Ну, если он этого не понимает, я ему не объясню.
— Я не из Йоркшира, — заметил я.
— Ну и что с того, черт побери?
— Вы же нанимаете только йоркширцев.
— Ага, и гляди, к чему это привело! Нет уж, парень: если ты купишь мне хорошую лошадь, мне будет наплевать, что ты не из наших краев!
К нам подошел Николь, и Уилтон Янг смерил его злобным взглядом, как сына своего злейшего врага, несмотря на то что они с Бреветтом оказались жертвами одного заговора.
— И окажи мне еще одну услугу! — продолжал Уилтон Янг, снова пронзая пальцем безответный воздух. — Найди способ вытряхнуть из этого гребаного Файндейла все деньги, что он поимел с меня, все до пенни. Я те прямо говорю: я не успокоюсь, пока с ним не поквитаюсь!
Стоит ли рассказывать? Впрочем, я и так уже далеко зашел...
— Мне известно... — медленно начал я. Уилтон Янг тут же за меня уцепился:
— Что? Что тебе известно?
— Ну... Помните тех трех лошадей, которых вы посылали на скачки в ЮАР?
— Такую уйму денег угрохал впустую! Тут они были в хорошей форме, а в Дурбане захирели. Климат впрок не пошел. А обратно вернуться они не смогли из-за карантина.
— Одна из лошадей пала вскоре по прибытии в Южную Африку, — сказал я. — А две другие так и не добрались до ипподрома.
— А ты откуда знаешь, черт побери? — удивился Уилтон Янг.
— Они плыли морем...
— Да что ты! — уверенно перебил он. — Они летели самолетом. Полет прошел неудачно...
— Они плыли морем, — повторил я. — Я тогда отправлял в Африку двух лошадей, и они плыли тем же рейсом. Со своими я отправил конюха и уйму фуража. А ваши трое путешествовали одни в течение трех недель, и никто за ними не присматривал. Вместо корма им дали на всех полтонны сена, причем сена некачественного. Ни овса, ни отрубей, ни комбикорма. Одно только дерьмовое сено, и того ровно столько, чтобы не умереть с голоду. К тому же некому было позаботиться, чтобы они получали хотя бы это. Мой конюх приглядывал за ними, как мог, и делился с ними кормом, который брал у моих лошадей, но в Дурбан они прибыли в таком плохом состоянии, что таможня не хотела впускать их в страну.
Уилтон Янг не верил своим ушам.
— Я же их самолетом отправил! — повторил он.
— Это вы так думаете. Я и в «Спортивной жизни» читал, что лошади отправлены самолетом. Но когда вернулся мой конюх, он мне рассказал, как все было на самом деле.
— Но я же платил за самолет... Больше четырех тыщ выложил!
— А кому вы платили?
— Клянусь богом! — Уилтон Янг снова воспылал яростью. — Я те прямо говорю, я его в стенку вколочу!
— Лучше обратитесь к вашему адвокату, — посоветовал я. — Я скажу ему, какой это был рейс, и дам имя и адрес конюха, которого я посылал.
— Клянусь богом, я так и сделаю! — воскликнул он. Развернулся на каблуках и почти бегом удалился, словно намереваясь сделать это немедленно.
— Когда ты разжигаешь огонь, ты делаешь это на совесть, — заметил Николь.
— Не надо было поджигать мою конюшню.
— Да, зря они это сделали! — согласился Николь. Гнев Файндейла проявлялся совсем иначе. Он схватил меня за руку возле весовой. Я посмотрел на его лицо и решил, что мне лучше пока не удаляться, от хорошо освещенных и оживленных мест.
— Я тебя убью! — пообещал Файндейл.
— Я ведь предлагал вам заключить мир.
— Вик тебя убьет.
Чушь собачья. Файндейл — да, Файндейл при случае убить может, а Вик не из тех, кто убивает.
— Не пори ерунды, — сказал я. — Вы двое даже конюшню сами поджечь не можете. А Фред Смит меня убивать не будет, он уже сидит.
— Не он, так другой!
— А кто? Джимини Белл? Ронни Норт? Вы все только грозить умеете, а чтобы привести угрозы в исполнение, вам нужен Фред Смит. А Фреды Смиты на дороге не валяются.
— Мы же тебе говорили! — яростно ответил Файндейл. — Это не мы заплатили Фреду Смиту! Это не мы велели ему поджечь твою конюшню! Это не мы!
