- А после они и вовсе не станут ездить - неисправна она, мол. Следственно, Вася, мы будем иметь с тобой спокойное время, чтобы не только отыскать нужный предмет для нашего дурака-шефа, но и спокойно уйти с ним.
– А этот? Сашка с усами? Если он впрямь там ночует?
Тема качнулся на стуле, поднес банку ко рту. Не получилось. Вернее, получилось не то, что он хотел. Стул все-таки опрокинулся. И пиво все-таки вылилось. Но не только в рот. В нос, в глаза, в уши. И за шиворот.
– Доигрался? - спокойно спросил Вася. - Связался я с тобой… - Он снова наполнил свой стакан и упрямо сказал фыркающему на полу Теме: - Я поднимаю этот тост за то, чтобы мы, на худой конец, благополучно выдернулись из этой хреновины.
– Дядя Андрей, - сказал Костик за завтраком, - я недельку поживу в Дубровниках, ладно? Мы с ребятами решили в музее поработать, помочь сотрудникам.
– Представляю… - хмыкнул участковый.
– А что? Они будут рады. Их всего-то несколько человек, работы много, зарплату им не платят. Лишние руки не помешают.
– Это смотря какие руки. Не Кольки ли Челюкана? В связи с записками? Я ведь его попросил среди ребят поразведать, а он решил в музее искать, да?
– Ну, не знаю… Нам кажется, что эти записки кто-то из своих подбрасывает, из сотрудников. Вот мы заодно и выясним.
– Заодно, - опять усмехнулся Гатников. - Вы не очень-то там активничайте. А если что-то выясните, сразу сообщайте мне.
– А как же! - Костик преданно распахнул глаза. - Конечно! Чужой славы нам не надо. Нам своей хватает.
– Эт-точно, - на манер красноармейца Сухова согласился Ратников. - Тебя подбросить?
– Еще чего! Приеду в музей на милицейском мотоцикле! Мы с Коляном лодочкой доберемся.
Костик собрал вещи, переоделся в городскую одежду и спустился к реке.
Ребята уже ждали его. Миха с одобрением окинул взглядом Костин «прикид»:
– Хорош! На князя Оболенского похож. Однозначно. Хотя я его не видел.
А Колька деловито спросил:
– Пистолет не забыл?
Костик тряхнул сумкой, показывая, что вот он, здесь. Этот пистолет ему подарил отец в тревожное время. Он был совсем как настоящий - большой, тяжелый, вороненый, крупного калибра, но стрелял холостыми патронами. Правда, очень убедительно: громко, с язычком пламени из ствола, с лязганьем затвора. Но был, к счастью (или к сожалению), не опаснее обычного молотка.
– Садись на корму, барин, - сказал Миха. - Не утруждай белы рученьки.
Дежурный администратор гостиницы - светловолосая девушка Оля Воронцова - улыбнулась, взяв новенький паспорт Костика:
– Какой же ты Оболенский? Ты же Чижик.
– Это по отцу. А мама моя - урожденная Оболенская, - пояснил Костик.
– Тогда плохо твое дело, - Оля опять улыбнулась, протягивая ему ключ от номера. - Эта комната пользуется дурной славой.
– В ней привидения цепями звенят и стонут по ночам, да? - поддержал Костик шутку. Ему нравилось болтать с этой девушкой. У нее были удивительно длинные ресницы. Когда она моргала, казалось, по комнате проносится теплый ветерок.
– Зря смеешься. Ведь именно из этой комнаты загадочно исчез твой предок. И с тех пор, - Оля перегнулась через стол и трагически зашептала: - С тех пор в этой комнате всегда происходит что-то необычное. То что-то исчезнет, то что-то появится. А если в ней ночует постоялец по имени Сергей или по фамилии Оболенский, с ним обязательно случается что-то недоброе!
– Сигареты теряются? - засмеялся Костик и подбросил ключ на ладони. - Так я не курю.
– Вспомнишь мои слова, - пообещала Оля. И хотя в ее голосе были веселые дружелюбные нотки, что-то в этой фразе прозвучало угрожающе.
А на следующий день Оля с удивлением смотрела на стоящего перед ней иностранного господина.
На иностранца он был похож как собака на кошку. Всего-то в нем иностранного было: темные очки, шляпа с перышком и ужасающий акцент.
