- Тогда я это сделаю.
- Прекрати говорить глупости, Эрнест, - дружелюбно промолвила Клавдия. - Тебе всего пятьдесят шесть лет. Слишком рано умирать из-за денег.
Ради принципов, ради своей страны, из-за любви - еще куда ни шло, но только не ради денег.
- Я должен обеспечить будущее жены и детей.
- Бывшей жены, - напомнила Молли. - И вообще, побойся Бога! С тех пор как вы расстались, ты женился еще два раза.
- Я говорю о настоящей жене. О той, которая родила мне трех ребятишек.
Теперь Молли поняла, почему все в Голливуде терпеть не могут этого человека.
- Ты все равно не сумеешь добиться от киностудии того, чего хочешь, - заявила она. - Они знают, что ты с собой ничего не сделаешь, и не
позволят, чтобы их шантажировал писатель. Будь ты Суперзвездой - другое дело. Или хотя бы Первоклассным режиссером. Но писатель - ни за что. В
этом бизнесе ты - дерьмо. Прости, Клавдия.
- Нам с Эрнестом об этом известно, - откликнулась та. - Если бы все в этом городе не боялись до смерти чистого листка бумаги, от нас
давным-давно избавились напрочь. Может, ты все-таки что-нибудь придумаешь?
Молли вздохнула и набрала номер Элая Марриона. Она обладала достаточным влиянием, чтобы пробиться к Бобби Бентсу, директору "ЛоддСтоун".
***
Клавдия и Вейл с бокалами в руках сидели за столиком в баре "Поло".
- Молли - крупная женщина, - задумчиво произнес Вейл. - Крупную женщину легче соблазнить. Да вдобавок в постели они гораздо приятнее
мелких. Никогда не замечала?
Уже не в первый раз Клавдия ломала голову, почему она так привязана к этому человеку. Его мало кто воспринимает всерьез, но она любит книги
Вейла, любит по-прежнему.
- Из тебя так и прет вздор, - отозвалась она.
- Я хочу сказать, что крупные женщины более ласковы. Могут принести тебе в постель завтрак, оказать всякие маленькие любезности. Словом,
более женственны.
Клавдия пожала плечами, а Вейл продолжал:
- У крупных женщин доброе сердце. Как-то раз одна такая притащила меня ко мне же домой после вечеринки и не знала, что со мной делать. Она
озиралась в спальне по сторонам точь-в-точь как моя мать на кухне, когда у нас в доме не оставалось еды, а она пыталась сообразить, как бы
сварганить обед. Вот и эта гадала, как бы, черт возьми, извлечь удовольствие из того, что под рукой.
Некоторое время они молча потягивали свои напитки. Как всегда, Клавдия почувствовала теплоту к этому человеку, такому по-детски
обезоруживающе искреннему.
- Знаешь, как мы подружились с Молли? Она защищала в суде одного парня, убившего свою подружку, и ей был нужен проникновенный диалог для
заключительной речи. Я написала эту сцену, как для кино. Ее подзащитного признали виновным в непредумышленном убийстве. Потом я еще трижды
писала текст для нее, пока она не покончила с этим.
- Ненавижу Голливуд! - бросил Вейл.
- Ты ненавидишь его лишь потому, что "ЛоддСтоун" обвела тебя вокруг пальца.
- Не только поэтому, - возразил Вейл. - Я смахиваю на одну из древних цивилизаций - вроде ацтеков, Китайской империи или американских
индейцев, которые были раздавлены людьми, владевшими более передовой техникой.
Я настоящий писатель. Я пишу книги, взывающие к разуму, а это -
отсталая технология. Что я могу противопоставить кино? В его распоряжении - камеры, декорации, музыка и великолепные лица. Как же писатель может
передать все эти образы одними словами? Кино сузило поле битвы. Ему не нужно покорять умы - только сердца.
- Пошел ты в задницу. Значит, я не писатель? Сценаристка уже не писатель? Ты говоришь это лишь потому, что сам слаб по этой части.
- Я вовсе не хочу унизить тебя, - похлопал ее по плечу Вейл. - И даже не собираюсь принизить кинематограф как вид искусства. Я лишь
раскладываю все по полочкам.
- Тебе повезло, что мне нравятся твои книги. Неудивительно, что тебя недолюбливают.
- Нет, нет, - дружелюбно улыбнулся Вейл, - меня не недолюбливают, меня просто презирают. Но когда я умру и права на мою книгу перейдут к
моим наследникам, тогда я завоюю уважение.
- Все шутишь?
- Да нет, я серьезно. Это весьма соблазнительная перспектива. Или самоубийство нынче считается политически некорректным?
- Вот черт! - Клавдия обняла Вейл а за шею. - Схватка только начинается. Я уверена, что к тебе прислушаются, когда ты попросишь свою долю.
Лады?
- Я вовсе не тороплюсь, - улыбнулся Вейл. - Чтобы решить, каким образом покончить с собой, у меня уйдет не меньше полугода. Терпеть не могу
насилия.
Внезапно до сознания Клавдии дошло, что Вейл и впрямь серьезен, и удивилась панике, охватившей ее при мысли о смерти Эрнеста. Нельзя
сказать, чтобы она любила его, хотя в течение непродолжительного времени они действительно были любовниками. Она даже не испытывала к нему
особой привязанности. Ее напугала мысль, что прекрасные книги, написанные им, значат для него меньше, чем деньги, что его искусство может
потерпеть поражение от такого презренного противника, как доллары. И этот испуг заставил Клавдию сказать:
- Если дела пойдут совсем уж плохо, мы с тобой поедем в Лас-Вегас, чтобы повидаться с моим братом Кроссом. Ты ему нравишься. Он что-нибудь
придумает.
- Он как раз недолюбливает меня, - засмеялся Вейл.
- У него доброе сердце, - стояла на своем Клавдия. - Уж я-то знаю своего брата.
- Ты его совсем не знаешь, - ответил Вейл.
***
Покинув празднество после церемонии вручения "Оскаров", Афина вернулась домой и сразу же легла в постель. Однако сон не шел, и она
несколько часов подряд беспокойно ворочалась с боку на бок. Напряжение сковало каждую мышцу ее тела. "Не позволю ему сделать это снова, - думала
она. - Ни за что. Я больше не могу жить в страхе".
Приготовив себе чашку чаю, она заметила, что рука чуть дрожит, поставила чашку на стол и порывисто вышла на балкон. Глядя в черное небо,
она простояла там почти до рассвета, но сердце ее продолжало отчаянно колотиться.
Тогда Афина оделась, надев белые шорты и теннисные туфли. И едва багровый шар солнца показался над горизонтом, она уже бежала. Бежала все
быстрее и быстрее, стараясь оставаться на плотном влажном песке полосы прибоя, даже не заботясь о том, чтобы не промокнуть, и холодные волны
время от времени захлестывали ее щиколотки. Она хотела, чтобы мысли прояснились. Она не позволит Бозу одержать над ней победу. Она слишком долго
и напряженно работала, чтобы добиться нынешнего положения.