Сергей приволок от ларька какой-то ящик, взгромоздил на него Вовку и теперь учил его стрелять из духового ружья. У стойки тира толпилось несколько подростков.
Заправлял тиром однорукий инвалид лет пятидесяти.
– Прижмурь левый глазик, прижмурь, – говорил инвалид Вовке. – И целься точно в середку... Это ружьишко у меня по центру бьет, – объяснил он уже Сергею. – Ф-ф-фу... Духотища! Не продохнуть... – Инвалид присел на стул, стоящий по другую сторону стойки рядом со стеной, помял темной ладонью небритое лицо. – У меня бывает так – воздуху, видишь ли, мне не хватает, – улыбнулся он Сергею. – Причем, заметь, на фронте мне его всегда хватало, а теперь...
Вовка наконец выстрелил и попал в мишень.
– Ну, молодец! Ну, снайпер... Ну, батькина радость... – ласково похвалил Вовку инвалид и подозвал одного из подростков: – Вить, а Вить... Сбегай в ларек к тете Лизе, скажи, дядя Петя кружечку кваса просит. На-ко вот...
Однорукий положил мелочь между ружьями и тут же спросил Сергея:
– А может, и тебе принести? Что одну, что две – все едино.
– Нет, спасибо, – ответил ему Сергей и сказал Вовке: – Что-то ты больно долго целишься...
– Устанешь и промажешь, – подтвердил инвалид. – Я вот, к примеру, знаешь, как устал? Просто сил никаких нет...
Однорукий попытался глубоко вздохнуть и обмяк на стуле.
Вовка выстрелил и промазал. Он виновато посмотрел на инвалида и тревожно произнес, не отрывая от него глаз:
– Папа... Папа!
Сергей повернулся к однорукому. Тот сидел, привалившись спиной к стойке и стене, глаза у него были полуоткрыты, из уголка рта тянулась тоненькая струйка слюны...
* * *
«Девишник» во дворе шел полным ходом.
– ... Адреса не знаю, фамилию не ведаю, Машенька да Машенька... – рассказывала баба Шура. – Я прямиком в больницу. Не сообразила, голова куриная, что выходной! Хорошо, дежурный доктор признал. Как на меня глянул и говорит: «Вы у нас недавно на хирургии лежали...» И дал мне твой адрес.
– Это надо же, на попутках семьдесят верст отшлепать – чаю попить! Здорово вас подлечили, баба Шура! – поразилась Нюська.
– А все она, Машенька, – гордо сказала баба Шура.
Маша посмотрела на часы, поднялась из-за стола:
– Посидите без меня минуток пятнадцать. Я тут одного старичка колю через каждые четыре часа. Я скоренько. – И направилась к воротам.
Нюська крикнула:
– Маш, а шприц, иголки там разные?
– У него все свое. Уже на плите стоит – кипятится. – И ушла.
Баба Шура посмотрела ей вослед. Посерьезнела, оглянулась и сказала Нюське тихо, испуганно и торжественно:
– Помню, войдет в палату, враз болеть перестает! У всех... Она как святая. Будто она к нам с небес сошла!..
* * *
А у тира стояли милицейский «газик» и «скорая помощь». Двери в тир были закрыты, и около них собрались в скорбном молчании несколько подростков и плачущая толстуха в грязно-белом фартуке – продавщица из пивного ларька.
Внутри, прямо под мишенями, на носилках лежало уже накрытое тело мертвого однорукого инвалида.
В крохотном помещении тира негде было повернуться: врач и фельдшер со «скорой», два милиционера (один в штатском) и председатель организации всех тиров.
Тут же стоял Вовка, крепко, держал отца за руку. Штатский записывал показания Сергея:
– ... Ну, я послал здешних пареньков вызвать «скорую» и вас, закрыл тир – какое ни есть, а оружие – и стал ждать. И все.
– Ни разу больничного не брал, – удивлялся руководитель тиров. – Всегда как штык!
– Потому и умер, – буркнул фельдшер.
– Так... – проговорил штатский и показал карандашиком на кружку с нетронутым квасом, стоящую на прилавке среди духовых ружей: – А это чье?
– Его. – Вовка показал на носилки.
– Почему здесь ребенок?
– Это мой сын, – жестко ответил Сергей.
– Иди к нам работать, – прошептал Сергею начальник всех тиров.
