Потом и Степка завизжала… Когда ты со стула рухнула, она будто в ступор вошла — сидела с открытым ртом и на тебя смотрела. А как только ты метаться и кричать начала — завизжала. Потом — самое страшное началось. Ты стала на себе рвать одежду, царапать шею ногтями, словно тебя кто-то душил… Закатывала глаза и хрипела. А когда я все-таки схватил тебя в охапку, ты обмякла. Я положил тебя на стол, вытащил было телефон, чтобы в «Скорую» звонить, но тут ты очнулась. Честно слово, — добавил вдруг Витя, — если бы с тобой что-нибудь случилось, я бы эту Степку проклятую удавил! Точно говорю!
— Ладно, — проговорила я, затянулась последний раз и бросила окурок в кусты. — Поехали домой. Смотри, небо уже розовеет, скоро рассвет. А я после всех этих передряг, наверное, приму лошадиную дозу снотворного и часиков на десять отрублюсь.
— Правильное решение! — кивнул Витя и слабо улыбнулся. — Поехали.
***
Нина, как обычно, проснулась первой. Подошла к окну, выглянула во двор, где уже подмерзал хрустящей корочкой изрядно подтаявший вчерашний снег. Потом обернулась к зеркалу, отблескивающему из глубины прихожей, и сказала, обращаясь к своему отражению:
— Доброе утро.
Нина вышла в прихожую, по привычке подняла глаза на большие часы прямо над зеркалом и испугалась, что снова опаздывает на работу. Потом усмехнулась, спохватившись, и вспомнила, что сегодня суббота.
Суббота-то суббота, а субботнего настроения как не бывало. И все из-за вчерашнего визита этой ненормальной. Собирались ведь пойти с Васиком в консерваторию… Да пусть даже в тот же ресторан или просто погулять… Но ему нужно вести какого-то неизвестного мальчика на какую-то непонятную экспертизу для того, чтобы выяснить, приходится ли этот мальчик сыном Васику или нет.
«Вполне может быть, что и да, — уныло подумала Нина, рассеянно проводя пальцем по серебряно-стеклянной прохладной поверхности зеркала, — ведь в любом другом случае эта ненормальная… Катя, — вспомнила Нина имя вчерашней гостьи, — эта ненормальная Катя ни за что не согласилась бы на экспертизу… А сейчас, как говорят, можно близкое родство определить с максимальной точностью. То есть если результаты окажутся положительными, то можно совершенно определенно сказать: у моего Васика есть сын. А у сына моего Васика есть мать…»
— И что дальше? — уже не глядя на отражение в зеркале, спросила себя Нина. — Как все это повернется? Сын — это сын. Ребенок. А кто от своего ребенка откажется? Тем более что, как Васик мне сказал, мальчик чрезвычайно на папочку своего похож… А эта Катя? Кажется, не замужем. Может быть, она не только денег хочет от Васика, а… чего-то еще и другого? Я сама видела, как Васик смотрел на нее — с открытым ртом. Конечно, она красивая женщина, но я-то чем хуже?
«Хуже, — всплыло у нее в голове тоскливое, — намного хуже. Эта Катя — честная женщина. Ну, закрутить роман на морском побережье в юном возрасте — от этого никто не застрахован. А вот я… когда-то вынуждена была зарабатывать деньги, торгуя собственным телом. Была проституткой, если говорить откровенно».
— А это гораздо хуже, — проговорила Нина вслух и вздохнула. И тут же вздрогнула, обернувшись на возникший за спиной шум.
— Это я споткнулся, — сообщил Васик хриплым со сна голосом, потирая коленку. — Чего тут подушки валяются под ногами?
Он пнул диванную подушку и, освободив себе таким образом проход, побрел в ванную, зевая и потирая пятерней взлохмаченную голову. Только открыв туда дверь, он обернулся и внимательно посмотрел на Нину.
— А с кем это ты сейчас разговаривала? — спросил он.
— Ни с кем, — ответила Нина. — Сама с собой, то есть. Мысли вслух. А подушку ты сам вчера швырнул. В меня. Когда я тебя попросила приглушить звук у твоего дурацкого компьютера.
