– Невидимка! Подумать только, что говорит Доусон, – глаза Уэсли лихорадочно блестели. – А вы, Джуди, изо всех сил хотите ему помочь. Но вы действительно не видели, как кто-то стрелял в нее из-за двери? Если полиция была там, то разве возможно, что кто-то мог это сделать?
– Нет, – ответила она, с удивлением наблюдая за происшедшей с ним переменой. – Думаю, нет. Но я уверена, что Гарри этого не делал.
– Я нахожу немного трогательной вашу снисходительность к нему. В конце концов, ведь он – вор. Он не имеет права на ваше снисхождение. У вас нет никаких доказательств, что он не стрелял в Бланш. Ведь вы больше его не любите, да?
– Нет, не люблю. Но в то же время я чувствую, что он этого не делал.
– Не слишком убедительный аргумент. Не сомневаюсь, на присяжных он не произведет впечатления. Что ж, посмотрим.
– Его повесят? – спросила Джуди, широко раскрыв глаза.
– Не знаю. Об этом лучше не думать. Ведь его даже не допрашивали. – Уэсли полез в карман за сигаретами, закурил и снова стал расхаживать по комнате… – Не думаю, что я смог бы провести здесь ночь, а вы, Джуди?
– Нет.
– Поедем в новую квартиру?
Она вздрогнула при мысли о том, как останется с ним наедине и их связь начнется так быстро после того, что случилось.
– А нельзя ли мне поехать туда одной? – спросила она. – Я… Я… предпочла бы немного побыть в одиночестве.
– Абсурд, – его голос прозвучал резко, – ни одному из нас нельзя проводить ночь в одиночестве. Мы должны держаться вместе. Беспокоиться не о чем, я не стану вам надоедать, если это вас тревожит. Но если хотите воспользоваться той квартирой, Джуди, вы должны разделить ее со мной. Возможно, вы передумали? Не могу сказать, что буду винить вас, если это произойдет. Может быть, вам не нужен счет в банке, норковое манто и квартира? Вам стоит только сказать слово, и вы вольны делать все, что угодно… В том числе и уйти из этой квартиры и забыть о моем существовании.
Джуди посмотрела на него, и лицо ее напряглось.
– Вы, кажется, забыли, что дали мне все это, чтобы я не болтала, – нервно напомнила она. – Я собираюсь делать то, что хочу, и не хочу, чтобы вы были в этой квартире.
Уэсли улыбнулся.
– Теперь все изменилось, Джуди, – мягко проговорил он. – Уже не имеет значения тот факт, что я вижу и об этом кто-то будет знать. Я не собираюсь вдаваться в объяснения, но моя мнимая слепота была связана с Бланш. Теперь, когда она мертва, это не имеет значения. Возможно, вскоре я расскажу об этом, но не сейчас. Я буду притворяться слепым еще несколько недель, а потом верну себе зрение. Но это неважно. Если хотите сделать по-своему, говорите, но в таком случае вы больше ничего от меня не получите. Если же будете вести себя хорошо, я дам вам деньги и позволю остаться в квартире. Но это в том случае, если вы будете вести себя хорошо.
Джуди не знала, обманывает он ее или нет. Она решила, что нет, но не была до конца уверена в этом, и такая неопределенность раздражала. Она не собиралась отказываться от квартиры и денег. Нужно было удержаться во что бы то ни стало.
– Ладно, – угрюмо сдалась она. – Думаю, нам лучше ехать.
– Хорошо, – теперь в его голосе появилась новая нотка. Он несколько преобразился, повеселел и уже не выглядел таким измученным. – Давайте уедем отсюда и начнем новую жизнь. Я обещаю вам приятное времяпрепровождение. – Он направился к двери. – Сложу некоторые вещи и через несколько минут буду у вас. Не будем тянуть время, хорошо?
Когда Уэсли вернулся, она была уже готова.
– Поехали, – сказал он и взял ее сумку.
Они вместе прошли по коридору и оба вздрогнули, переступая через темнеющее на ковре пятно. Лифт находился напротив двери. Уэсли подошел к нему и нажал кнопку вызова.
Ни один из них не произнес ни слова, пока лифт не поднялся и дверь кабины не открылась.
Уэсли признался:
– Я рад уехать отсюда. Я всегда ненавидел это место.
