Он все еще сидел так, когда позвонил Уэсли. Тот был краток, и его голос звучал невыразительно. Уэсли попросил Бентона присмотреть за фабрикой.
– Некоторое время меня не будет, вам придется обходиться без меня. Срочной работы нет. Если я вам понадоблюсь, вы можете связаться со мной через клуб.
Бентон был ошеломлен тем, что Уэсли решил взвалить на него все дела. Он не посмел показать, насколько его ранило известие о смерти Бланш. Он считал, что Уэсли не имеет понятия о его связи с ней. Иначе наверняка, озлясь, пустил бы Бентона по миру – он был поручителем большого кредита в банке для Бентона.
Мысль о том, что придется идти на фабрику, была Бентону отвратительна. Ему хотелось остаться дома, вспоминая о Бланш. Он даже не сумел заставить себя выразить Уэсли соболезнование. Ни один из них в разговоре не произнес имени погибшей. Как только Хуг пообещал, что присмотрит за фабрикой, Уэсли повесил трубку. А ведь Бентон тоже думал о каком-нибудь благовидном предлоге, чтобы взять отпуск на несколько дней.
О следующих двух днях Бентон помнил смутно. Хотя он и садился в обычное время за свой письменный стол, совсем не занимался делами на фабрике. Выглядел он ужасно: бледный, измученный, убитый горем. К счастью, были способные помощники, которые поняли его состояние и избавили его от основной работы, если не считать необходимых подписей в документах. Бентон побывал в Лондонском суде и внимательно изучил Гарри Глеба. Его светлые, полные мстительного чувства глаза с удовлетворением отмечали страдание и страх на лице Гарри.
Вечером у Бентона возникло странное, подобное ностальгии, желание пойти в спокойный ресторан Сегетти на Джермиан-стрит, где они часто бывали с Бланш, сесть на свое привычное место в углу и мысленно быть снова с Бланш. Но едва он вошел в переполненный зал и увидел спешившего к нему Сегетти, как понял, что совершил ошибку. Без Бланш рядом он чувствовал себя обнаженным в этой атмосфере богатства, вкусной еды и легкомысленной болтовни. С Бланш ресторан казался восхитительным и дружелюбным, теперь же он нервировал его и вызывал неуверенность. И еще острее чувствовалось навалившееся одиночество. Одному ему в этом роскошном ресторане делать нечего. Он сразу начал казаться себе рыбой, выброшенной из воды. Без красивой, одетой в меха женщины, когда он, задумавшись, остановился у дверей, на него начали поглядывать с любопытством. Да и сам он уже понял, что превращается для Сегетти в проблему. Но отступать было поздно, и он быстро направился по красивому ковру навстречу приветствовавшему его хозяину.
– Конечно, мистер Бентон, – сочувственно заговорил Сегетти, ведя его к свободному столику, – бедная мадам, мы все ее так жалеем. Ужасно невероятно.
Бентон сел.
– Она любила сюда приходить, – сказал он, взглянув в черные глаза итальянца. – Ни одно другое место не доставляло ей столько удовольствия. – Ему хотелось бы сделать Сегетти своим поверенным, рассказать, каким одиноким себя чувствует, однако он знал за собой фатальную особенность вызывать неприязненность к себе у других. Эту нелюбовь он заметил и в глазах Сегетти и покраснел, подумав: «Черт с ним, не нужна мне его жалость».
Он заказал копченую семгу, которую обычно не ел, и бутылку любимого Бланш бренди. Уселся, не обращая внимания не устремленные на него любопытные взгляды. Бутылка быстро опустела. Он чувствовал, что немного захмелел, но не обеспокоился. Бренди всколыхнуло в нем столько тоски и горечи, что он едва не задохнулся.
Вдруг Бентон увидел входящих Джуди и Уэсли. Компаньона он узнал сразу: по черным очкам и осторожной, не очень уверенной походке. Девушка показалась незнакомой, он лишь отметил ее миловидность и яркий вечерний туалет. Вначале Бентон не обращал на нее внимания, поскольку не отрываясь глядел на Уэсли, едва веря своим глазам. Как он мог поступить так?! Как мог прийти в известный ресторан с женщиной, когда после зверского убийства жены не минуло и нескольких дней. Не из-за этого ли не появляется на фабрике? Неужели он закусил удила и бросился во все тяжкие? Кто она?