— А кто же?
— Вик. Нет... Это не Вик.
— Так Вик или не Вик?
— Вик доложил, что ты не хочешь играть по нашим правилам. Он сказал, что тебя надо хорошенько проучить.
— Кому он доложил?
— А я откуда знаю?
— А стоило бы разузнать. Смотри, до чего он тебя довел! Ты потерял тепленькое место у Уилтона Янга, тебе грозит судебное преследование по обвинению в мошенничестве... По-моему, это верх глупости — позволить втравить себя в такие неприятности человеку, которого ты даже не знаешь.
— Это ты меня втравил во все это! — взвыл Файндейл.
— Когда меня бьют, я даю сдачи.
Когда он понял, о чем речь, это произвело на него точно такой же эффект, как на меня. Агрессия рождает ответную агрессию. Вот так и начинаются войны. Файндейл не выразил сожалений, не стал извиняться и оправдываться, а, напротив, еще решительней повторил:
— Я тебя убью!
— Ну и что ты будешь делать теперь? — поинтересовался Николь.
— Возьму пирожок с мясом и бутылку кока-колы...
— Зараза ты, Джонас! Я имел в виду — что ты будешь делать с Виком?
— Попробую притушить печку у него в кухне. Николь посмотрел на меня вопросительно. Я пояснил:
— Вик мне однажды сказал, что если мне слишком жарко...
— Ты можешь выйти из кухни? — продолжил Николь. Он тоже знал эту поговорку.
— "Вот именно.
Холод и сырость зимнего вечера пробирались под мой анорак, а ноги у меня вообще заледенели. У Николя лицо приобрело голубоватый оттенок. Пожалуй, сейчас мы оба с удовольствием очутились бы в жарко натопленной кухне.
— А как?
— Точно еще не знаю.
Нарушить согласие между Уилтоном Янгом и Файндейлом было не так уж сложно. Оба темпераментных йоркширца были словно начинены порохом — стоило поднести спичку, и все взлетело на воздух. Рассорить Константина с Виком будет куда сложнее. Константин не был так честен, прямолинеен и туп, как Уилтон Янг. Возможно, в данном случае он предпочтет спасти лицо.
— Здесь замешан кто-то еще, — сказал я.
— Кто?
— Не знаю. Кто-то, кто поддерживает Вика. Кто нанял Фреда Смита, чтобы тот делал всю грязную работу. Я не знаю, кто это... и не остановлюсь, пока не узнаю!
Николь посмотрел на меня задумчиво.
— Если бы он мог видеть тебя сейчас, он бы, пожалуй, поторопился замести следы.
Вся беда в том, что следы и так были заметены лучше некуда. Так что, чтобы его найти, придется заставить его наделать новых. Мы зашли в бар погреться и перекусить и пятую скачку смотрели по висящему на стене монитору.
Николь спросил:
— А какие еще махинации могли проворачивать Вик с Файндейлом?
— Ну, мало ли... — улыбнулся я.
— А например?
— Ну, например, фокус со страховкой.
— Какой?
— На самом деле, не стоило бы тебе об этом рассказывать...
— Да ладно, все равно ведь теперь ты не на их стороне. Ты им ничем не обязан. Я пожал плечами.
— Ну, скажем, ты покупаешь лошадь для заграничного клиента. И говоришь, что застрахуешь лошадь на время перевозки, если он вышлет страховой взнос. Он высылает взнос, и ты его прикарманиваешь.
— И все?
— И все.
— А если лошадь по дороге погибнет? Тебе ведь придется выплачивать страховку из своих денег? Я покачал головой:
— Ничего подобного. Просто извиняешься, говоришь, что, к сожалению, не успел оформить страховку, и возвращаешь взнос обратно.
— О господи!
— К тому времени, как ты со мной расстанешься, ты будешь разбираться в делах лучше своего папы! — с улыбкой заметил я.
— Надеюсь, что да, черт возьми! Вик его раскрутил, как последнего сопляка!
— Caveat emptor, — ответил я.
— Что это значит?
— Пусть покупатель будет осторожен.
— Ну, я знаю по крайней мере одного покупателя, который будет осторожен до конца дней своих. Это я.
* * *
На следующей неделе на смешанных торгах в Ньюмаркете я приобрел для Уилтона Янга жеребчика-двухлетку.
Сам Уилтон Янг тоже был на торгах.