Лифт мягко пополз вниз. Джуди случайно взглянула на пол. В углу желтело что-то знакомое. Пока она пыталась понять, что это, Уэсли стремительно нагнулся, схватил эту вещицу и сунул в карман. А Джуди показалось, что он поднял тот самый напальчник, который она недавно надевала ему на пораненную руку. Ее удивила и озадачила торопливость, с какой он его прятал, странно напряженное выражение лица. Она почувствовала, что за черными очками, которые он носил, его глаза глядят на нее испуганно.
Впрочем, тогда это маленькое происшествие показалось ей несущественным, мало ли чего не бывает. А вспомнилось оно ей позднее при совсем других обстоятельствах.
Глава 2
Вест-Лондонский суд был переполнен, когда Гарри Глеб появился там на скамье подсудимых. Гарри был ошеломлен этим скоплением людей, он никак не думал, что вызовет столь горячее и пристальное внимание, и почувствовал страх. Бросив в зал только один полный ужаса, затравленный взгляд, уставился на стену поверх головы судьи, будто там был ответ на все мучившие его вопросы. С ночи ареста в нем произошла огромная перемена. Обвинение в убийстве выбило из Гарри весь апломб. Он словно постарел, и в его глазах держался застывший дикий ужас. Со стороны могло показаться, что он никак не может пробудиться и избавиться от терзавшего его во сне страшного кошмара. Его лицо стало серым, осунувшимся и измученным, губы кривились, руки дрожали. Если бы Джуди увидела его, то была бы поражена. Он не был больше тем красивым хвастливым ловкачом, которого она знала. Это был загнанный в ловушку дикий зверь, который уже чует запах смерти.
После недели заключения Гарри услышал от Доусона угрюмое замечание, что Френч выскользнула из его рук и до сих пор находится на свободе. Он выслушал эту новость со смешанным чувством удовлетворения и зависти. Огляди Гарри повнимательнее зал суда, он получил бы подтверждение словам Доусона. Лишь в нескольких ярдах от него сидела Дана. Он бы приободрился, если бы знал, что она пришла сюда, лишь бы взглянуть на него. Ибо он чувствовал себя покинутым всеми, а мысль о том, что Тео умер, избежав всего этого, вызывала в нем неутихающий гнев.
Дана не очень беспокоилась о себе. Она знала, что риск невелик. У полиции не было ее подробного описания – Дана еще не попадалась ни на чем предосудительном. К тому же она приняла меры предосторожности, надев очки в черепаховой оправе и спрятав волосы под тесной шляпкой. Глядя на скамью подсудимых, Дана думала, что Гарри выглядит ужасно. Он имел настолько болезненный и испуганный вид, что она едва узнавала его. Видеть, как он сидит, вцепившись в перила ограждения так, что побелели косточки пальцев, и слышать, как он срывающимся голосом отвечает на вопросы судей, было для нее невыносимым, потому что она давно любила Гарри.
Судья, казалось, хотел поскорее избавиться от подсудимого. Когда Доусон попросил заключения под стражу, он охотно согласился. Доусон сказал, что к концу недели надеется произвести остальные аресты. Вставая, Гарри поймал взгляд Даны – девушка ободряюще улыбнулась ему. То, что она оказалась здесь, ошеломило и испугало Гарри. И его реакция вызвала у нее беспокойство.
«Плохо дело, – размышляла она, пробираясь сквозь толпу к выходу. – Повесить его они не могут. Он этого не делал. Это, должно быть, Тео, у него был пистолет. Я должна во что бы то ни стало вырвать Гарри из этой переделки… Но как?»
Дана шла по улице в глубокой задумчивости. В глубине души она сознавала, что вряд ли сможет помочь любимому. Они вцепились в него. А если в вас вцепятся, с вами все кончено.
Пока она решала про себя эту проблему, инспектор Доусон вернулся в свой кабинет, где его ожидал Гаррисон.
– Заключен на неделю, – сказал он в ответ на вопрос Гаррисона. – За этот срок мы должны схватить убийцу. Новости есть?
– В отношении миссис Френч и Даны – нет. Они где-то весьма умело притаились. Никаких следов.
Доусон фыркнул.
– А как насчет таксиста, который привез Бланш из театра?
– Похоже, она не брала такси. Никаких следов. И еще одно. Никаких следов шофера, отвозившего домой Уэсли. Это немного странно, сэр, вряд ли шофер забудет слепого.
– Уэсли сказал, что вернулся домой на такси?
– Да, сэр, у меня есть его показания.
– Оставим это пока. Обнаружили что-либо насчет передвижения миссис Уэсли?
