Константин безапелляционно сообщал всем, кто желал его слушать, что держать большое количество лошадей становится невозможно, потому что это безумно дорого, и что он счел благоразумным прекратить приобретать новых. Потом он доверительно сообщал, что только полные идиоты могут покупать лошадей по непомерно раздутым ценам последних месяцев.
Я увидел Вика Винсента, который направился им навстречу поприветствовать их, когда они прибыли. Дружеские рукопожатия. Улыбки во весь рот. Короче, делалось все, чтобы показать, что Константин в отличие от всех прочих своим барышником доволен.
Николь подошел ко мне и облокотился на ограду выводного круга.
— Я ему говорил, — сказал он. — Я ему рассказал, что Бик раскручивает его на тысячи. Что это Вик и Файндейл вздували цены и делили прибыли между собой.
— И что?
Николь пожал плечами. Он выглядел озадаченным.
— И ничего! Он вообще почти ничего не сказал. У меня было такое впечатление... я знаю, что это глупо, но... у меня было такое впечатление, что он уже все знает.
— Твоего папу одурачить не так-то просто, — заметил я.
— Да, конечно... Но если он все знает, почему он не остановит Вика?
— Спроси у него.
— Спрашивал. Он попросту не ответил. Я сказал, что думал, что он теперь Вика выставит, а отец ответил, что зря я так думал. Что Вик лучше всех прочих барышников разбирается в лошадях, и он, то есть отец, не намерен лишаться его советов.
Мы смотрели, как на кругу выводят коней, которые должны были вот-вот пойти с молотка. Из тех, что были на кругу, стоящих я не видел ни одного.
Николь мрачно сказал:
— Они считают меня предателем из-за того, что я вообще с тобой общаюсь. Для моего папаши ты явно persona non grata.
Ну, это можно было предвидеть. Если Константин не намерен признаваться, что его надули, вряд ли он станет вешаться на шею человеку, который во всеуслышание заявил, что его таки надули и продолжают надувать.
— Он действительно решил избавиться от части своих лошадей? — спросил я.
— А бог его знает! Не то чтобы у него действительно стало туго с деньгами, но вроде бы у него действительно провалилась пара крупных сделок, и это его ужасно выбило из колеи. — Он искоса глянул на меня и усмехнулся. — Впрочем, похоже, моя новая мачеха без труда может помочь нам поддерживать прежний образ жизни.
— А почему бы тебе не сделаться профессионалом? — спросил я с легким упреком. — Ты достаточно хорош для этого.
Похоже, я задел больное место. Николь сердито ответил:
— Ты что, хочешь сказать, что я сам должен зарабатывать себе на жизнь?
— Вообще-то это не мое дело...
— Ну и молчи себе в тряпочку. Он резко оторвался от ограды и отошел. Я не смотрел ему вслед. Через минуту он вернулся.
— Пропади ты пропадом!
— Постараюсь.
— Жаль, что кое-что совсем не тонет... Его плечи под дубленкой ссутулились.
— Профессиональным жокеям не разрешается держать своих лошадей.
— А почему их не может держать твой отец?
— Заткнись, а? — попросил Николь. — Заткнись, пожалуйста!
Я заткнулся.
* * *
Мы столкнулись с Виком лицом к лицу чисто случайно. Он выходил из здания аукциона, а я входил. На его лице отражалось легкое торжество.
— Ну и чего ты добился? — осведомился он.
— Ты нашел, куда пристроить Файндейла? Вик поджал губы.
— Я ни в чем признаваться не собираюсь!
— Очень разумно с твоей стороны.
Он метнул в меня яростный взгляд и ушел. На этот раз он уже не говорил о том, что я должен держаться вместе со всеми, а иначе... Быть может, потому, что теперь, когда Файндейл вышел из игры, коалиция распалась. Быть может, кампания отложена до лучших времен. Но, судя по его тону и поведению, война не кончилась.
Теперь, когда моим клиентом сделался сам Уилтон Янг, мой бизнес заметно оживился. За эту пятницу я получил столько же запросов и поручений, сколько за весь прошлый месяц, в основном от тренеров с севера страны, которым такие же акулы бизнеса, как Уилтон Янг, поручили приобрести для них лошадей.