– Мой цель, - он стучал пальцем с перстнем по барьерчику, - изучать русски учени работать музейный экспонатер. Вы все ясно как мой говорить?
– Мы все ясно как твой говорить, - машинально ответила Оля. - Ой, извините! Я все поняла. Пройдемте сейчас к директору музея, это рядом.
Гостиница занимала флигелек рядом с домом-музеем. В ней было всего несколько номеров, и селили в них обычно ученых, писателей и журналистов, которые приезжали в музей работать: писать научные статьи, книги, корреспонденции…
– К вам, Афанасий Иванович, - сказала Оля, пропуская иностранца в кабинет директора. - Журналист из Парижа. Изучать наш опыт.
Директор музея Афанасий Иванович Староверцев встал навстречу гостю, протянул руку.
Иностранец резко наклонил голову в приветствии, отчего его шляпа упала на нос.
– Мой звать имя Николя Пижон. - Француз вернул шляпу на место, не догадываясь ее снять.
– Мы можем говорить на вашем родном языке, - по-французски сказал Афанасий Иванович, - если это вам удобнее.
Иностранец почему-то захлопал глазами.
– Но, - решительно возразил он после паузы. - Мой должен русски язык люче понимайт. Русски говорить. Русски писать. Русски кушать. Русски спать.
– Серьезная программа, - улыбнулся Староверцев, вновь переходя на «русски» язык. - Что ж, мы всегда рады, когда печать проявляет интерес к нашим проблемам. Окажем вам любую помощь. Олечка, оформляйте месье Пижона в нашу гостиницу и вводите его в курс наших дел. И Саше его представьте.
– О! - Пижон приподнял шляпу. - Мне хотелось сам выбирайт аппартаментер.
– Да ради бога. Гостиница сейчас пуста. Один только постоялец. Юный потомок князя Сергея Оболенского…
– О! - Пижон выронил шляпу. - Тот есть Сергей исчезать навсегда? Один раз ночью? Пижон знайт этот старинный и красивый легенда.
– Это не легенда, - вступила в разговор Оля. - Это быль.
– Пыль? О, ошень понимайт. Пыль веков, так?
– О господи! - вполголоса проговорила Оля. - Будет нам с ним хлопот! - И пояснила французу: - Не пыль, а быль, былина.
– О! Понимайт! Большой пыль - пылина!
Афанасий Иванович едва сдержал улыбку. А Ольга откровенно фыркнула. Но тут же приняла деловой вид и повела француза в гостиницу.
Гостиница располагалась совсем рядом с графским домом, во флигеле. Их соединяли красивые развалины - крытая галерея.
– А под этой галереей, - пояснила Оля на ходу, - у графа была оранжерея, где росли диковинные цветы и фруктовые деревья.
– Писины? - заинтересовался Пижон.
– И апельсины. И даже бананы, - девушка распахнула дверь флигеля. - Мы пришли, выбирайте себе номер.
Иностранец зачем-то достал бумажник, вынул из него блокнотный листок, повертел его, что-то бормоча, и показал на одну из дверей:
– Здесь будет Пижон.
Оля глубоко вздохнула:
– Здесь Пижон не будет. Этот номер уже занят. Здесь живет юный Оболенский. Рядом такой же номер, не хуже.
Пижон подумал, почмокал - такая у него была привычка и строго сказал:
– Оболенски - туда, Пижон - сюда!
Оля вздохнула еще глубже:
– Месье Пижон, договоритесь, пожалуйста, с ним сами. Он скоро придет.
Теперь вздохнул, соглашаясь, Пижон. И всем своим видом постарался показать, что ему ничего не стоит уговорить какого-то мальчишку поменяться с ним комнатами.
– Вот и хорошо, - с облегчением произнесла Оля. - Отдохните немного и приходите в музей. Наш научный сотрудник вам все расскажет и покажет.
– Да, - важно кивнул Пижон, принимая от нее ключи. - Очень покажет. Сильно расскажет.
Оставшись один в номере, Пижон повел себя в высшей степени странно. Осмотрелся, достал из бумажника еще один листок, повертел его, как и первый, чмокнул. Подошел к одной стене, приложил к ней ухо и стукнул в нее костяшками пальцев.
Сильно стукнул, даже ушибся.