– Ничего важного, сэр. Швейцар театра видел, как она, приехав, вышла из такси, и расплачивался Уэсли, она его не ожидала. В театре Бланш хорошо знают. Она там играла. Бланш прошла в бар. Еще швейцар нашел странным, что она оставила слепого мужа одного. Он помог ему добраться до входа в партер и сказал, что миссис Уэсли в баре, но Уэсли вроде не расслышал. Он прошел вниз, где его взял на попечение капельдинер.
– Не понимаю, почему бы ему не расслышать, он не глухой? Продолжай.
– Барменша утверждает, что Бланш была не в настроении. Она выпила три бренди и примерно за две минуты до первого звонка ушла из бара. Швейцар, увидев ее выходящей из театра, удивился. Она направилась по Пиккадили Серкус, и никто, кажется, больше не видел ее до конца.
– Она могла поехать на метро, сейчас не так легко поймать такси.
– Я думаю, что так оно и было, сэр. Если бы она могла сразу попасть на поезд, то пришла бы домой как раз к тому времени, когда это и произошло.
– Вернемся к Уэсли. Насколько его заявление соответствует действительным фактам?
– Полностью, сэр, если не считать двух исключений. Одно из них – швейцар сказал ему, что Бланш в баре, а он утверждает, что не знал об этом. Хотя, конечно, мог и не расслышать. Второе – когда он вышел из театра, швейцар предложил поймать такси, а он отказался. Это показалось мне немного странным, сэр. У меня здесь его показания. Он сказал: «Мне пришло в голову, что жена могла вернуться сюда, и я встревожился. Поиски такси вызвали у меня некоторые затруднения, наконец кто-то сжалился надо мной и помог мне».
– Да, очень странно. Если швейцар предлагал такси, почему он не воспользовался его услугами? Думаю, мне придется еще раз поговорить на эту тему. Он больше не живет в «Парк Бей», переехал на Виго-стрит, с этой девчонкой Холланд.
Гаррисон удивился.
– Вот что сбивает меня с толку, Гаррисон. – Доусон встал и оперся руками о письменный стол. – Зачем такому парню, как Уэсли, девчонка Холланд?
Гаррисон улыбнулся:
– Она хорошенькая девушка, сэр. В наши дни парень не очень заботится о том, что у нее в голове, были бы у нее хорошая фигурка и мордашка. По крайней мере, те парни, которые любят развлечения подобного рода.
– К чему хорошенькое личико слепому?
Гаррисон задумался.
– Да, конечно, я и не подумал. Да, вы правы, сэр. Интересно, в чем же дело?
– Шантаж?
– Не думаю, если бы это был шантаж, зачем бы ей быть вместе с ним? Шантажисты любят держаться на расстоянии. Да она и не кажется мне подходящей для этого.
– Возможно, они любят друг друга, сэр.
– Возможно. Ладно, не знаю; теперь, Гаррисон, обратите все внимание на Френчей, которые нужны мне немедленно. Они где-то затаились, ищите. Я поговорю с Уэсли. И не забывайте о таксистах. Есть еще надежда, что появится, по крайней мере, один или даже оба.
Когда Гаррисон ушел, Доусон посмотрел на часы. Было немногим более трех. Следует позвонить Уэсли около пяти, сказал он себе. Если его нет дома, возможно, удастся в таком случае поговорить с Джуди Холланд.
Глава 3
Бентон жил в маленькой, но комфортабельной квартире в Вест-Энде на верхнем этаже старомодного здания, в котором находились три холостяцкие квартиры, обслуживаемые домоправительницей и слугой. Единственным совместным ритуалом был завтрак, он накрывался в маленькой нише, смежной с комнатой Бентона. Каждое утро в восемь часов, по воскресеньям – в девять, еда подавалась на стол. Бентон вставал в половине восьмого, принимал ванну и брился, а затем, оставаясь в пижаме и халате, завтракал. Его завтрак состоял из корнфлекса, тостов с маслом и крепкого кофе. И никогда не менялся. Покончив с едой, он закуривал и разворачивал газету. Какими бы важными ни были новости, он не выходил и не брал газету прежде, чем заканчивал завтрак. Лишь потом усаживался в кресло и принимался за чтение. В девять часов уезжал на фабрику.
На следующее утро после смерти Бланш он принял ванну, побрился и позавтракал со своим обычным бесцветным спокойствием. Его ум был занят двумя важнейшими для него проблемами: Бланш и деньги.