— В десятый раз попросила, — уточнил Васик, — или даже в восемнадцатый. Никакие же нервы не выдержат такого издевательства. Я пытаюсь последний уровень пройти, а ты бубнишь под ухо. Вот тогда я отвлекся, и мне тут же какая-то кикимора из-за угла голову откусила. А я, между прочим, на пятом ярусе последнего уровня был. Нельзя мешать человеку, когда он играет. Понимать надо!
— Играет, играет… — передразнила Нина. — Ты хоть помнишь, какой сегодня день?
— Конечно, помню, — сказал Васик, — суббота. А что? Ага, мы с тобой собирались на концерт. Слушать этого, как его… Буру… Брандер… Бранденбургский концерт.
— Отменяется Бранденбургский концерт, — вздохнула Нина, — ты что, забыл, какое ты на сегодняшний день планировал мероприятие?
Васик открыл рот.
— И правда, — пробормотал он, — совсем забыл. Эта новая компьютерная игрушка мне все мозги запорошила. Это ведь надо — неделю играю, а все никак не могу пройти до самого конца. Кошмар!.. Кстати, — спохватился он вдруг, — а который теперь час?
— Без пяти десять, — посмотрев на стрелки настенных часов, сказала Нина. Васик охнул и схватился за голову.
— Господи! — простонал он. — Сейчас ведь Катя придет, приведет Петю! Чтобы я с ним на обследование пошел! А я еще…
Не договорив, он нырнул в ванную, хлопнув за собой дверью. Нина пошла на кухню и поставила чайник. Усевшись на табурет, она бездумно уставилась на синий газовый цветок под металлическим боком чайника. Как-то ни о чем не думалось, кружились какие-то легкие и совсем не нужные мысли о глупых клиентах, на слово верящих ушлым продавцам-консультантам; о предстоящей покупке нового пылесоса — старый совсем пришел в негодность от того, что им как-то раз пользовались не по назначению: Васик таким образом пытался выудить из-под кровати завалившиеся туда ключи; пылесос всосал ключи, тихо напоследок тявкнул и навсегда издох…
Чайник начал глухо урчать. Нина подняла глаза и увидела белую струйку пара, бьющую из короткого носика. Она встала со стула, чтобы выключить газ, но резкий звонок в дверь заставил ее вздрогнуть и замереть с протянутой к плите рукой.
Нина замерла в неподвижности, но второй звонок вывел ее из ступора.
— Открой! — проревел из ванной Васик.
Нина засуетилась — бросилась было к двери, но гудящий чайник напомнил о себе дребезжанием крышки. Нина метнулась обратно, повернула ручку на плите — как оказалось, не ту — из соседней конфорки со свистом выскользнула струя газа. Нина всплеснула руками и, завернув обе конфорки, побежала к двери.
В прихожей ее встретил очередной звонок.
Путаясь в замках, Нина открыла наконец дверь и отступила назад.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась Катя и подтолкнула вперед шестилетнего малыша, очень рослого для своего возраста, с густейшей копной волос на крупной голове. — Скажи тете «привет», Петя, — скомандовала Катя, и ребенок, глядя на обомлевшую отчего-то Нину, нарочито плаксиво прогнусавил:
— При-ивет…
— П-проходите, — предложила Нина, но Катя качнула головой.
— Не могу, извините, — сказала она, — как мы и договаривались с вашим… Василием, я привела Петю. Он вроде собирался вести его на генетическое обследование.
— Да, — выдохнула Нина, не сводя глаз с малыша, — собирался. Да только мне кажется, что обследование вряд ли понадобится: ведь Петя — вылитый Васик. Я даже не думала, чтобы сын мог так походить на отца… Последние слова вырвались у Нины сами собой.
— Мне пора, — усмехнувшись, сказала Катя. — Надеюсь, что Василий дома и помнит о своем обещании?
— Ага, — Васик появился из ванной с мокрой головой и полотенцем на шее. — Все помню. А где мой… То есть, где это…
Не договорив, он замер с открытым ртом.
— Мне уже пора, — проговорила Катя, явно довольная произведенным эффектом.