– План небольшой, квартальные премии... Конечно, и самому крутиться надо, а так – сиди себе, постреливай...
– Я в вашей жизни крутиться не умею. А стрельба мне вот так надоела. – Сергей провел ребром ладони по горлу и поднял Вовку на руки: – Айда, сынок.
* * *
Смеркалось. Баба Шура уже уехала. У водонапорной колонки Маша и Нюська мыли посуду. Маша в раздражении говорила:
– Он, видишь ли, стесняется, что ему в двадцать семь лет...
– Ну и правильно! На кой ляд ему с сопляками три месяца в этой автошколе огибаться?! Да я его здесь во дворе за две недели сама выучу!.. – сказала Нюська.
И старый огромный неухоженный двор превратился в учебный автодром!
– Мама! – кричал Вовка с крыши сарая. – Зачем вы меня сюда засадили?!
– По технике безопасности, – отвечала ему Маша.
– А что это такое? – вопил Вовка.
– Скоро сам увидишь!
Маша вынесла на крыльцо столик со швейной машинкой – ставила заплаты на Вовкины штаны.
По двору козлом скакала полуторка. Рев мотора, прыжок вперед, тишина... Заглох двигатель.
В кабине за рулем сидит мокрый от напряжения Сергей. Рядом Нюська.
– Сцепление-то полегоньку отпускать надо!.. – стонет Нюська. – Давай сначала.
Сергей заводит двигатель, выжимает сцепление, со скрежетом рывком включает первую скорость.
– Нежней, нежней! Прибавляй оборотики... – приговаривала Нюська. – Газу... Газу... Газу...
Неожиданно набрав скорость, машина врезается в забор. Удар, треск, звон разбитого стекла!
Задним ходом машина выдирается из пролома в заборе и останавливается. Сергей и Нюська вылезают из кабины – согнут передний бампер, разбита фара, смято крыло...
– Куда же ты гонишь, чертова кукла?
– Сама же говорила: «Газу, газу, газу...»
Подбежала Маша, быстро сказала:
– Мы заплатим. Мы заплатим за ремонт, Нюсенька...
– Еще чего! – хохочет Нюська. – Да я у себя в парке только глазом поведу...
* * *
Рано утром в автопарке двое слесарей-ремонтников приводили машину Нюськи в порядок. Тут же стояла Нюська, щелкала семечки.
В ремонтную зону влетел чумазый парнишка:
– Нюся! Вас Кузьмич требует!
Нюська кивнула ему, томно проговорила:
– Мальчики, я на вас надеюсь!
– Все будет в лучшем виде, – заверили ее «мальчики».
Нюська пошла из цеха, преувеличенно раскачивая бедрами. Уверена была, что ей смотрят вслед. Так оно и было. Один слесарь не выдержал:
– За такую бабу – отдай все, и мало!
... Начальник автопарка Василий Кузьмич, представительный мужчина при галстуке, сидел за столом и говорил:
– Поступил сигнал, что уже несколько дней ты свою машину только к ночи в парк загоняешь. Есть мнение, что калымишь. Так?
– Калымлю, – покорно сказала Нюська.
– Врешь! – не поверил начальник.
– Вру, – согласилась она.
– Ты мне дурочку из себя не строй! – рассердился начальник.
Нюська скромненько одернула юбку и ласково проговорила:
– Василий Кузьмич, дусенька мой! Можно мне еще недельку после смены машиной попользоваться? Я ремонтик в доме затеяла. То привезти, то... А я ведь женщина одинокая, мне помочь некому.
Начальник парка откашлялся и расправил орлиные крылья:
– Об чем речь, Нюся! Пришла бы ко мне сразу... – и решительно направился к Нюське.
– Ой, кто-то идет... – интимно шепнула хитрая Нюська.
Начальник застыл на месте, в смущении поправил широкий узел шелкового галстука.
– Пригласила бы как-нибудь... Может, я еще пригожусь.
– Василий Кузьмич! Прелесть вы моя! Да в любое время! – сказала Нюська и выскользнула за дверь.
* * *
Ночью Сергей и Маша лежали в своей никелированной кровати и изучали ПДТ – «Правила движения транспорта». Маша держала в руке тоненькую книжечку «Правил» и спрашивала:
– Тормозной путь при скорости шестьдесят километров в час при сухом дорожном покрытии?
– Тридцать метров.
– Правильно.