Как выразился один тренер, на лошадях которого я когда-то ездил:
— В лошадях они ни хрена не смыслят, просто денежки им руки жгут. Все, чего они хотят, — это быть уверенными, что им продали самое-самое. Что их не провели и не обули. Так что просто купи мне десять хороших двухлеток, и дело с концом.
Вик с Файндейлом, разумеется, обратили внимание на поток клиентов и на то, как распух от заказов мой блокнот. Надо было быть слепыми, чтобы этого не заметить. И, разумеется, их обоих это не порадовало. Вик покраснел, Файндейл побелел, и оба они на некоторое время утратили способность вести нормальную светскую беседу.
В конце концов это начало меня тревожить. Конечно, очень приятно похвастаться перед врагами своим успехом, но, если успех может породить зависть и недоброжелательность даже в друзьях, во врагах он раздует ненависть круче Гималаев. Несколько моих новых клиентов перешли ко мне от Файндейла, а один или двое — от Вика, так что можно было считать, что я отомщен. Но месть приносит кислые плоды.
Отношения между Виком и Файндейлом были не лучше. Вик, укрывшийся под надежной защитой Константина, отрекся от своего бывшего помощника и теперь заявлял, что, если бы он знал, что задумал Файндейл, он бы, разумеется, нипочем не стал иметь с ним дела. Антонии Хантеркум и владельцу жеребенка от Транспортера, наверно, было бы очень интересно это услышать.
Возможно, то, что у Файндейла оказалось два врага вместо одного, ввело его в состояние ступора. Он бродил повсюду в каком-то трансе, совершенно ошарашенный, точно предательство Вика застало его врасплох. «Чему он удивляется? — думал я. — Вик всегда умел легко врать. И всегда этим пользовался. И всегда обладал даром хорошего лжеца: люди ему верили».
В субботу Речной Бог выиграл скачку для новичков, опередив своего соперника на голову исключительно благодаря искусству Николя. Я смотрел на торжествующую группку в паддоке и обратил внимание, что Вик тоже был там, лучась благожелательностью в адрес Николя и держась с Константином на короткой ноге. Его широкое мальчишеское лицо вновь приобрело нормальный цвет и выражение, и держался он так же легко и уверенно, как всегда. Керри Сэндерс похлопывала его по руке, и очки Константина в темной оправе то и дело поворачивались в его сторону.
«Как это мило! — подумал я без тени сочувствия. — Нет, Вику Винсенту все как с гуся вода».
Я по привычке отправился смотреть следующую скачку с жокейской трибуны, и Николь догнал меня на лестнице.
— Молодец, — сказал я ему.
— Спасибо.
Лошади вышли на дорожку и выстраивались перед трибунами. Восемь не то девять участников. На некоторых я когда-то ездил. Я снова ощутил приступ ностальгии... Наверно, это будет продолжаться до тех пор, пока не придет совершенно новое поколение лошадей. Пока мои прежние партнеры участвуют в скачках, мне будет хотеться ездить на них самому.
— Тебя и сейчас тянет снова оказаться в седле! — с удивлением сказал Николь, который только сейчас это понял.
Я мысленно встряхнулся. Что толку оглядываться назад?
— С этим покончено, — сказал я.
— Не будет больше жутких падений. Орущей толпы. Кровожадных тренеров, которые сообщают тебе, что ты никудышный жокей, и нанимают другого...
— Это верно.
— Такого и врагу не пожелаешь! — усмехнулся Николь.
Участники построились, лента упала, скачка началась. Это все были опытные прыгуны, ловкие и резвые. Они брали низкие препятствия на всем скаку. Несмотря на то что теперь мне чаще приходилось иметь дело с молодыми лошадьми, предназначенными для гладких скачек, мне все равно больше нравились скачки с препятствиями.
— Если я скажу отцу, что собираюсь стать профессионалом, его удар хватит.
— Особенно если ты упомянешь в связи с этим меня.
— О господи! Да.
Участники ушли в дальний конец ипподрома, и мы поднесли к глазам бинокли.
— У Вика что-то морда радостная, — сказал я.
Николь фыркнул.
