Бетти, зная, что комиссар за ней наблюдает, время от времени заговорщицки подмигивала ему: она вовлекала его в большую игру, и комиссар не отказывался подыграть
танцовщице.
Около трех, когда она уже закончила номер и поднялась переодеваться, пришли еще два посетителя, оба сильно под газом. Поскольку в заведении наступило затишье, Фред
отправился на кухню, чтобы подняться наверх за Бетти.
Она вновь начала свой танец, но теперь только для тех двоих. Приближаясь, она поднимала ногу у них под носом, а в самом конце поцеловала одного в лысину. Потом, перед
уходом, села на колени второму и выпила глоток шампанского из его бокала.
Наверно, так же, только изящнее, делала и Арлетта. По французски мужчины говорили с трудом. Бетти повторяла:
– Пять минут. Пять. Я вернуться.
Она показывала им пять пальцев и действительно скоро вернулась, уже в платье с блестками, властно подозвала Дезире и заказала вторую бутылку.
Таня занималась каким то одиночкой, который, держа ее за голое колено, с грустным видом поверял секреты своей семейной жизни.
Руки голландцев так и порхали по телу Бетти. Они громко хохотали, их лица все больше и больше краснели; пустые бутылки тут же убирались под стол, уступая место новым, и
Мегрэ наконец понял, что их никогда не подавали полными. В этом и заключался фокус. Фред взглядом подтвердил предположения комиссара.
Мегрэ зашел в туалет. В первой комнате были разложены расчески, щетки, пудра, румяна. За всем следила Роза.
– Я вспомнила кое что, может, вам и пригодится, – начала она. – Я подумала об этом как раз, когда вы сюда вошли. Чаще всего здесь, прихорашиваясь, девочки откровенничают
со мной. Арлетта была не из болтливых, но и она кое что рассказывала, а об остальном я догадывалась сама.
Роза подала мыло, чистое полотенце.
– Она, конечно, не нашего поля ягода. О своей семье она мне ничего не рассказывала и, думаю, не рассказывала никому, но несколько раз упоминала монастырь, где
воспитывалась.
– И что же?
– Если говорили о какой нибудь жестокой, злой женщине или о женщинах, которые на вид добрые, но пакостят исподтишка, она – и чувствовалось, как тяжело у нее на сердце, –
бросала сквозь зубы: «Ну совсем мать Эвдикия».
Я полюбопытствовала, кто такая мать Эвдикия, и Арлетта ответила, что это самое ненавистное ей существо в мире, причинившее ей особенно много зла. Речь шла о
настоятельнице монастыря, которая невзлюбила Арлетту. И еще, помню, она сказала: «Я стала бы стервой, чтобы только досадить ей».
– А что за монастырь, не узнали?
– Нет, но где то у моря, потому что Арлетта часто говорила о море, словно человек, который провел там свое детство.
Забавно, что, рассказывая, Роза обращалась с Мегрэ как с обычным посетителем, машинально проходясь щеткой по его спине и плечам.
– По моему, она не любила свою мать. Не утверждаю, но знаете, женское чутье… Однажды вечером к нам зашла весьма приличная компания – угощали всех по королевски – и среди
них была жена министра, вот уж действительно знатная дама. Она казалась печальной, задумчивой. Спектакль ее не заинтересовал, шампанское она чуть пригубила, спутников
слушала невнимательно.
Поскольку я немного слышала об этой даме, я сказала Арлетте вот здесь, на этом самом месте, пока она подкрашивалась:
«Достойная женщина, столько всего перенесла».
И тогда она со злостью ответила:
«Не доверяю людям, особенно женщинам, которые много страдали, – они пользуются этим, чтобы топтать других».
Я почти уверена, она имела в виду свою мать. Об отце Арлетта никогда не рассказывала. Стоило произнести слово «отец», как она отводила взгляд.
Я почти уверена, она имела в виду свою мать. Об отце Арлетта никогда не рассказывала. Стоило произнести слово «отец», как она отводила взгляд.
