- Не говорить же им, что их сын погиб смертью героя на бессмысленной, бездарной войне!
За камнем громко стонет американец, и Сарматов, поднявшись с валуна, подходит к нему.
- Плохие новости для тебя, полковник, - говорит он. - Наш врач погиб там, в кишлаке. С ним сгорела аптека. Американец молчит, только глаза его подернуты мутной пеленой боли.
- Пакистанские вертолеты бомбили "зеленку" напалмом, почему?.. спрашивает полковника Сарматов.
- Потому что война пахнет дерьмом, мочой, блевотиной и... подлостью, отвечает американец и отворачивается.
- Кажется, мы еще лучше стали понимать друг друга, полковник, усмехается Сарматов и командует: - Кончай отдыхать, мужики! Пора в путь!..
* * *
И опять бесшумно скользят во мраке афганской ночи люди-тени, петляют, кружатся в диком, бессмысленном танце вокруг них огоньки шакальих глаз, похожие на пламя церковных свечей, рвется к перевернутому узкому месяцу, вспарывая ночную тишину, опостылевший шакалий вой.
Когда из-за хребта снова появляется диск солнца, каменное нагромождение заканчивается и начинается отлогая осыпь, упирающаяся в покрытую чахлой растительностью равнину, изрезанную оврагами, на дне которых журчат мелкие мутные ручейки.
Группа спускается на равнину окольными путями, в обход осыпи, чтобы не оставлять следов.
Здесь, на ровном месте, американец вдруг начинает мычать и дергаться.
- Понял, полковник, молодец! - говорит Сарматов, расстегивая на его брюках "молнию" и подставляя флягу...
С удивлением наблюдают мужики из группы Савелова за происходящим. Сам Савелов не может скрыть отвращения, глядя, как американец пьет мочу.
- Не нравится, капитан? - спрашивает его Бурлак.
- Фу, блин, лучше подохнуть, чем это! - сдерживая рвотные позывы, отвечает тот и смотрит на часы. - Впрочем, это не мое дело. Уже завтра закатимся с тестем в Сандуны...
- Не гуторь гоп, пока коня не взнуздаешь! - замечает Сарматов, поливая мочой забинтованное предплечье американца.
- Думаешь, вертушка не прилетит? - с тревогой спрашивает Савелов.
- Пусть слон думает - у него голова большая, - со злостью бросает Сарматов.
Оставляя в розовом рассветном небе четкий инверсионный след, со стороны пакистанской границы появляются два "Фантома". Сверкнув на вираже крыльями, они скрываются за отрогами, и скоро с той стороны громыхают взрывы, а через несколько секунд "Фантомы" ложатся на обратный курс и скрываются за хребтом.
- Ты думаешь?.. - Савелов хватает Сарматова за рукав. В голосе его неприкрытая тревога.
- Сказал же: слон пусть думает!..
- Но это... это бандитизм!.. Международный разбой!.. - взрывается Савелов.
- Эх, Савелов!... Чья бы корова мычала, а уж нашей-то лучше молчать!.. Но тем не менее яйца отрывать рано...
- Какие яйца? - непонимающе таращит глаза капитан.
- Шутка, капитан, - усмехается Сарматов и кричит: - Мужики, американца будем нести по очереди. А теперь ноги в руки - и полный вперед. Может, успеем, может, кто живой еще!..
- Есть, командир!.. - отвечает Алан и, взвалив на плечи американца, трусцой пускается в бег. За ним срывается вся группа.
Забыв о маскировке, бегом бойцы торопятся к тому месту, откуда должна была забрать их вертушка. Бежать тяжело, но они в считанные минуты пересекают долину, преодолевают каменные завалы и выскакивают на плато, на котором, застилая небо черным дымом, догорает камуфлированный вертолет.
- Сушим весла, мужики! - вырывается у Бурлака, он, не сдерживая ярость, кричит: - Бля, чтоб рога на их тупых лбах выросли!.. Чем думали, посылая вертушку без прикрытия?!
Перед бойцами груда искореженного взрывом, оплавленного металла, бывшего еще час назад боевым вертолетом. В этой груде два обгорелых трупа. Третий в стороне, метрах в пятнадцати.