— Папа после Рождества посылает его в Штаты. Он хочет купить для Керри какого-то жеребчика по имени Феникс Фледжлинг.
— На ее деньги?
— Почему?
— Он же вчера говорил, что решил экономить. Что, у него вдруг появилась лишняя сотня тысяч?
— Что, так много? — удивился Николь.
— Может, и больше.
— А папа об этом знает? — с сомнением спросил Николь.
— Вик точно знает. Николь покачал головой.
— Я не знаю, что они задумали. Они теперь снова закадычные друзья.
Лошади вышли на финишную прямую. Позиции переменились. Фаворит обогнал всех и легко выиграл скачку. Жокей держался собранно, совершенно профессионально.
Николь резко обернулся ко мне.
— Вот если бы я мог ездить так, как он, я бы, пожалуй, обратился за лицензией.
— Ты можешь.
Он уставился на меня. Потом покачал головой.
— Можешь, можешь, — повторил я.
* * *
Со времени пожара Криспин не пил. Он был трезвым и подавленным.
— Моя жизнь — сплошной бардак! — говорил он. Он, как обычно в такие периоды, каждый вечер сидел у меня в кабинете, пока я работал с бумагами и обзванивал клиентов и продавцов.
— Я на работу устроюсь.
Мы оба знали, что этого не будет. На тех работах, которые ему подходили, он надолго не задерживался. А те места, где были согласны его держать, он презирал.
— Если хочешь, можешь" работать у меня, — сказал я. — Если так пойдет дальше, мне понадобится секретарь для работы с бумагами. Сам я со всем не управлюсь.
— Что я тебе, машинистка какая-то паршивая? — пренебрежительно бросил он.
— Ты не умеешь печатать на машинке.
Ну да, конечно, я вообще ничего не умею. Мы оба это знаем. И напоминать об этом совершенно незачем.
— Но ты можешь вести счета. С арифметикой у тебя всегда было неплохо.
Криспин призадумался. Может, он был ненадежен, но отнюдь не необучен. Если он захочет взять на себя финансовую часть бумажной работы, он с этим справится.
— Я подумаю, — сказал Криспин.
Во дворе подходила к концу разборка развалин. На столе у меня лежали чертежи новой конюшни, сделанные местным архитектором по наброскам, которые дал ему я. Конечно, все это нужно еще утвердить в муниципалитете, но к лету я, наверное, все же смогу снова открыть лавочку.
На следующей неделе должны были начать ремонт крыши дома. Затем нужно было полностью заменить проводку, заново оштукатурить обвалившиеся потолки. Несмотря на то что в каждой комнате круглыми сутками работали обогреватели, накручивая астрономические счета за электричество, в доме по-прежнему было сыро и пахло плесенью. О том, чтобы заново выкрасить полы, и разговору не было. Пожалуй, потребуется целый год на то, чтобы ликвидировать последствия этой акции устрашения...
Вик не видел разрушений, которые он причинил. Может, он уже выбросил это из головы, но мне-то приходилось возвращаться сюда каждый вечер! Вик может забыть об этом, но он сделал все, чтобы я не забывал.
* * *
Софи две недели подряд работала в ночную смену, отправляла грузовые рейсы.
— Что ты делаешь завтра? — спросила она по телефону.
— Днем или ночью?
— Днем.
— Черт...
Она рассмеялась.
— Что, что-то не так?
— Ну, если оставить в стороне все прочее... Мне надо на аукцион в Аскот.
— А-а... — Она помолчала. — А можно мне с тобой?
— Ну, если ты ничего не имеешь против того, что я буду заниматься делом...
— Что ты, наоборот! Мне будет интересно посмотреть, как мелкие мошенники обделывают свои грязные делишки. А потом, Вик Винсент... я его увижу?
— Я тебя не возьму.
— Ну не съем же я его!
— А кто тебя знает?
— Честное слово!
Когда я заехал за Софи в девять утра, она все еще зевала. Она проспала всего пять часов и вообще уже привыкла вставать в двенадцать. На ней был свитер и джинсы, а в руке — кусок хлеба с медом.
— Заходи. — Она поцеловала меня чуть липкими сладкими губами. — Кофе хочешь?