Вот, пожалуй, и все, что я знаю. Я никогда не сомневалась, что эта девушка – из хорошей семьи, но взбунтовалась. Ну а уж если таким попала вожжа под хвост – они
невыносимы, и здесь объяснение многим загадкам.
– Но откуда у нее страсть заводить мужчин?
– Ох, как она это делала! Я не сегодня родилась, в свое время занималась ремеслом и похуже, вы, наверно, знаете. Но Арлетта – совсем другое, она была неповторима.
Профессионалки никогда не выкладывают столько страсти. Посмотрите на них. Даже если они разойдутся, все равно чувствуется – нет души.
Время от времени Фред подсаживался к столику переброситься с Мегрэ парой слов. И каждый раз Дезире приносил два коньяка с водой, но комиссар заметил, что коньяк у
хозяина намного бледнее. Мегрэ пил и думал об Арлетте и Лапуэнте, который накануне вечером сидел с девушкой на этом самом месте.
Графиней занимался инспектор Лоньон. Мегрэ о ней почти не вспоминал. Он хорошо знал этих увядающих, почти всегда одиноких и, как правило, с ярким прошлым женщин, что,
пристрастившись к наркотикам, стремительно катятся вниз. Таких, как она, на Монмартре было человек двести да еще несколько дюжин в кругах более высоких, в шикарных
квартирах Пасси и Отейля.
Арлетта – вот кто его интересовал. Ему никак не удавалось определить ее место, понять ее.
– Она была темпераментной? – спросил он у Фреда. Тот пожал плечами.
– Что до меня, то вы знаете: я не беспокоюсь о девицах. Это же вам сказала вчера моя жена – так оно и есть. Я получаю свое в кухне или наверху, когда они переодеваются.
А что там они думают – меня не касается.
– Вы не встречались с Арлеттой в других местах?
– На улице?
– Нет. Я спрашиваю: у вас никогда не было с ней свиданий?
Комиссару показалось, что Фред замялся, потом, посмотрев в глубину зала, на жену, бросил:
– Нет.
Он лгал. Это первое, что узнал Мегрэ на Набережной, куда пришел, опоздав на доклад. В инспекторской царило оживление. Мегрэ позвонил шефу, извинился и предупредил, что
приедет к нему, как только переговорит с подчиненными.
Когда он звонил, в кабинет вошли Жанвье и Лапуэнт.
– Сначала Жанвье, – сказал комиссар. – Я вызову тебя, Лапуэнт.
Усталый вид Жанвье сразу бросался в глаза: ясно, что он тоже допоздна был на ногах.
– Я думал, ты зайдешь ко мне в «Пикреттс».
– Хотел, но закрутился и не успел. Даже спать не ложился.
– Оскара нашли?
Жанвье достал из кармана исписанный клочок бумаги.
– Не знаю. Вряд ли. Я обошел почти все меблирашки между улицей Шатоден и бульваром Монмартр. Везде показывал фотографию девушки. Одни говорят, что никогда ее не видели,
другие увиливают от ответа.
– И что же?
– По крайней мере в десятке гостиниц ее знали.
– Не удалось выяснить, приходила она с одним и тем же человеком?
– Именно это я и спрашивал. По моему, нет. Появлялась она обычно под утро с подвыпившими мужчинами, возможно с посетителями «Пикреттс».
– Она долго оставалась там?
– Час другой, не больше.
– Не знаешь, ей платили?
– Когда я задавал этот вопрос, на меня смотрели, словно я свалился с луны. Дважды в «Модерне» ее видели с прилизанным юношей, под мышкой у того был футляр от саксофона.
– Жан Жак, музыкант из «Пикреттс».
– Возможно. Последний раз две недели назад. Вы знаете гостиницу «Берри» на улице Бланш? Это рядом с «Пикреттс» и улицей Нотр Дам де Лоретт.