В первый раз он встретился с Бланш на свадьбе, хотя до этого уже несколько раз видел на сцене, восхищаясь ею на расстоянии. Уэсли не рассказывал ему подробности своей женитьбы, хотя они несколько лет были компаньонами, после того как приобрели фабрику по самолетостроению «Уэсли– Бентон» в четыреста акров цехов, взлетно-посадочных площадок и ангаров. Главенство, несомненно, принадлежало Уэсли, но вклад Бентона тоже был немал. При своей внешней бесцветной флегматичности он обладал блестящим чутьем и организованностью. Одним-двумя росчерками пера мог превратить хаос в строгий порядок. Он умел заключать выгоднейшие контракты, умиротворять раздраженных министров, успокаивать нервных, подозрительных банкиров. Справлялся с любой тонкой, раздражающей и жизненно важной работой, сделать которую Уэсли не мог, его подводил темперамент. Хотя каждый активно не любил другого, их партнерство было плодотворным, а для Уэсли и прибыльным. Бентон же никогда не умел беречь деньги, он был мотом, и его доля прибыли таяла в карточных долгах и различных авантюрах, в которые его можно было легко втянуть.
Лет шесть тому назад Уэсли вошел в кабинет Бентона и как бы вскользь объявил о намерении жениться. Бентон принес свои поздравления, с любопытством гадая, кто же невеста. С любопытством и тайной усмешкой. «Кто же согласится выйти замуж за холодную рыбу, подобную Уэсли? – не понимал он. – Возможно, какая-нибудь лошадиного вида особа, чьей единственной гордостью была случайная фотография в „Татлерс“ или „Скетче“. Но когда Уэсли познакомил его с Бланш, Бентон ощутил самый сильный шок за всю свою жизнь».
Бентон был из развратников. Еще в школе учитель как-то сказал Хугу в присутствии всего класса, что его мозг похож на воспаленное от язв тело. Это было тогда, когда Бентон стал участником особенно неприятного скандала, после которого и был исключен из гимназии. Женщины были необходимы ему, как опиум наркоману. Он восхищался Бланш, видя ее на сцене, при более близком знакомстве она привела его, отнюдь не мальчика, в замешательство. Побыв совсем немного в ее обществе, он ощутил исходящий от нее чувственный животный магнетизм. Это не было влюбленностью или просто влечением к хорошенькой женщине. Все было гораздо глубже. Это было подобно вирусу, проникшему в кровь и вызывавшему страстное желание, терзавшее его и днем, и ночью.
Когда Уэсли добровольно ушел в военно-воздушние силы, Бентон, непригодный к воинской службе, без колебания воспользовался его отсутствием. К тому времени Бланш пила уже вовсю, и он стал ее собутыльником. Спиртное на Бентона не действовало, зато Бланш развращало и морально, и физически. К удивлению Хуга, его страсть к этой женщине со временем не убывала. А прежде, стоило ему вступить с женщиной в связь, как она едва ли не сразу теряла для него свою привлекательность. С Бланш все произошло иначе. Чем больше он ее видел, тем ближе она ему становилась, тем больше он ее желал… Это было похоже на то, как если бы подлить масла в огонь. Будь у него деньги, он женился бы на ней, не раздумывая. Бланш все время этого хотела. Не случайно она то и дело требовала, чтобы он привел в порядок свои финансовые дела, а сама не тратила своих денег, пока могла пользоваться деньгами Уэсли.
Из грубого эротического начала их связь переросла в нечто подобное любви, странной, патологической. У Бентона не было ни друзей, ни приятелей. Что-то в нем отталкивало мужчин, и Бланш была его единственным другом.
Развернув газеты и увидев фото Бланш и броский заголовок, сообщавший о ее смерти, Бентон побледнел. Оглушенный, он долго сидел, зажав газеты в длинных красивых пальцах. Чувство утраты парализовало его. Когда он наконец смог двигаться, то медленно, неуверенным шагом направился к буфету. Налил себе стакан бренди, выпил и снова налил. Потом вернулся к креслу и еще раз прочел сообщение об убийстве. И пока читал, его лицо все больше морщилось, и Бентон заплакал. Позже он позвонил на квартиру Уэлси, но никто не ответил. Позвонил на фабрику и узнал, что Уэсли не приезжал и туда. Большего Бентон ничего не мог сделать, он снова сел в кресло и, не отрываясь, смотрел на противоположную стенку, до боли прикусив бледную губу.