Он поэт, а потому его определили на кафедру английской литературы, хотя ему бы учить музыке, может, математике.
— Он — зять Дональда Хайбека?
— Как интересно. Понятия не имею. Вы говорите о человеке, которого этим утром застрелили на автостоянке?
— Да.
— Потрясающе.
— Что-что?
— Вы не читали стихи Фарлайфа?
— Не припоминаю.
— Редко кто их читал. Но, если б прочли, обязательно запомнили бы. Он пишет, как мы говорим, поэзию насилия. Лучшее его стихотворение называется «Нож. Кровь». Издатель дал это название книге его избранных произведений. Кажется, у меня в кабинете есть один экземпляр. Пойдемте со мной.
В светлом, уставленном стеллажами с книгами кабинете Мортон снял с полки тонкий томик и протянул Флетчу.
— Вот вам «Нож. Кровь». Можете подержать его у себя.
На обложке нож глубоко вонзился в человеческое тело. Кровь обагрила кожу и оставила пятно на белой простыне.
— Это книга стихов? — изумился Флетч. — Больше похоже на старомодный детектив.
— Поэзия эта необычная. Без сентиментальности.
— Спасибо за книгу.
— Чтение идет только на пользу, — Мортон улыбнулся. — Расширяет кругозор.
— Полагаю, вы лично никогда не сталкивались с Дональдом Хайбеком? — спросил Флетч, перелистывая книгу.
— К сожалению, сталкивался, — Мортон сложил руки на груди и отвернулся от Флетча. — Сын моей сестры угнал автомобиль и сбил человека. Случилось это достаточно давно. Алкогольное опьянение, кража чужого имущества, убийство, и все это в восемнадцать лет.
— Я искренне вам сочувствую.
— Ужасная история. Обычный мальчик, в меру раздраженный, недовольный жизнью, родителями, в одну ночь полностью потерял контроль над собой, — Мортон говорил, по-прежнему стоя спиной к Флетчу. — Мы наняли Дональда Хайбека. Как я понимаю, к нему обращаются, когда другого выхода не остается.
— За любую цену?
— Да. За любую цену.
— И что произошло с мальчиком?
— Обвинение в алкогольном опьянении сняли сразу же. Хайбек доказал, что полиция допустила нарушения при взятии анализа крови на содержание алкоголя. Обвинение в угоне сменилось использованием автомобиля без разрешения владельца. Подозреваю, Хайбек подкупил хозяина автомобиля, чтобы тот сказал, что знаком с мальчиком и этот угон — недоразумение. А вину за убийство переложили на изготовителей автомобиля. Как оказалось, у этой модели и раньше отмечались какие-то дефекты в конструкции рулевого привода, — Мортон вздохнул. — Мой племянник получил три месяца условно, не проведя за решеткой ни одного дня.
— Странно, что его еще не признали «Лучшим гражданином месяца».
Мортон повернулся к Флетчу.
— Нам до сих пор стыдно. Когда процесс закончился, моя сестра и я ощутили себя преступниками, словно не мой племянник, а мы преступили закон.
— Наняв Хайбека?
— Я думаю, способствовав попранию справедливости. Условный срок не сломал моему племяннику жизнь. Теперь он учительствует в Сан-Диего, женат, у него трое детей. Но, вы понимаете, я не могу думать о нем, не испытывая чувства вины.
— Хайбек оставил вашу сестру без гроша?
— Практически да. Ей пришлось продать новый дом, второй автомобиль, снять все свои сбережения и даже принять мою помощь.
— И что вы подумали сегодня утром, узнав, что Хайбек убит?
— Я думаю об этом весь день. Когда постоянно ходишь по лезвию ножа… — Мортон тяжело вздохнул. — Я вижу душу Хайбека, спешащую покинуть тело, чтобы защитить в суде того, кто его убил…
— Разумеется, за деньги.
— Да. Ради денег он превращал закон в посмешище. Можно презирать его за это. Можно ненавидеть. Но, когда решалась судьба Билли, мы заплатили деньги с радостью. Эти деньги позволили не ломать ему жизнь, дали второй шанс, которым он, к счастью, воспользовался.
Я не знаю, сколько клиентов Хайбека последовали примеру Билли, а сколько осталось на свободе, чтобы снова грабить и убивать.