Мы прошли в маленькую кухню. Софи налила две чашки кофе. В окно ярко светило солнце, создавая обманчивое впечатление, что на улице тепло. На самом деле снаружи дул ледяной, пронизывающий северо-восточный ветер.
— Надень теплые сапоги, — сказал я. — И вообще оденься потеплее. И замотай нос шарфом — или намажься кремом от обморожения.
— А может, мне лучше остаться дома, у телевизора? Она закуталась так, словно собиралась в Сибирь, и пожаловалась, что в этой одежде выглядит толстой.
— А ты когда-нибудь видела тощего эскимоса? Она убрала волосы под меховой капюшон.
— Да, везде свои проблемы!
Мы приехали на аукцион в Аскот. Софи была предупреждена заранее, и все же ее первая реакция была примерно такой же, как у Керри.
— И это Аскот?!
— Скажи спасибо, что сегодня хоть дождя нет.
Она поплотнее закуталась в меховую куртку.
— Слава богу, что ты настоял на этом эскимосском костюме!
Я повел ее к конюшням. Там было несколько лошадей, на которых я хотел взглянуть. Земля под ногами была твердой — бывшая грязь замерзла в камень. Софи добросовестно заглядывала в каждый денник и разглядывала их обитателей, хотя видно было, что она действительно разбирается в лошадях хуже, чем в квантовой механике.
— Послушай, а они действительно видят разными глазами разное, раз у них глаза по бокам головы?
— Ничего, они как-то разбираются.
— Наверно, это очень неудобно.
— У многих животных глаза расположены по бокам головы, — возразил я. — И у птиц. И у рыб.
— И у змей всяких, — добавила Софи. При некоторых лошадях были конюхи. При некоторых не было. Некоторые конюхи были, но ушли перекусить. Повсюду царил обычный утренний хаос: ведра, мешки с навозом, скребницы, повязки, сетки с сеном, недоуздки, и все это свалено в кучки у входов в денники. Большая часть лошадей, которых должны были выставить на торги с утра, находилась здесь со вчерашнего дня.
Я попросил конюхов вывести нескольких лошадей, чтобы посмотреть, как они двигаются. Лошади послушно трусили по площадке перед конюшней вслед за конюхами, которые водили их под уздцы шагом и рысью.
Я смотрел на них спереди и сзади.
— А что ты высматриваешь? — спросила Софи.
— В частности, выясняю, не болят ли они.
— А что это значит?
— Ну, не выносят ли они ноги вбок.
— А это хорошо или плохо?
— Самые резвые обычно этого не делают. Потом мы вернулись к круглой арене, над которой радостно свистел ветер. Жалкая кучка участников торгов переминалась с ноги на ногу и прятала руки под мышками. Ронни Норт тоже был там. Он выдыхал клубы пара и вытирал покрасневший нос. И Вик там был — он щеголял в блестящей белой куртке с поясом, под которой виднелась голубая рубашка.
Вик был занят беседой с клиентом. Я указал на него Софи.
— Надо же, такой приятный малый! — удивилась она.
— Ну еще бы! Многие его просто обожают. Софи усмехнулась.
— Ирония судьбы!
Я купил двух кобылок-трехлеток для клиента из Италии. Вик угрюмо следил за мной с противоположного конца арены.
— Вот когда он так на тебя смотрит, — заметила Софи, — он совсем не кажется приятным.
Я повел ее в бар погреться и выпить кофе. Мне только сейчас пришло в голову, что, может, зря я притащил Софи в Аскот. Мне показалось, что Вик обратил на Софи не меньше внимания, чем на то, что я покупал. Может, он уже обдумывает, как добраться до меня через нее?
— В чем дело? — спросила Софи. — Что это ты вдруг притих?
— Пончик хочешь?
— Да, пожалуйста.
Мы жевали пончики, пили кофе, я просматривал каталог и делал заметки на полях по поводу тех лошадей, которых мы видели.
— И что, вот так весь день? — спросила Софи.
— Соскучилась?
— Нет... И что, ты каждый день так проводишь?
— В дни аукционов — да. В другие дни заключаю частные сделки, или езжу на скачки, или вожусь с транспортом и страховками. С прошлой недели мне и кашлянуть некогда.