Он впился глазами в Джуди. Где он видел ее раньше? Внезапно он напрягся и подался вперед, плотно сжав бледные губы.
«Джуди! Горничная Бланш!» Он провел по глазам горячей сухой рукой и снова вгляделся… Сомнений не было, хотя он едва узнавал ее в этом вечернем платье, которое теперь казалось ему таким знакомым. Такое платье было у Бланш. Он хорошо это помнил: в нем Бланш была в тот вечер, когда первый раз отдалась ему. Это платье оживило перед ним картину их связи, и он похолодел от ужаса.
«А драгоценности? На ней бриллианты Бланш! Возмутительное богохульство!» Он почувствовал, как кровь ударила в голову. Огни ресторана как-то потускнели, что-то жесткое сдавило его горло. Теперь он был на ногах, и им управлял лишь непереносимый страх.
Он смутно сознавал, что кто-то поддерживает его и чей-то голос спрашивает, не плохо ли ему. Со слепой яростью отбросив державшую его руку, на негнущихся ногах, с белым подергивающимся лицом и горящими глазами он устремился к столику Уэсли.
В ресторане вдруг стало очень тихо. Люди поворачивались и смотрели на него. Они видели, как он остановился возле Уэсли и дрожащим пальцем показал на Джуди.
– Вели этой грязной сучке снять платье твоей жены! – крикнул Бентон срывающимся голосом. – Как ты посмела, грязная служанка? – Он выбросил руку, намереваясь схватить бриллиантовое колье, но Джуди отпрянула назад и взвизгнула.
Уэсли вскочил на ноги. Молодой офицер, сидевший по соседству, бросился к ним и с силой ударил Бентона тыльной стороной ладони. Хуг отлетел назад.
– Пьяная свинья, – перенес он гнев на офицера.
Подоспели два официанта. Они схватили Бентона за руки, а Сегетти, нервно подрагивая, приказал поскорее вывести Бентона.
– Оставьте меня в покое! – кричал Бентон, яростно сопротивляясь. – Уберите руки прочь! – Его голос прервался, и он жалобно зарыдал, вызвав общее смятение в зале. А он, словно выплеснув все свое отчаяние, поддерживаемый двумя официантами, молча тащился к выходу.
Глава 4
В течение дней, последовавших за смертью Бланш, Джуди успешно удовлетворяла свое тщеславие, мучившее ее с раннего детства. Наконец-то у нее было столько денег, сколько она хотела, квартира в Вест-Энде и норковое манто. В это трудно было поверить. И если бы не Уэсли, она беспечно бы наслаждалась своим счастьем. Но Уэсли ее тревожил. Джуди считала, что все мужчины похожи друг на друга. Они отличались лишь подходом. А всем им было нужно только одно. В принципе Уэсли ей нравился, и, когда он настоял, что останется с ней, она приготовилась принять его как любовника. Но ее гордость была оскорблена – Уэсли не сделал даже попытки забраться к ней в постель. Он был дружелюбен и добр, но совершенно холоден, и это ее озадачило. С другими мужчинами она всегда знала, что делать, и могла рассчитать вперед каждый свой ход. Поведение Уэсли сбивало с толку, и по мере того, как шли дни, в ней росла к нему ненависть, рожденная подозрением, будто он не может забыть ее недавнего положения прислуги.
Чтобы досадить Уэсли, Джуди требовала дорогих подарков. Однако он казался лишь довольным и потакал всем капризам. Из магазина на Нью-Бонд-стрит привез туалетный столик, отделанный эмалью и золотом. Потом купил ей золотой портсигар и зажигалку. Он водил Джуди в «Савой» завтракать, в «Беркли» обедать, а в «Киро» танцевать. Но все время она ощущала невидимый барьер между ним и собой, и это вызывало в ней ярость.
С ночи убийства Джуди не имела ни минуты, чтобы вспомнить о Гарри Глебе. Уэсли продумал все. Все дни и ночи были заняты бесконечными развлечениями, визитами в ночные клубы, театры и кино. В квартире не было радио, и им не приносили газеты. До нее не доходило никаких новостей из внешнего мира. Ей никто не звонил и не писал. Она понятия не имела о том, что с Гарри, и о том, что Френч и Дана все еще не пойманы. Джуди была поглощена новой жизнью, не подозревая, что ее стараются держать в своего рода плену. Уэсли ни на минуту не оставлял ее. Тем не менее она быстро сообразила другое – что Уэсли готов выполнить любое ее желание. Она давно мечтала о нарядах Бланш и наконец решила, что настало время заговорить об этом.
