А Миха посмотрел на него с сочувствием.
Глава III
Один негодяй и два злодея
Граф - это не кличка. Граф - это дворянский титул. И когда Владика Голубеева называли Графом (чаще всего в насмешку), он бывал отменно этому рад. И страшно гордился. Безо всякого, правда, на то основания. Потому что граф из Владика никак не получался. Ну не было в нем никакого дворянского благородства. Был он откровенно глуп и заурядно ленив. И ничего у него в жизни не ладилось: школу окончил плохо, в институт не поступил, с работой тоже не получалось - отовсюду его гнали из-за неумелости, глупости и лени. Тем не менее Владик считал себя человеком исключительным из-за своего дворянского происхождения, о котором ему все время напоминала его бабушка. «Бабенька», как называл ее Владик с детской поры.
Впитав ее наставления, Владик так и не понял, что дворянство - это прежде всего честь и отвага, беззаветное служение Отечеству, готовность защитить его своей шпагой от любых бед. Даже ценой собственной жизни. А бедный Владик считал, что титул, благородное происхождение - это богатство, слава, исключительное положение среди тех, кто похвастаться этим не может.
– Ты, Владислав, совсем не достоин своих предков, - нудила «бабенька». - По-французски не говоришь. Танцевать не умеешь. К фортепьяно не присаживаешься. Никаких в тебе аристократических талантов.
– Главный талант, бабенька, - важно отвечал Владик, - это деньги. А вот их-то и не хватает моему благородию.
– Ты, Владислав, должен всегда помнить о своем происхождении. Гордиться голубой кровью и белой костью.
Но толку от этих «белых кровей и голубых костей» Владику никакого не было. До той поры, пока однажды бабушка не рассказала вдруг в припадке ностальгии семейное предание. Рассказала не просто, а на ухо своему балбесу внуку.
И по мере того, как она говорила, Владик все шире раскрывал глаза. И рот.
Вот тут-то он и понял, что может стать настоящим графом - богатым и независимым. И презирать остальных людей уже не исподтишка, а на полном основании.
Известно, что если в голову глупому человеку приходит вдруг какая-нибудь идея, то идея эта тоже, как правило, глупая.
Но Владик этого не знал. И потому, преодолев наследственную лень, азартно взялся за ее реализацию.
Первое, что он сделал, - это проверил некоторые факты из бабенькиного рассказа. Для этого юный аристократ посетил дальнюю родню, в доме которой, он знал, частенько бывает известный профессор и историк.
Оказавшись с ним рядом за чайным столом, Владик небрежно повел разговор о всяких исторических ценностях и реликвиях и задал примерно такой вопрос:
– А вот, скажем, сколько сейчас могут стоить подлинные документы декабристского движения?
– Нисколько, - совершенно спокойно ответил профессор, отставляя чайный стакан. Ему не нравился этот глуповатый и, кажется, жадный молодой человек. - Нисколько, - раздумчиво повторил профессор. - Им нет цены, если хотите знать.
– Все имеет цену, - поучительно проговорил наш граф.
– Даже честь, ваше сиятельство? - едко усмехнулся профессор. - Вам ли, потомку древнего рода, так рассуждать!
«Потомок» не заметил в его словах иронии и надменно изрек:
– Не будем ломать копья об эту тему. Так сколько все-таки они будут стоить?
– Я же вам, юноша, русским языком говорю: они бесценны. Бес-цен-ны!
Владик пошевелил губами, будто что-то в уме подсчитывал, подвигал бровями, чмокнул…
– Ладно, - сказал он и тут же поднялся из-за стола.
– Дело, стало быть, только за тем, - бросил ему в спину профессор, - чтобы разыскать такие документы. Как говорится, во тьме веков.
– А уж это моя проблема, - не оборачиваясь, презрительно процедил «потомок».
Профессор внимательно посмотрел ему вслед и покачал головой.