— А почему этого? — осведомился он. — Я смотрел его в каталоге. Он участвовал в трех скачках и приходил в лучшем случае шестым.
— Он выиграет на будущий год, в скачках для трехлеток.
— Откуда ты знаешь?
— Потомству Скорчмарка нужно время, чтобы вырасти и войти в силу. Если они не выигрывают в двухлетнем возрасте — не беда. Владелец продавал его потому, что ему не хватило терпения, и тренировал его тренер, который привык иметь дело с молодыми да ранними. Оба рассчитывали на немедленные результаты, а Синджелинг не из того теста. На то лето он начнет выигрывать.
— Он же стоил сущие гроши! — пренебрежительно сказал Уилтон Янг.
— Тем лучше. Один крупный приз — и ваши расходы будут оправданы. Он заворчал.
— Ну ладно. Я сказал, чтобы ты купил мне лошадь, и ты купил. Я от своего слова не отступлюсь. Но, по-моему, от этого Синджелинга толку не будет.
Уилтон Янг привык говорить громко, и потому его мнение стало известно всем присутствующим. И вскоре он сам перепродал Синджелинга кому-то, кто был другого мнения на этот счет.
А потом со своей обычной прямолинейностью сообщил об этом мне.
— Он мне предложил куда больше, чем заплатил за жеребчика ты. Я согласился. По-моему, с него все же не будет толку, с этого Синджелинга. Ну, что ты на это скажешь?
— Ничего, — вкрадчиво ответил я. — Вы просили купить лошадь, которая принесет вам прибыль. Вот она и принесла...
Он уставился на меня, потом хлопнул себя по ляжке и расхохотался. Но тут ему в голову пришла новая мысль, и он посмотрел на меня с подозрением.
— А это, случаем, не ты отыскал нового покупателя и направил его ко мне?
— Нет, — ответил я, а про себя подумал, что чему-то он все-таки научился...
— Вот что я тебе скажу, — ворчливо начал он. — Тот мужик, которому я продал жеребчика... когда мы ударили по рукам и мне уже поздно было идти на попятный, он сказал... я те прямо скажу... он сказал, что любая лошадь, про которую Джонас Дерхем сказал, что у нее хорошие перспективы, его устроит.
— Это лестно! — ответил я.
— Ага... — Он поджал губы и прищурился. — Может, я и поторопился с этим Синджелингом. Так что купи мне еще одну лошадь, и я оставлю ее себе, даже если она будет на трех ногах и косоглазая.
— Вы прямо напрашиваетесь, чтобы я вас надул!
— Ты не надуешь.
— Откуда вы знаете?
Он пожал плечами и развел руками:
— Да это все знают!
* * *
Вик не был таким уверенным и веселым, как обычно. Большую часть дня он занимался тем, что отводил народ в уголки и в чем-то энергично убеждал. Со временем я узнал, что я так охочусь за клиентами, что готов выдумать все, что угодно, и оболгать такого честного человека, как Файндейл, и что я одержим идеей, что это он, Вик, поджег мою конюшню, хотя это глупо и смешно, потому что полиция уже задержала человека, который это сделал. Люди верили ему, видимо, в зависимости от того, насколько они вообще привыкли верить Вику: его преданные сторонники никогда в нем не сомневались, а даже если и сомневались, то держали свои сомнения при себе.
Вик и Паули Текса стояли вдвоем на дальнем конце выводного круга, и Вик, не переставая, что-то говорил. Паули покачал головой. Вик затараторил еще быстрее. Паули снова покачал головой.
Вик огляделся по сторонам, как бы затем, чтобы убедиться, что его не подслушивают, потом придвинулся к Паули вплотную, так что его рыжеватая челка едва не запуталась в черных кудряшках Паули.
Паули слушал его довольно долго. Потом отступил назад и некоторое время стоял в задумчивости, склонив голову набок. Вик продолжал говорить. Наконец Паули снова медленно покачал головой.
Вику это не понравилось. Оба пошли в сторону здания аукциона. Точнее, Паули пошел, и Вику, который безуспешно пытался остановить его, ничего не оставалось, как последовать за ним. На ходу он по-прежнему продолжал говорить, убеждать, протестовать...
Я стоял у них на дороге. Они увидели меня только с четырех шагов и остановились. Вик был зол, как никогда, Паули спокоен, как бетонный блок.
Вик в последний раз яростно взглянул на Паули и ушел.
