- Пошли! - настойчиво произнесла она, взяв милиционера под руку. - Мне самой некогда. Я ухожу. - и потащила его из комнаты.
А вскоре хлопнула входная дверь. Наступила тишина. Пауза, во время которой Вадим оценил решительность девушки, но перемен в собственном положении не нашел. Напротив, теперь он чувствовал себя застрявшим на неопределенно долго. Ломать замок в дверце было бы глупо да и едва ли возможно. А торчать в шкафу еще нелепее. Словно в гробу, похороненный заживо. Винить некого, сам предложил спрятаться... А если про него действительно забудут? Вдруг с Наташей что-нибудь случится? Мало ли... Неприятные мысли в темноте особенно охотно лезут в голову. Слабый лучик света сквозь замочную скважину и тот внезапно иссяк, словно наступили сумерки. Небо и в самом деле затянулось тучами - хотя он не знал об этом, а потом пошел дождь. Впервые за последние несколько недель. Летний благодатный дождь, который он так долго ждал. Но не видел и не слышал, а лишь предощущал изменившуюся погоду в своем комически-скорбном укрытии, словно оно и впрямь представляло собой некую могилу.
Зачем нужно было возвращаться, зная, что это невозможно? Повторение пройденного - очередной фарс, не более. Он принял иное мироощущение, пережил и боль, и гнев, и отчаяние, разорвал с прежней жизнью, смирился с существующей... Как изгой, вытолкнутый из общества. Но не монах, добровольно принявший постриг. Прежде Вадим размышлял так: то, что с ним приключилось, - страшная и нелепая случайность, великая несправедливость, мировой Обман, который почему-то коснулся именно его, затянул под колеса, измолол и выбросил, полуживого, на обочину. За что? Чем провинился? Почему небесная молния угодила в его голову? Но может быть, выбор этот не столько катастрофичен, сколько благодатен? Господь вразумил его и возложил крест по силам, ведь для чего-то ему была оставлена жизнь. Пусть кому-то она покажется никчемной, позорной, бесприютной - но нет ли во всем этом того испытания Духа, которое выпадает лишь избранным, особенно любимым сыновьям? И они становятся лишь крепче, мудрее, яснее ликом. Проще всего было бы окончательно сдаться, захлебнуться в пенной волне или оказаться выброшенным на иллюзорный берег, но разве даже вот эта случайная встреча с Наташей не явила пример ожидаемого оживления и промысла, возвращения в новой ипостаси?.. Вадим видел в темноте собаку, которая прыгала на трех лапах, озираясь на снующих прохожих, не ища в них больше ни любви, ни сочувствия, но они не были и врагами, причинившими боль, потому что не были и людьми просто существами, потерявшими свой божественный облик; и когда она улеглась на траве, никому не мешая, свернувшись в клубок, глядя на них с вековой скорбью, один все равно подошел и начал лениво тыкать палкой: "Не спи, не спи!.." И собака запрыгала дальше, не понимая, зачем ее гонят даже отсюда. Нет, не осталось в них ничего человеческого... А было ли?
8
Наташа вернулась через полтора часа. Не обнаружив гостя в квартире, она решила, что Вадим ушел, и успокоилась. И только потом вспомнила, что заперла дверцу шкафа на ключ. А когда открыла ее - прямо к ногам вывалилось бесчувственное тело. Наташа чуть сама не упала в обморок, когда с испугом подумала, что мужчина задохнулся. Но поскольку Вадим подавал признаки жизни, она села на пол и заплакала, чувствуя себя совсем потерянной. Слезы посещали ее столь редко, что она даже не могла вспомнить, когда же это случилось в последний раз. может быть, далеко в детстве? Или у зубного врача? Но это не считается. А теперь удивлялась себе и недоумевала: отчего плачет, словно очищая глаза, и почему в то же время улыбается? Откуда появилась глупая радость, сменившая еще более глупую тревогу?
- Не спи!.. - сказала она Вадиму, тормоша его за плечи.