— Еще раз спасибо за книгу.
— Если увидитесь с Томом Фарлайфом, потом скажете мне, стоит ли брать у него интервью.
— Когда же у тебя закончится рабочий день?
— Никогда, — Флетч сидел за пустующим столом в отделе городских новостей, делая выборку из обширного компьютерного досье Хайбека.
— Что у нас сегодня? — спросила Барбара на другом конце провода. — Свадебные объявления? Некрологи? Или заголовки к статьям, написанным другими?
— Слушай, я изо всех сил пашу на тебя. Пытаюсь убедить Амелию Шарклифф вставить в свою колонку строчку о галифе, которые можно купить в бутике Сесилии.
— Любая помощь сгодится. Мне осточертело их носить.
— Ты носишь галифе в магазине?
— Да. Роскошные галифе. Идея такова: покупательница, заходя в магазин, видит меня в галифе и восклицает; «О, дорогая, они божественны!» — и покупает пару себе или дочери.
— Идея срабатывает?
— Нет. Меня оглядывают с головы до ног, думая, а смогу ли я кого-нибудь обслужить в таком наряде. Увидимся в коттедже?
— Так далеко ехать?
— Он в моем распоряжении лишь на несколько дней. До свадьбы.
— Почему ты не перебралась в мою квартиру после того, как съехала со своей? Все было бы гораздо проще.
— Разве плохо пожить неделю в коттедже на берегу океана?
— А эту ночь мы не можем провести в моей квартире? Тогда мне не придется мотаться туда и обратно.
— Слушай, мне же платят за то, что я приглядываю за коттеджем. Пусть немного, но деньги-то нам нужны, так?
— Так. Просто я хотел бы остаться в городе и кое-что выяснить.
— Я слышала, этим утром кого-то угрохали на вашей автостоянке.
— Это точно.
— Какого-то адвоката.
— Совершенно верно.
— Одного из тех, чьи фамилии постоянно мелькают в газете. Современного Перри Мейсона. Убийства, наркотики.
— Его фамилия Хайбек. Дональд Эдвин Хайбек.
— Вот-вот. Интересная история. То есть я думаю, что интересная. С нетерпением жду утренней статьи Биффа Уилсона.
Флетч промолчал.
— Флетч, ты занялся расследованием убийства Дональда Хайбека?
— Знаешь, так получилось, что мне поручили встретиться с ним, но…
— Тебя уволят.
— Ты, я вижу, в меня не веришь.
— Ты написал слишком мало брачных объявлений, чтобы тебе поручали подготовку такого сенсационного материала.
— Мне и не поручали. Я намереваюсь посидеть в сторонке, понаблюдать, как идет расследование.
— Чтобы ты просто сидел? Да такое невозможно!
— Ну, может, посидеть не получится.
— Кто-нибудь знает, что ты суешь нос в чужие дела?
— Барбара…
— Флетч, в субботу мы женимся. Во-первых, у тебя нет времени для этой работы. Во-вторых, мне бы хотелось, чтобы, вернувшись после медового месяца, ты пошел в редакцию, а не на биржу труда. Я уверена, что за это время Сесилия не успеет распродать галифе.
— Успокойся. Если я найду что-нибудь интересное, заслуживающее внимания, ты думаешь, газета откажется от этих материалов?
— Флетч, редакция не поручала тебе этого расследования. Вот и держись от него подальше. В газете свою делянку оберегают так же ревностно, как и везде.
— Ты права, меня озадачили другой проблемой.
— Какой же?
— Сейчас я не хотел бы говорить об этом.
— Почему?
— Потому что это не такой уж большой шаг от свадебных объявлений и некрологов. Статья о путешествиях. Возможно, она выльется в медицинскую статью.
— Что-то я тебя не понимаю.
— Дело в том, что я еще не занялся этой статьей. Я пишу ее для отдела светской хроники.
— Флетч, мне-то казалось, что отделы светской хроники уже с полвека как ликвидированы в наших газетах.
— Ты понимаешь, что я имею в виду: жизнь наших сограждан, домашний уклад, привычки в одежде, повседневные заботы и тревоги…
— С тревогами ты, конечно, справишься.
— Несомненно.