— Я завтра домой уезжаю, — сказал Паули. На следующей неделе в Америке должен был быть какой-то крупный аукцион.
— Ты здесь вроде уже месяц? — спросил я.
— Да нет, больше. Недель пять.
— Ну что, удачная была поездка?
Паули грустно улыбнулся.
— Да нет, не особенно.
Мы пошли выпить по чашечке кофе. Но Паули по-прежнему выглядел озабоченным.
— Жаль, что я не купил жеребенка от Транспортера, — сказал он.
— Ничего, на будущий год новые будут.
— Так-то оно так...
Он больше не говорил о том, что надо плыть по течению, а иначе плохо будет. Однако заметил, видимо, еще погруженный в мысли о предыдущей беседе:
— Не цепляй этого Вика Винсента сильнее, чем это необходимо.
Я улыбнулся.
Он правильно истолковал мою улыбку и покачал головой.
— Он в ярости, а люди в ярости опасны...
— Ну, значит, мы на равных, — сказал я. Паули порылся в своей сокровищнице житейской мудрости и извлек оттуда очередное изречение:
— Не тронь дерьма — не будет вонять.
Глава 12
На следующий аукцион в Донкастере Уилтон Янг приехал не затем, чтобы покупать лошадей, а затем, чтобы посмотреть, как будут продавать лошадей, от которых он решил отказаться. Он выпалывал всех, которые за прошедший сезон гладких скачек заработали меньше, чем стоило их содержание. Уилтон Янг весело хлопнул меня по спине и «сказал мне прямо», что ленивые клячи едят не меньше чемпионов, а он, Уилтон Янг, не бесплатная кормушка для неудачников.
— Выгода, парень! — громыхал он. — Главное — выгода. Денежки, денежки!
Я приобрел одну из лошадей, от которых он решил отказаться — трехлетнего жеребчика, который был в плохой форме и славился дурным нравом. Купил я его по дешевке, для фермера из Суссекса, который не мог позволить себе ничего более дорогого.
— А зачем это ты его купил? — тут же презрительно спросил его бывший владелец. — С него же никакого толку не будет! Если ты покупаешь таких лошадей, что же ты купишь для меня, а?
Я объяснил насчет небогатого фермера.
— Он его охолостит и будет использовать в запряжке. Или начнет тренировать для скачек с препятствиями. К апрелю этот конь уже сможет участвовать в барьерных скачках.
— А-а...
Доморощенные магнаты, чьи чековые книжки рассчитаны не меньше чем на победителей Дерби, второсортных лошадей, участвующих в скачках с препятствиями, попросту не замечают. Я понял, что, несмотря на все свои гневные инвективы против Файндейла, Уилтон Янг по-прежнему рассчитывает покупать исключительно дорогих лошадей. Возможно, ему это необходимо. Возможно, для него это зримое воплощение собственного богатства. Возможно, он жаждет, чтобы весь свет знал, как он богат. Засеять поле золотыми монетами, и никак иначе.
А это означало, что для того, чтобы угодить ему, мне придется купить лошадь, достоинства которой не вызывают сомнений, причем несколько дороже, чем она стоит на мой взгляд. Когда я устроил выгодную сделку с Синджелингом, Уилтон Янг немедленно от него избавился. Правда, потом пожалел, но в следующий раз он вполне может снова сделать то же самое. Поэтому я выбрал гвоздь сегодняшней программы, двухлетку, на которого возлагали действительно большие надежды, и спросил у Янга, устроит ли его эта лошадь.
— Ага, — сказал он. — Если эта лошадь — лучшая, то устроит.
— Но она обойдется вам по меньшей мере тысяч в двадцать. Сколько вы согласны заплатить?
— Это твоя работа. Сам решай.
Я купил жеребчика за двадцать шесть тысяч, и Уилтон Янг был очень доволен.
А Файндейл — нет.
Он смотрел на меня с противоположного конца арены, и глаза его казались черными дырами на белом, как мел, лице. Огненно-рыжие волосы полыхали, как горящий куст. Ненависть кипела в нем столь ощутимо, что, если бы я мог видеть его ауру, она наверняка была бы ярко-красной.
* * *
В пятницу Константин вывез Керри на аукцион, хотя в основном они приехали в Йоркшир затем, чтобы посмотреть, как Николь будет в субботу выступать на Речном Боге в скачке для новичков.