– Зайди ка, – попросил комиссар. – Ты сейчас закроешься вот с этим парнем и не выпустишь его до тех пор, пока он не выложит все, что знает. Мне безразлично, сколько на
это уйдет времени – день или три. Когда устанешь, тебя заменят.
Филипп, с блуждающим взглядом, запротестовал:
– Я вам все рассказал. За кого вы меня принимаете, за предателя?
И вдруг, словно разгневанная женщина, взвизгнул:
– Вы грубиян! Вы злой! Вы… вы…
Мегрэ посторонился, пропуская его, перемигнулся с Торрансом. Двое мужчин пересекли огромную инспекторскую и скрылись в комнатушке, которую в шутку называли комнатой
признаний. По пути Торранс успел бросить Лапуэнту:
– Пришли мне пива и бутербродов. Оставшись с коллегами, Мегрэ потянулся, фыркнул и собрался открыть окно.
– Итак, ребята!..
Только сейчас он заметил, что вернулся Люкас.
– Она снова здесь, шеф, и ждет вас.
– Тетушка из Лизьё? Кстати, как она себя вела?
– Как всякая старушка, упивающаяся похоронами других. Не потребовалось ни уксуса, ни нюхательной соли. Она спокойно осмотрела тело с головы до ног и в середине осмотра,
вздрогнув, спросила:
– Почему ей сбрили волосы?
Я ответил, что это не мы, и она чуть не задохнулась. Указав на родимое пятно на ступне, сказала:
– Видите? Но даже без этого я узнала бы ее. Потом, уже уходя, вдруг заявила:
– Я с вами. Мне надо поговорить с комиссаром. Она в приемной, и легко от нее не отделаться.
Малыш Лапуэнт держал телефонную трубку, но связь, по видимому, была плохой.
– Ницца?
Тот кивнул. Жанвье еще не появился. Мегрэ вернулся к себе в кабинет и позвонил, чтобы к нему проводили даму из Лизьё.
– Вы хотите мне что то сказать?
– Не уверена, заинтересует ли вас это. По дороге на меня нахлынули воспоминания – они, как известно, приходят сами по себе. Боюсь показаться сплетницей, однако…
– Слушаю вас.
– Я все об Анне Мари. Сегодня утром я вам сказала, что она покинула Лизьё пять лет назад и мать ее ни разу не попыталась узнать, что с ней стало. Чудовищно со стороны
матери, между нами говоря.
Оставалось только ждать. Торопить посетительницу не имело смысла.
– Разумеется, об этом много судачили. Лизьё – маленький городок, ничего не скроешь. И вот одна женщина – я ей полностью доверяю, – которая каждую неделю ездит в Кап по
торговым делам, клялась мне своим мужем, что незадолго до отъезда Анны Мари она встретила девчонку в Кане как раз в тот момент, когда та заходила к врачу.
С довольным видом дама выдержала паузу, удивляясь, почему ей не задают вопросов, и, вздохнув, продолжила:
– И не к простому врачу, а к доктору Потю, акушеру.
– Иначе говоря, вы предполагаете, что ваша племянница уехала из за беременности?
– Прошел такой слух, и все гадали, кто же отец?
– Его удалось установить?
– Называли разные имена, и выбор был богатый. Но у меня на все свое мнение, поэтому я и вернулась. Мой долг – помочь раскрыть истину.
Ей начинало казаться, что, вопреки расхожим утверждениям, полиция не особенно любопытна, поскольку Мегрэ ничуть ей не помогал: к разговору не подталкивал и слушал с
равнодушием старого духовника, дремлющего в исповедальне.
Она продолжала так, будто выкладывала нечто чрезвычайно важное:
– Анна Мари всегда страдала горлом: каждой зимой несколько ангин. Ей удалили миндалины, но дело не улучшилось. В тот год, как сейчас помню, невестка решила отвезти ее
полечиться в Ла Бурбуль , там специализируются на болезнях горла.
Мегрэ вспомнил хрипловатый голос Арлетты, что отнес на счет алкоголя, сигарет и бессонных ночей.
