наутро не помнил, в чем там было дело… Только неприятное ощущение оставалось и все. Но это быстро проходило. Я думал — у тебя что-то в том же роде, а оказалось…
— Что оказалось?
Витя зябко передернул плечами и, прежде чем ответить, достал сигарету и закурил.
— Ты бы видела себя, когда… когда… — негромко вспомнил он. — Я думал, что я сам с ума сойду. Было так тихо, спокойно, полумрак, Степка что-то напевала идиотское свое… На самом деле в сон клонило, и вдруг ты рухнула со стула и начала извиваться на полу, будто у тебя какой припадок. Я старался тебя успокоить, а ты ничего вокруг себя не видела, хотя глаза были широко открыты, — и не понимала ничего. Потом вдруг вскочила на ноги и стала метаться из стороны в сторону. И кричать…
Витя судорожно — с хлюпаньем — затянулся и продолжал:
— И кричала… Страшно кричала, словно что-то видела перед собой, такое страшное, что невозможно перенести.