Когда она переехала и уже устроилась, я раза два замечала пожилого мужчину, невысокого, широкоплечего,
которого приняла сначала за ее отца. Ко мне он никогда не обращался и, насколько я знаю, больше не появлялся. В доме много жильцов, полно контор, особенно в корпусе А, –
разве всех упомнишь.
– Я попозже зайду поговорить с вами.
Дом был старый. Из под арки одна лестница вела налево, другая – направо, обе темные, с мраморными и эмалированными табличками, извещающими, что на первом этаже – дамский
парикмахер, на втором – массажистка, на третьем – мастерская искусственных цветов, юридическая контора и даже ясновидица экстракласса. Плиты двора блестели от дождя;
напротив, через двор, виднелась дверь, над которой чернела буква «Б».
Оставляя мокрые следы на ступеньках, они поднялись на четвертый этаж. Пока они поднимались, открылась лишь одна дверь. Полная женщина с редкими, накрученными на бигуди
волосами, выглянув, удивленно посмотрела на них и тотчас закрылась на ключ.
Инспектор Лоньон из квартала Сен Жорж встретил их с мрачной, как всегда, миной, и во взгляде его Мегрэ прочел: «Это должно было случиться».
Но он имел в виду не убийство женщины, а то, что, поскольку преступление совершено в этом квартале, сюда прислали его, Лоньона, но вот теперь прибыл сам Мегрэ, и дело у
него заберут.
– Я ни к чему не прикасался, – сухо сообщил он. – Врач еще в комнате.
Ни одна квартира не показалась бы радостной в такую погоду. Был тот хмурый день, когда невольно задаешься вопросом, зачем люди вообще существуют на земле и тратят
столько сил, чтобы на ней задержаться.
Первая комната представляла собой мило обставленную, необыкновенно опрятную гостиную в идеальном, против ожидания, порядке. Что сразу бросалось в глаза, так это пол,
натертый тщательно, словно в монастыре. Приятно пахло мастикой. «Не забыть спросить у привратницы, сама ли Арлетта убирала квартиру», – подумал Мегрэ.
В приоткрытую дверь они увидели доктора Паскье, который, уже в пальто, складывал в саквояж инструменты. У неразобранной кровати, на белой козьей шкуре, лежал труп
женщины – черное атласное платье, неестественной белизны рука, медного отлива волосы.
Самой трогательной бывает обычно какая нибудь смешная деталь. Так вот, одна нога убитой была в туфле на высоком каблуке, а другая – отчего у Мегрэ защемило сердце – без
туфли; через шелковый, забрызганный капельками грязи чулок со спущенной от пятки до колена петлей просвечивали пальцы.
– Мертва, – заключил врач. – Убийца довел дело до конца.
– Когда примерно это случилось?
– Часа полтора назад, не больше. Трупное окоченение еще не наступило.
У кровати, за дверью, Мегрэ увидел открытый шкаф, где висели платья, в основном вечерние и почти все черные.
– Вы думаете, на нее напали сзади?
– Вероятно – я не вижу следов борьбы. Заключение прислать вам, господин Мегрэ?
– Да, пожалуйста.
Премиленькая комнатка ничуть не напоминала обиталище танцовщицы из кабаре. Как и в гостиной, кругом порядок, только искусственная шубка брошена на кровать, а сумочка –
на кресло.
Мегрэ пояснил:
– С набережной Орфевр она ушла около половины десятого. Если взяла такси, то уже к десяти могла добраться до дома. На автобусе или метро, без сомнения, позже. И сразу на
нее напали.
Он подошел к шкафу, внимательно осмотрел пол.
– Ее ждали – здесь кто то прятался – и схватили за горло, едва она сняла шубку.
Это произошло совсем недавно. Так быстро прибыть на место преступления удается редко.