Прежде чем начать разговор, Джуди позаботилась, чтобы выглядеть более соблазнительно. Она надела облегающее шелковое платье, подаренное Уэсли накануне, и предстала перед ним. Но Уэсли был непоколебим. Он сидел в кресле перед огнем и изучал ее без особого интереса. Наконец все-таки спросил:
– Какая шалость у тебя на уме?
Она улыбнулась и попыталась сесть к нему на колени, но он отстранил ее мягким движением руки.
– Пойди и сядь у окна, где я смогу тебя видеть.
«Он безнадежен», – подумала она, но показывать, насколько это ее бесит, не отважилась.
– Мне нужно кое-что из одежды, – начала она, засунув руки в карманы, чтобы позволить шелку платья обрисовать ее маленькие груди. Сигарета свисала с ее тщательно накрашенных губ. Выпуская дым через ноздри, Джуди слегка прищурилась, пряча настороженность.
– Ты когда-нибудь будешь удовлетворена, Джуди? Едва лишь ты получаешь одно, как сразу требуешь другое.
– Мне не нравится одежда, которую ты мне купил. В твоей квартире полно всего. Вещи мне подходят. Почему бы мне ими не воспользоваться?
Уэсли внимательно посмотрел на нее. Она ожидала возражений и приготовилась к ним.
– Это вещи Бланш.
– Но ей они не нужны.
– Я упомянул тебе об этом факте лишь потому, что она носила их. Вдруг ты, быть может, почувствуешь брезгливость к платьям умершей женщины.
Она была искренне удивлена:
– Но почему? Конечно, я бы не захотела носить платье, в котором ее убили, это ужасно. Но другие вещи, почему бы и нет? Зачем им пропадать?
– А тебе не приходило в голову, что мне может неприятно видеть тебя в одежде моей жены?
– Почему? У нее были сотни платьев. Многие из них она носила, когда ты был слепым, какое тебе до них дело?
Внезапно он рассмеялся.
– У тебя на все готов ответ. Ты просто маленький вампир. Ладно, Джуди, владей ими. Я хочу, чтобы ты была счастлива.
Она быстро воспользовалась моментом:
– Почему?
Он протянул ноги к огню и улыбнулся.
– Почему бы и нет? Почему же мне не попытаться осчастливить кого-нибудь?
– А что ты от этого получишь?
– У меня очаровательная компаньонка, и, кроме того, мне интересно наблюдать, как из куколки получается бабочка. Почему ты смотришь на меня с таким подозрением? Неужели не веришь, что люди могут помогать друг другу без корыстных целей?
– Мужчины никогда не помогали мне просто так. Ты говорил, что хочешь, чтобы я стала твоей любовницей. Интересное у тебя представление о любовницах.
– Я не помню, чтобы говорил что-нибудь похожее. Я не имел намерения делать тебя своей любовницей, как ты об этом сказала. Я предложил тебе дом, безопасность и тысячу в год. Условий я тебе не ставил. Это ты их придумала и ошиблась. Я от тебя ничего не хочу, мне лишь нужно, чтобы ты была счастлива. – Он закурил сигарету и продолжал: – Если ты хочешь носить эти платья, нам нужно поехать на мою квартиру и забрать их.
– Тебе ехать ни к чему, я могу их взять сама.
– Не лишай меня своего общества. Кроме того, швейцар может подумать, что ты их украла.
Она почувствовала, что краска заливает ее щеки.
– Разве ты не собираешься ходить на фабрику? Нужно ли тебе проводить со мной столько времени?
– Я с успехом могу управлять фабрикой и отсюда, Джуди. Ты беспокоишься, что я останусь без денег? Не стоит волноваться. У меня очень способные помощники. – Он явно насмехался. – Так ты переоденешься? Я бы не хотел, чтобы ты простудилась.
Выходя из комнаты, она хлопнула дверью. Это был для нее единственный способ выразить свои чувства.
Она не заметила, каким он стал бледным, когда они поднимались на лифте в квартиру в «Парк Бей». Она была слишком взволнована при мысли, что сейчас завладеет всеми этими чудесными вещами, чтобы смотреть на Уэсли. Теперь ей уже ничего не стоило войти в квартиру. Даже высохшее пятно на полу для нее больше ничего не значило. Бланш как будто не существовала вообще, а Гарри представлялся лишь смутным неприятным воспоминанием, оставшимся в тайниках подсознания.