– Когда она покинула Лизьё, еще ничего не было заметно, значит, беременность не превышала трех четырех месяцев максимум. К тому же она всегда носила узкие платья. Так
вот, это в точности совпадает с ее пребыванием в Ла Бурбуле. Именно там, я уверена, она встретила кого то, кто сделал ей ребенка, и теперь отправилась на поиски своего
любовника. Будь им один из местных, он бы заставил ее пойти на аборт иди же уехал вместе с ней.
Мегрэ не спеша раскурил трубку. Он чувствовал себя разбитым, словно после долгого перехода, но сейчас не от ходьбы – от отвращения. Как с Филиппом. Ему хотелось открыть
окно.
– Вы, полагаю, вернетесь домой?
– Не сегодня. Возможно, на несколько дней задержусь в Париже. Здесь у меня друзья, есть где остановиться. Я вам оставлю адрес.
Адрес – совсем рядом с бульваром Пастер – уже был записан на ее визитной карточке, указан и номер телефона.
– Можете звонить, если я вам понадоблюсь.
– Благодарю.
– К вашим услугам.
– Не сомневаюсь.
Суровый, он проводил ее до порога, медленно закрыл дверь, потянулся, потер затылок и вполголоса произнес:
– Куча дерьма!
– Можно войти, шеф?
Лапуэнт держал в руке лист бумаги и казался весьма взволнованным.
– Пиво заказал?
– Только что был официант из пивной «У дофины». Пиво не успели отнести Торрансу. Мегрэ взял кружку холодного пенистого напитка и залпом ее осушил.
– Придется звонить снова – пусть принесут еще!
Не без доли ревности Лапуэнт говорил:
– Сначала я должен передать вам слова уважения и признательности от малыша Жюльена. Вы его знаете?
– Он в Ницце?
– Переведен из Лиможа несколько недель назад.
Речь шла о сыне старого инспектора, который долго работал с комиссаром и закончил карьеру на Лазурном берегу. Надо сказать, Мегрэ не видел Жюльена с тех пор, как тот
играл у него на коленях.
– Вчера вечером я звонил ему, – продолжал Лапуэнт, – и сейчас мы с ним в контакте. Узнав, что я от вас и что в принципе это ваше поручение, он загорелся и был готов горы
свернуть. Несколько часов подряд рылся в архивах полицейского комиссариата. Там, по моему, тонны папок с давно забытыми делами и все свалено в кучу до самого потолка.
– Ему удалось найти досье по делу Фарнхайма?
– Он только что передал мне по телефону список лиц, опрошенных после смерти графа. Меня интересовали главным образом слуги из «Оазиса». Послушайте:
Антуанетта Межа, девятнадцать лет, горничная.
Розали Монкёр, сорок два года, кухарка.
Мария Пинако, двадцать три года, судомойка.
Анжелино Люппен, тридцать восемь лет, метрдотель.
Комиссар стоял у окна кабинета, глядя на падающий редкими хлопьями снег. Лапуэнт, словно актер, выдержал паузу.
– Оскар Бонвуазен, тридцать пять лет, слуга шофер.
– Вот и Оскар! – заметил Мегрэ. – Разумеется, сведений о том, что стало с этими людьми, никаких?
– К счастью, инспектору Жюльену пришла гениальная мысль. В Ницце он недавно, и его поразило количество приезжих, весьма состоятельных иностранцев, которые снимают на
несколько месяцев огромные дома и живут на широкую ногу. В таком случае, подумал Жюльен, им не обойтись и без прислуги. Он начал искать и обнаружил бюро по найму
обслуживающего персонала для вилл.
Лет двадцать с небольшим его содержит пожилая дама. Дама не помнит ни графа фон Фарнхайма, ни графини, ни Оскара Бонвуазена, но с год назад она устраивала кухарку, одну
из своих постоянных работниц. В настоящее время Розали Монкёр служит в семье латиноамериканцев – те, имея в Ницце виллу, изредка наезжают в Париж.