Второе, что сделал Владик, - подыскал себе сообщников. Точнее - исполнителей. Ведь дело, которое он затевал, было как-никак довольно щепетильным. Более того: оно было опасным и без нарушения закона невыполнимым. А Владик как потомок не собирался ни подвергать себя опасности, ни конфликтовать с законом. Черновую работу должны сделать за него «черные» люди.
…И вот в один прекрасный день Владик исчез из родного города. Даже не попрощавшись с бабенькой. Чтобы появиться совсем в другом месте и совсем в ином качестве.
На окраине городка Дубровники, в маленьком кособоком домишке жила-была любопытная и говорливая старушка. Прирабатывала к пенсии уборщицей в музее. И очень ей там нравилось: тут тебе и сотрудники, и посетители. Так что в рабочее время бабуля могла сполна удовлетворять свою потребность в многословии и сплетнях. А вот дома маялась. Ну не с кем ей поговорить! Разве что с кошкой или с древними ходиками, которые давно уже разучились постукивать как положено и спотыкались на каждом «тике» и «таке». Что давало старушке возможность поворчать на них по этому поводу.
Но вот и ей повезло. Некоторое время назад напросились к ней в жильцы два парня. Как они сказали, студенты-историки. Один - веселый и говорливый, под стать хозяйке. Другой - напротив, все больше помалкивает. Первого Артемкой звали, второго - Василием. И плату хорошую предложили, и поболтать стало с кем. Спрашивали они много и слушали хорошо. Особенно - о музее. О его сотрудниках, о распорядке. Бабуля - и рада стараться, все, что знала, выкладывала: и «об експонаторах», и «об манекентах».
– А Сашка этот одно слово чумовой. Костюм какой напялит древний и цельный день в ем шляется по залам. Людей пугает. Бывает, станет середь других манекентов - и не узнать его. А кто мимо пройдет, он возьми да и скажи чего. Так на месте и подскочишь. Раз такое было - вечер уже, убираюся я, да что-то боязно стало. Манекенты енти, как живые, стоят. Ну, ровно привидения. А один-то, как я мимо шла, возьми да чихни! Я аж подскочила на месте. Испужалась - страх! И тряпкой его по усатой морде. - Бабуля перевела дыхание от пережитого. - А он мене саблей под зад, правда, плашмя - и смеется: рази, говорит, тетка, можно так експонаторы грязной тряпкой лупить… Сашка это оказался.
– А он что же, всю ночь там ошивается? - спросил студент-молчун. - Ночует там?
Тут у старушки почему-то забегали хитрые глазки, и она попробовала увести разговор в сторону, но не удалось: парень настойчиво вопрос повторил.
– Так кто его знает, - уклончиво ответила уборщица. - Ключи-то у него другие есть. Может, и ночует… - Она глянула на прихрамывающие ходики с мордочкой хитрого кота и поднялась. - Что-то я засиделась с вами. Спать пора уже. - И бабуля ушла в свою комнату.
Василий выплеснул в раковину недопитый чай из кружки, налил в нее пива из банки, слизнул поднявшуюся пену и сказал:
– Я поднимаю этот тост…
– Не тяжело? - перебил его веселый Артемка.
– Что - не тяжело? - удивился Вася.
– Тост поднимать.
– Не понял, - Вася нахмурился.
– Поднимают, Вася, бокал, рюмку, - поучительно разъяснил Артемка. - Стакан, на худой конец. А тост, Вася, произносят.
– Шибко ты умный, Темка. Чересчур, на худой конец. - Видно было, что Вася обиделся. - Зачем ты всю эту хренотень затеял, а?
– Темен ты, Вася, как погреб у бабки. - Артем откинулся на спинку стула, оторвал его передние ножки от пола и стал покачиваться на двух оставшихся. - Вот напомни мне, когда менты приехали на сигнализацию?
– Через две минуты и сорок секунд.
– А в другой раз? - Тема ловко балансировал на стуле и даже банку с пивом сумел открыть.
– В другой раз - через три.
– А в третий, Вася, припомни?
– Через тридцать.
– Вот! - Тема назидательно поднял банку с пивом.