– Я вам больше не нужен? – осведомился врач. Он ушел. В свою очередь полицейский комиссар, поинтересовавшись, надо ли ему оставаться до прибытия прокуратуры, не замедлил
вернуться в участок, находившийся рядом. И только Лоньон, стоя в углу с недовольным видом, ждал, когда ему скажут, что он тоже не нужен.
– Ничего не нашли? – спросил его Мегрэ, набивая трубку.
– Я посмотрел ящики. Загляните в тот, что слева, в комоде.
Ящик был полон фотографий Арлетты. Некоторые, вроде тех, что на фасаде «Пикреттс», предназначались для рекламы. На снимках она была в черном шелковом платье, не в
простом, как сейчас, а в вечернем, облегающем фигуру.
– Вы, Лоньон, – ведь это ваш квартал – видели ее номер в кабаре?
– Нет, но знаю, что он собой представляет. Можете судить по фотографиям сверху. Во время танца она вертелась, более или менее в такт, медленно снимая платье, под которым
ничего не было. И в конце концов раздевалась догола.
Казалось, что длинный, шишковатый нос Лоньона шевелится и краснеет.
– По моему, это проделывают девицы в американском бурлеске. Когда она оставалась в чем мать родила, свет тушили.
И Лоньон нерешительно добавил:
– Вы посмотрели бы ей под платье. Удивленный, Мегрэ ждал.
– Врач позвал меня во время осмотра и показал: у нее удалены все волосы. А выходя на улицу, она ничего под низ не надевала.
Неизвестно почему, все трое чувствовали себя неловко. Не сговариваясь, они избегали смотреть на распростертый труп женщины: в нем было что то похотливое. Мегрэ мельком
взглянул на остальные, меньшего размера фотографии, без сомнения любительские, где Арлетта, везде обнаженная, была запечатлена в самых эротических позах.
– Конверта не найдется? – спросил он.
Лоньон, болван, ухмыльнулся, словно осуждая комиссара: забирает, мол, фотографии, чтобы вволю полюбоваться ими у себя в кабинете.
В соседней комнате Жанвье начал тщательный осмотр места происшествия и во всем находил несоответствие между тем, что было перед глазами, и этими фотографиями, между
внутренним миром Арлетты и ее профессиональной жизнью.
В стенном шкафу оказалась керосинка, две начищенные кастрюли, тарелки, чашки, столовые приборы – значит, она все таки готовила дома. В ящике за окном во двор – яйца,
масло, сельдерей и две отбивные.
Другой шкаф забит швабрами, тряпками, банками с мастикой, что наводило на мысль об аккуратной хозяйке, чистюле, которая гордится своей квартирой.
Ни писем, ни бумаг они не нашли. В комнате валялось несколько журналов, но никаких книг, кроме поваренной, да франко английского словаря. Не было и фотографий
родственников, друзей, поклонников, как в большинстве домов.
Много обуви, почти вся новая и на очень высоком каблуке: Арлетта или питала страсть к обуви, или не могла подобрать ничего подходящего для своих чувствительных ног.
В сумочке – пудреница, ключи, губная помада, удостоверение личности и носовой платок без инициалов. Удостоверение личности Мегрэ положил к себе в карман. В тесных, жарко
натопленных комнатах ему было не по себе. Он повернулся к Жанвье.
– Дождись прокуратуру. Возможно, я скоро вернусь. Антропометрическая служба прибудет с минуты на минуту.
Не найдя конверта, он сунул фотографии в карман пальто, улыбнулся Лоньону, прозванному коллегами Невезучим, и вышел на лестницу.
Работа в доме предстоит долгая и кропотливая: опросить всех жильцов, в том числе полную женщину в бигуди, которая, видимо, проявляет интерес к происходящему на лестнице
и, возможно, видела убийцу, когда он поднимался или спускался.
Мегрэ заглянул в привратницкую и с разрешения г жи Буэ воспользовался телефоном, стоявшим возле кровати под фотографией сержанта Буэ в форме.