Первое дело Флетча - Грегори Макдональд 13 стр.


Он постоянно участвовал в самых громких процессах. Хотя для меня остается загадкой, каким образом криминальным адвокатам удается взыскивать гонорары с преступников. Наверное, тут есть какая-то хитрость.

— Можете в этом не сомневаться, — заверил Амелию Флетч.

— Его партнер, Харрисон, специалист по разводам. Эти личности занимаются юриспруденцией не для того, чтобы вершить правосудие или просто зарабатывать на жизнь.

— А как насчет миссис Хайбек? Меня удивило…

— Ничего сказать не могу. Даже не знаю, существует ли миссис Хайбек. Придется прочитать утром статью Биффа Уилсона. Как я и говорила, Хайбеки этого мира не блистают в светском обществе.

— Амелия, этим утром я побывал в доме Хайбека. Признаю, я провел там лишь несколько минут, но не заметил ни картин, ни иных произведений искусства, которые заставили бы меня ахнуть.

— Вы разбираетесь в живописи?

— Немного.

— Естественно, разбираетесь. Я могла бы и не спрашивать. Этот костюм! Только знатоки живописи могут так одеваться.

— Почему человек, не блещущий в обществе, не интересующийся искусством, вдруг принимает решение пожертвовать пять миллионов долларов художественному музею?

— Я полагаю, что найти логичное объяснение подобным широким жестам невозможно.

— Что он хотел получить взамен?

— Респектабельность? Лучшего ответа у меня, пожалуй, нет. Возьмем этого человека, Хайбека, который для общества что бумажная салфетка, необходимая на случай насморка, или, точнее, дорогая проститутка, которую выбирают, используют по назначению и выпроваживают за дверь, не приглашая более в дом. Он стареет. О, нет, процесс старения прервался сегодня утром. Может у такого человека возникнуть желание выкрикнуть: «Эй! Я ничем не хуже вас! Я тоже могу расстаться с пятью миллионами долларов!?»

— И тогда светское общество примет его в свои ряды?

— Нет. Особенно, если общество знает, что других пяти миллионов у него нет. Но себе он сделает приятное.

— Как интересно!

— Со мной всегда интересно. Это моя работа, знаете ли. — Очередной взгляд на телефон. Отсутствие звонков явно нервировало Амелию.

— Понятно, — Флетч попятился к двери. — Энн Макгаррахэн и Бифф Уилсон были женаты?

— Да, — кивнула Амелия. — Давным-давно. Одна из самых неудачных пар. Их совместная жизнь продолжалась от силы три недели двадцать лет тому назад. А с чего вы спрашиваете?

— Что произошло?

— Кто знает, что происходит между супругами, если речь не идет о своей семье? Я бы ответила так: эта добрая интеллигентная женщина неожиданно для себя обнаружила, что вышла замуж за грубого, неотесанного мужлана.

— Фу! Как хорошо, что я вас не спрашивал.

— Но вы спросили. В журналистике, мистер Флетчер, приходится называть вещи своими именами.

— Энн выходила замуж второй раз?

— Да, но он уже умер. Сейчас она свободна. Если вас заинтересовала Энн Макгаррахэн, которая по возрасту годится вам в матери, смею я надеяться, что вы удостоите своим вниманием и меня?

— А Бифф Уилсон?

— Страшно подумать, но вроде бы существует суккуб [10] , который зовется его женой. Имя ее Аврора. А теперь, если у вас нет других дел, кроме скользких адвокатов и модных галифе…

— Признаюсь, есть.

— Выкладывайте.

— Я женюсь в субботу.

— На ком?

— На Барбаре Ролтон.

— Никогда о ней не слышала.

— Она продает галифе. У Сесилии.

— Я могла бы догадаться. Дорогой, на следующей неделе Стенуики [11] дают ежегодный благотворительный бал в пользу симфонического оркестра, и мне необходимо выяснить, какого цвета у Джоан будут скатерти. Вы, часом, не знаете?

— Я? Я даже не знаю, кто такие Стенуики.

Глава 12

— Эй, что вы делаете за моим столом?

