- Вонючий садист! - выкрикивает американец и заходится в рвотных судорогах. - Ты не русский офицер! Ты есть мразь!
- Не пускай пузыри, полковник! - устало отмахивается Сарматов. - Мне они начинают действовать на нервы. Я тебе, между прочим, предлагаю за неимением лучшего древний казачий способ спасения от гангрены. Поверь, в чем, в чем, а в ранах, колотых и стреляных, мои предки толк знали!
- Казачий способ? - на ломаном русском недоверчиво переспрашивает американец. - Ты есть казакус?..
- Дед был "казакус", отец был сын казачий, а я - хрен собачий! усмехнувшись, отвечает Сарматов, протягивая флягу. - Пей, полковник, и не ломайся, как целка!
Тот тянется к фляге, но, едва поднеся ее ко рту, снова заходится в рвотных спазмах и беспомощно смотрит на Сарматова.
Сарматов кивает Алану. Тот подходит и, запрокинув американцу голову, держит ее. Часть содержимого фляги Сарматов выливает полковнику в рот, а остатками поливает окровавленный бинт на его предплечье. Американец брезгливо морщится.
- Что поделаешь, полковник! - глядя на него с пониманием, говорит Сарматов. - Война красива в ваших голливудских боевиках, а в жизни она всегда пахнет дерьмом, мочой и блевотиной, не так ли?
- Йес! - выдавливает полковник.
- Похоже, мы начинаем понимать друг друга! - усмехается Сарматов, взваливая раненого на плечи. - В путь, мужики!
И снова тяжелое дыхание, хрип усталых людей, стоны американца, а из "зеленки" - громыхание взрывов и клекот боевых вертолетов, методично прочесывающих территорию.
Идти трудно. Тяжелые армейские ботинки периодически оскальзываются на мокрых от росы камнях. Влажный жаркий воздух забивает легкие, и дышать почти невозможно. Над головой вьются тучи каких-то мелких, больно жалящих мошек. Качается в такт шагам опрокинутый над хребтом узкий серп месяца. Где-то совсем рядом надрываются в истеричном вое шакалы. Их желто-зеленые глаза церковными свечами блуждают среди каменных завалов.
- Вот твари! - ежится Силин. - Верняк - наведут "духов"!
- Не психуй! - хрипит Сарматов, склонившийся под тяжестью здорового, как племенной бык, американца. - "Духи" пошли за нами всего с час назад.
- Свежо предание!.. - огрызается Силин.
- По шариату они должны до наступления темноты похоронить покойников, а наморозил их Савелов не один десяток... - пускается в объяснения Сарматов. Потом еще вечерний намаз...
- Может, и так! - кивает Силин и со злостью пихает в бок висящего на плече Сарматова американца. - Но на рандеву с вертушкой из-за этого пидора мы уже не успеваем.
- Что предлагаешь?.. - осведомляется майор.
- Выйти на связь и назначить рандеву с вертушкой на завтра, а пока отлежаться в этой мышеловке, - отвечает тот.
Сарматов вздыхает и отрицательно качает головой, насколько это позволяет ему туша американца.
- Выход в эфир тут же засекут... Вертушку гробанут без вопросов. Мышеловку захлопнут.
- Кто не рискует, тот не пьет шампанского... - лихо отвечает Силин.
- Как думаешь, почему эти уроды вот уже семь часов перепахивают "зеленку" вдоль и поперек? - устало спрашивает Сармат.
- Зло срывают... - неуверенно предположил Силин.
- Если бы!.. Им во что бы то ни стало нужно отправить на тот свет нас, что в общем-то само собой разумеется, но главное - этого полковника.
- На американцев что-то не очень похоже - они своих людей берегут.
- То-то и оно! Отсюда делаем вывод, что он знает что-то такое, чего контора дяди Никанора знать не должна, - уверенно заявил Сарматов. - И рисковать этим "чем-то" мы не имеет права. Иначе нам с вами грош цена в базарный день!
- Так, может, вытряхнуть из американца это "что-то", пока он не изобразил жмура? И никаких проблем! - предложил Силин, кровожадно поглядывая на полковника.