Наташа видела, что он притворяется, очень искусно, артистично изображая полное забвение. Иначе я вылью тебе на голову ведро воды, - добавила она.
Только тогда он приоткрыл глаза, сел и беспечно произнес:
- Я действительно чуть не умер в этом ящике. Вообще-то довольно по-свински исчезать так надолго. Только не говори, что была в парикмахерской.
- Я не могла вернуться раньше, - сказала Наташа. - Мне надо было подумать. Извини.
- Забавно, что ты не можешь думать возле шкафа, в котором заперт мужчина. Мне было бы, по крайней мере, не так скучно.
- Не придирайся. А кроме того, Глеб такой привязчивый, я еле ушла. Подозреваю, что он не оставит нас в покое.
- Надеюсь. Особенно тебя.
Наташа вздохнула, задержав взгляд на его лице.
- Ты интересуешь Глеба не меньше, - ответила она. - Хотя и по другой причине. Кажется, он что-то задумал...
- А почему мы перешли на "ты"? - спросил Вадим.
Он отвел рукой тень Глеба и все другие тени, стоящие рядом, а комната перестала казаться маленькой, расширилась, может быть, вообще прекратила существовать, и они остались одни, под небом.
- А разве не понимаешь? - сказала Наташа.
Вот и сейчас вновь стало не хватать воздуха. Словно пейзажист, поместив их в свою картину и испугавшись чего-то, набросил на незаконченный холст темную ткань.
- Последние станут первыми, так, кажется? - произнес Вадим, обращаясь не только к ней. - Но это - потом, после смерти. И то не для всякого. Спасибо за доверие. Происходит что-то невероятное. Будто я уже умер. Но отчего это так прекрасно?
Ему хотелось добавить еще несколько фраз, как часто бывает, когда не можешь объяснить свою мысль коротко, внятно, сказать о нынешнем состоянии и прошлом, объяснить причины того, почему он поступает так, а не иначе, где был все эти годы и для чего существует, зачем, в конце концов, появился и куда все может исчезнуть, - если бы это вообще было доступно объяснению... Но все оказалось лишним. Слова скрывают забвение, неразумие, отчаяние, в них нет правды, они как одежда, к случаю и погоде. И слава Богу, что не надо было больше ничего говорить, Наташа и так все понимала, может быть, даже гораздо больше, чем он, поскольку женщины мудрее всвоей любви самых умных мужчин.
Им казалось, что над домом снова кружит вертолет, огромная стрекоза с блестящими крыльями, прилетевшая по молитвенному зову забрать их, но в кабине нет пилота, никогда не было, потому что это место принадлежит им. Люди на земле, в квартирах, на балконах, иссушенные летним зноем, лихорадочно следят за ними, за чудесным явлением, пытаясь познать и себя тоже, а лица их становятся все более ясными и суровыми. Сколько пройдет времени, прежде чем они пробудятся от сна? Как долгобудет продолжаться бесчувствие воли и разума? Пройдут дни и годы, а эти мгновения останутся в памяти, почти зримые материально, как фотографические снимки на забытой стене. Вряд ли они заинтересуют кого-то, не знающего причин внезапной любви, а дотошному исследователю никогда не докопаться до истины. Лучше не пытаться.
Дождь продолжал постукивать по крыше, а в комнате было темно и покойно. День ушел, оставив разбросанные по полу вещи и приоткрытую дверь, выкуренную одну на двоих сигарету, шепот и приглушенный смех. Но молчание длилось дольше, оно будто подстерегало их, готовя западню. И надо было очень искусно обманывать себя, чтобы даже не пытаться вслушаться в его тревожную тишину.
- Ты останешься, - убежденно сказала Наташа. - Я еще не знаю как, но ты останешься здесь.
- Мечтать не вредно, - согласился Вадим. Возможно, это прозвучало как-то неуклюже, по крайней мере - чересчур трезво, словно сказка кончилась: щелкунчик, не превратившись в принца, возвращается в свой шкаф. Не было ни сражения, ни победы, лишь затмение и краткий миг счастья.