— Извините, пришлось воспользоваться вашим компьютером.

— После вас он, наверное, взбесится, — Клифтон Вольф, редактор отдела религиозных отношений, через плечо Флетча посмотрел на дисплей. — «Хайбек», — прочел он вслух название файла. — Теперь вы пашете на Биффа Уилсона?

— Мы все работаем на одну газету.

— Черта с два. Я работаю ради своего квадратного дюйма, вы — ради своего, а Бифф Уилсон — ради своей полосы. Квадратного фута. Если вам не поручали подготовку этого материала, нечего совать нос в чужие дела.

Флетч выключил компьютер.

— Я из любопытства.

— Любопытство не доведет вас до добра. Освободите мой стул.

— У меня нет своего компьютера. — Флетч поднялся, собрал исписанные листки.

— Мы все гадали, почему вас вообще взяли на работу. Теперь мы это знаем: чтобы писать репортажи из борделя. Я не хочу, чтобы на моем стуле сидел завсегдатай борделей.

— Я там еще не побывал. Жду маминого разрешения.

— Кто знает, что вы оттуда можете принести. Эл! — закричал он через зал городских новостей другому репортеру. — Вызови дезинфекцию. Флетчер сидел на моем стуле и прикасался к клавиатуре моего компьютера.

— Готов спорить, вам бы понравилось это задание. Но вас посылают только в церковь.

— Вон!

— Вы знаете поэта Тома Фарлайфа?

С первых дней пребывания в редакции у Флетча создалось впечатление, что журналисты, возможно, подсознательно одеваются как люди, о которых они пишут. Отдел бизнеса всегда ходил в строгих деловых костюмах, отдел светской хроники — в туалетах для пикника, в отделе спорта отдавали предпочтение белым носкам и пиджакам в клетку.

И мысленно они отождествляли себя с героями своих статей. Пишущие о бизнесе полагали, что все можно объяснить деньгами, прибылями и убытками. У репортеров светской хроники жизнь выглядела куда сложнее. Они уделяли массу места интригам «старых» денег и козням «новых», показывали читателю отличие между привлекательностью и красотой, стилем и показухой. Спортивные обозреватели не вдавались в такие тонкости, предпочитая простые понятия: победа или поражение, новички против ветеранов и, разумеется, последняя схватка, она же самая трудная.

С Мортоном Рикмерзом, редактором отдела книг, Флетч столкнулся в темном коридоре. В толстых очках, при галстуке, в твидовом пиджаке, Рикмерз более всего напоминал маститого писателя. По его книжным обзорам чувствовалось, что он любит людей и истории, героями которых они являются, любит слова и тех, кто умеет приставлять их друг к другу, и почитает книгу высшим достижением человеческой цивилизации.

Зачастую его рецензии читались куда с большим интересом, чем книги, о которых в них шла речь.

— А вы встречались с Томом Фарлайфом? — задал ответный вопрос Мортон.

— Нет.

— Возможно, мне хотелось бы встретиться с ним, — промурлыкал Мортон. — А может, и нет.

— Я только слышал о нем.

— Во-первых, мне хотелось бы знать, почему вы так одеты? — полюбопытствовал Мортон.

Флетч вытянулся в струнку, прижал руки к бокам.

— Мне поручена статья об эскорт-услугах. Такой ответ вас устроит?

— Понятно. Стараетесь выдать себя за приезжего бизнесмена? Вы больше похожи на жертву ограбления, которой пришлось позаимствовать чужую одежду.

— Вы почти угадали. Утром я лишился своей одежды, и мне не оставалось ничего иного, как нацепить на себя этот костюм.

Мортон улыбнулся.

— Я уверен, что за исчезновением вашей одежды стоит занятная история.

— Пожалуй, что нет.

— Прошло уже много лет, как я терял одежду. Впрочем, не помню, терял ли я ее вообще.

— Вполне возможно. Это так просто.

— Мог бы получиться интересный рассказец. «Как я потерял свою одежду?» Как раз в стиле Ринга Ларднера. [12]

— Том Фарлайф живет здесь, не так ли?

— Да. Преподает в местном университете.

Назад Дальше