- Москва запретила нам задавать ему "лишние" вопросы, какая бы ситуация ни сложилась, - объяснил Сарматов.
Силин от удивления даже остановился:
- Круто!.. Вот так фитиль цэрэушникам!..
- Угу Они б за него, живого или мертвого, никаких денег не пожалели бы!..
- А я-то подумал, что он опять для обмена на какого-нибудь Корвалана!..
- Потом, может, и обменяли бы.
Внезапно впереди заметались шакальи глаза-свечи, и как по команде стих их надсадный вой.
- К бою! - кричит Сарматов, заваливая американца за ближайший валун.
В окулярах бинокля ночного видения видна тропа, извивающаяся среди нагромождения камней, колючие кустарники, кремнистый склон осыпи, по которому ползут два здоровенных паука-каракурта, и опять камни. На одно мгновение на фоне неба, за травой, возникают несколько неясных силуэтов и вновь скрываются за кустами. Из кустов выпархивает какая-то птица и заполошным криком сминает ночную тишину.
Сарматов откатывается в сторону и, укрывшись за камнями, ухает по-совиному.
Сквозь стрекот цикад со стороны кустов доносится чирканье кулара горной индейки. Сарматов чиркает по-куларьи, в ответ - четкий посвист удода и следом уханье совы.
- Японский бог, наши! - поднимаясь в полный рост, кричит Силин. Наши-и!
Силуэты вновь появляются из кустов. Уже не прячась, приближаются к кремнистому склону.
Далее следуют крепкие объятия, перемежающиеся радостными возгласами, и ритуальный "парашют" - полтора десятка мужчин упираются лбами друг в друга изображая купол парашюта.
- Товарищ майор, группа прикрытия поставленную задачу выполнила! рапортует капитан Савелов. В его голосе слышна плохо сдерживаемая радость. В доме всех заморозили, товарищ майор, а потом оставшихся на джип вывели.
- Потери есть, капитан?
- Двое!
- Кто?
- Лейтенант Гайнуллин, прикрывая отход группы, был ранен или контужен... К нему на помощь бросился военврач Марушкин и...
- И?.. - переспрашивает Сарматов.
- С пакистанской вертушки их обоих - прямое попадание, - мрачнеет капитан. - Игорь, я не посылал Марушкина, он сам!.. И вообще странное что-то происходило... Почему-то бомбили напалмом! Ты не представляешь этот ад, там даже камни плавились!..
- Рюкзак с аптекой цел?
- Был у военврача! - виновато произносит Савелов. - Пепла не осталось...
- В Рязани у военврача - двое детей, - устало качает головой Сарматов и опускается на камень. - Двое... Мальчик и девочка...
- Когда вертушки навалились, мы уже в камнях сидели, - рассказывает коренастый крепыш старший лейтенант Прохоров. - Вертушки сверху, а с фронта "духи" к реке прижимают, думали - кранты, а тут на них с тыла, как черт из бутылки, лейтенант Шальнов!
- Если бы не Андрюха Шальнов, не было бы у нас этой беседы, подтверждает капитан Морозов и поворачивается к Сарматову. - Командир, Андрюха молодой еще - ему лишняя цацка не помешает, будешь рапорт писать, не забудь про него.
- Не в моих привычках забывать, Дим Димыч, - бросает Сарматов и жестом подзывает все еще одетого в униформу "зеленого берета" Шальнова.
- Ну а ты что скажешь, Андрей? Как сам-то?
- Нормально, командир, - улыбается Шальнов так безмятежно, словно только что вернулся не из кровавого боя, а с прогулки по городскому парку.
- Говорят, устроил у "духов" шмон?..
- Это я с перепугу, командир! - продолжает лыбиться Шальнов.
- А чего не переодеваешься?
- Одежка моя была у Гайнуллина... Мы ведь с Асхатом в одном дворе выросли, в один детсад и в один класс ходили и на срочную вместе ушли... Улыбка соскальзывает с лица Андрея. - Все подбираю слова, какие говорить дяде Равилю - отцу и тете Зине - его матери... Они в Ясеневе, в нашем жэке, дворниками работают...
- Не смотри на меня так, сержант. У меня этих слов тоже нет, - глухо роняет Сарматов.