Сарматов склоняется над ним славянскими синими глазами смотрит в раскаленное азиатское небо командир вертолета. В обугленной руке, словно пропуск на тот свет, торчит полетная карта, в другой намертво зажат огрызок карандаша. Сарматов тянет на себя карту, и обгорелая рука отдает ее. На карте прочерчена свежая неровная стрелка к кишлаку в горных отрогах, на юго-западе от пакистанской границы, и прямо по карте, по оранжевым афганским горам и желтым плато начерчены крупные, корявые буквы: "МАЙОР... ОБНАРУЖИЛ БАЗУ "ДУХОВ"... КИШЛАК ТАГАНЛЫ... ПЕРЕДАЛ НАШИМ... УМИРАЮ..."
- Спасибо, капитан! - глухо говорит Сарматов и закрывает ладонью его синие глаза. - Зачем же ты согласился лететь без прикрытия, парень?..
- Бля, это племя интендантское горючку для истребителей небось загнал за "зеленые" на кабульском базаре! - опять взрывается Бурлак.
- Или в бодуне были после Дня Победы! - подхватывает старший лейтенант Прохоров. - Что им наши жизни - бабы новых солдат нарожают!
Силин, словно очнувшись от летаргической полудремы, в которой он пребывает последнее время, неожиданно зло кричит Сарматову:
- Командир, ты вот говорил нам: "Задание, братва, государственной важности", а они положили с прибором на нас, на вертушку и летунов и на твое "государственной важности"!.. Да для всей их шоблы чем больше бардака, тем больше в масть!.. Чем дольше эта мясорубка, тем "зеленых" в карманах гуще!.. Что, не так, Сармат? Не так было в Анголе, в Мозамбике, в Сирии, а уж про Никарагуа я вообще молчу!
- Все так! - орет в ответ Бурлак. - Только ты чего это командира лечишь? Он, что ли, тебя сюда послал, а сам в кабинете сидит и коньяк распивает? Он же тоже здесь, с нами, и ему, как и тебе, теперь смерть в улыбке скалится.
- Сцепились, петухи! - встает между ними Морозов. - Кончай базар! Ребят по-людски похоронить надо, а они отношения выясняют.
- Не надо! - громко произносит Сарматов. - Ничего здесь не трогать!
- Ты что, командир?! - вскидывается Алан. - "Духи" носы, уши резать будут!..
- Не трогать! - повторят тот. - Если ребят похороним, то "духи" поймут, что мы здесь были, и по следу пойдут. А так они нас ждать будут. Не дождутся - могут подумать, что в "зеленке" напалмом нас накрыли... Не по-людски, конечно, ребят так оставлять, но что поделаешь! А сейчас уходим, пока пакистанская ИСА, спецслужба, не объявилась!..
Бойцы отходят от разгромленной вертушки. Внезапно Силин выбивается из группы и бросается на американца:
- Надо этого пидора за ребят!.. Пусть ему уши режут!..
- Тыкву напекло! - отшвыривает его Сарматов.
- Тебе напекло! - кричит Силин. - Как ты с ним триста верст оттопаешь? Или он жмур, или мы все, непонятно, что ли?!
- Он, кажется, прав, майор! - глядя на Сарматова, подтверждает Савелов.
- Кажется - перекрестись! - обрывает его Сарматов и обращается к бойцам: - Мужики, у нас есть еще страховочная точка... Рандеву с вертушкой... в сорока километрах отсюда. Не будем терять времени! - Он показывает на затянутые маревом скалы. - Туда, аллюр три креста, марш!
Футбольным мячом мотается за спиной Алана голова американца, пузырится на его губах кровавая пена. А над спасительными скалами, как маятник огромных божьих часов, мечется солнце, слепит глаза, заливает жарким потом их лица и спины...
Достигнув скал, все в бессилии бросаются на камни, но жесткая команда Сарматова вновь поднимает их на ноги:
- Всем замаскироваться и приготовиться к бою!..
И едва группа успевает прийти в себя, как из-за хребта, со стороны пакистанской границы, появляются два тяжелых десантных вертолета с пакистанскими опознавательными знаками. На долину, где до этого царила мертвая тишина, обрушивается грохот мощных двигателей. Пройдя на бреющем полете над долиной и над скалами, вертолеты садятся впритык к подбитым советским вертолетам.