Пока она выбирала платья, Уэсли расхаживал по спальне, глубоко засунув руки в карманы и опустив голову.
Когда она подняла одно из платьев, изучая его, он вдруг свирепо выкрикнул:
– Нет! Не это! Положи на место!
– Но оно мне нравится, – возразила Джуди, упрямо сжав губы. – Это как раз мой цвет. Почему я не могу его взять?
– Положи на место!
Она увидела гримасу боли на его лице и искорки в глазах и поняла, что это сигнал опасности. Выбор был велик, и после легкой внутренней борьбы с собой она повесила вещь на место…
– Неужели ты еще не готова? – нетерпеливо спросил он. – Ты никогда не сможешь носить столько вещей.
– О, еще как смогу. Неужели ты думаешь, что я упущу такую возможность? Всю жизнь мечтала иметь кучу платьев, и вот теперь я их имею.
Наконец она набила вещами два больших чемодана, но уходить медлила. Не было в ней удовлетворения. Ведь здесь, она знала, было много всякой всячины: драгоценности, меха… Разве могла она уйти, не получив часть их?
– Нельзя ли мне взять кое-что из драгоценностей? – спросила Джуди, льстиво улыбаясь. – Эти платья будут выглядеть ужасно скучно, если их не украсить.
Он долго смотрел на нее.
– Кажется, ты никогда не насытишься, Джуди. Ну что же, хорошо. Полагаю, что мне лучше самому тебе что-либо подобрать.
Уэсли отключил сигнализацию и принялся изучать содержимое стального шкафчика. Она попыталась заглянуть туда тоже, но он загородил собой шкафчик.
– Я же сказал, что подберу для тебя что-нибудь. Не будешь ли ты так любезна посидеть вон там, пока я не решу, что ты получишь?
– Но почему мне нельзя выбрать самой? Я знаю, чего я хочу.
– Если ты не сядешь, то вообще ничего не получишь.
Джуди рассердилась, но огоньки в его глазах вновь укротили ее, и она с угрюмым видом отошла к окну. Впрочем, как оказалось, ей не о чем было беспокоиться, его выбор заставил ее затаить дыхание, особенно бриллиантовое колье, которое он небрежно бросил на стол.
– Ой, какая красота! Я, правда, могу все это взять? Ты мне их отдаешь?
– Я даю драгоценности тебе взаймы. Все, чем ты пользуешься, Джуди, это взаймы.
Она бросила на него быстрый подозрительный взгляд, однако была слишком взволнована, чтобы беспокоиться об условиях, на которых получила эти вещи. Она может носить эти драгоценности! А побеспокоиться, останутся они или нет, она может и попозже. Ей хотелось немедленно примерить колье, но Уэсли не позволил. Казалось, он вдруг почувствовал неодолимое желание поскорее бежать отсюда. Однако, даже получив два полных чемодана одежды и драгоценности, Джуди не торопилась, она еще жаждала мехов.
– А нельзя ли мне взять одно манто? – спросила она, убирая драгоценности в сумку. – Мне страшно нравится арктическая лиса.
Он запер сейф.
– Нет. Будь довольна норковым, которое я тебе подарил, и перестань клянчить. Меха не получишь. Неужели ты никогда не насытишься?
Он взял чемоданы и двинулся к двери.
– И нечего дуться. Идем, Джуди, перестань вести себя как ребенок.
Она пошла за ним к лифту, внутренне кипя. Теперь она жаждала арктическую лису больше всего на свете, но понимала, что требовать ее сейчас бесполезно. Позже она разработает план кампании. Джуди была уверена, что если не отстанет от него, то сможет получить все, что хочет.
В этот вечер они отправились в ресторан Сегетти, потому что Джуди горела желанием показаться в колье в лучшем ресторане города. Бентон испортил им праздник, и теперь она сидела в отвозившем их такси задыхающаяся от гнева.
Уэсли сохранял ту же невозмутимость, с которой он встретил выходку Бентона в ресторане. А Джуди ненавидела его за это. Ей казалось, что он предал ее. Не выдержав, она взорвалась:
– Как он посмел обозвать меня! Сучка! Ты ведь не собираешься это оставить как есть? Он был любовником твоей жены. Ведь ты не позволишь ему так поносить меня?
Не глядя на нее, он сказал своим холодным презрительным тоном: