Наум Цезаревич в своём тресте начал "работать" со своим руководством и через три месяца организовал "Участок по заказам населения" при облремстройтресте, который и возглавил.
Услуги населению выполнялись в незначительном количестве, в зависимости от наличия рабочей силы и стройматериалов. Это кирпичная кладка, устройство крыш и отопления, некоторые отделочные работы, кроме штукатурки, которая была очень трудоёмкой. План участок выполнял и Польский числился на хорошем счету у начальства.
Утром на разнарядке Польский распорядился звену Николая Дзюбы в составе трёх человек, поехать на ремонт стропильной системы и по устройству кровли из шифера в район Ново-Николаевки, по указанному адресу на ул. Варшавской.
– Большая там работа? – спросил Дзюба.
– Не очень. В одном месте нужно заменить подгнивший мауэрлат: Там подтекала кровля и он сгнил, и посмотреть стропила. Естественно, сорвать старую кровлю и настелить шифер. Наряд получите у Симы
Израилевны и грузите материалы. Я постараюсь к вам в течении дня подъехать.
В то утро не знал Польский и никто из его окружения, что эта незначительная, рядовая работа сыграет с ним и другими людьми такую шутку, что она останется в их памяти и памяти многих людей навсегда, а кое-кому и изменит жизнь.
В звене, кроме сорокадвухлетнего, плотного, или, как говорят на
Украине, "крэмэзного" Дзюбы, работал худой, высокий, вертлявый как ртуть, балагур Пётр Алисов и молодой, чернявый, ещё не служивший в армии, Федька Чернов, сосед Алисова. Федькина мать попросила Петра взять его в ученики.
– Возьми, Петя, его к себе в бригаду, может человеком станет. А то, знаешь, учиться не хочет, целый день на улице. Уже несколько раз возвращался домой выпивши. Где деньги на водку берёт – не знаю.
Дружки его до тюрьмы доведут.
– Хорошо, Глаша, я потолкую с бригадиром, он мужик деловой, поговорит с начальством и всё устроим. С тебя магарыч.
– За мной дело не станет. С первой Федькиной получки поставлю.
Петрова жена Екатерина работала на чулочной фабрике, её фото постоянно украшало Доску почёта, и недавно её выдвинули", а затем избрали депутатом городского Совета. Петя по этому поводу с гордостью говорил, опуская плечи и вытягивая вверх голову, своим коллегам по работе, а вернее, собутыльникам
– У меня жинка депутат Горсовета! Я теперь не просто Петя Алисов, а муж депутатки.
Мужики смеялись и прозвали Алисова "Муж депутатки". Сначала Петро обижался, а потом привык и даже отзывался на это прозвище с комментарием:
– Хоть она и депутат Горсовета, но я же её е amp;у.
– Рассказывай басни. Каждый вечер шатаешься как маятник, в ворота не попадёшь.
– Я как маятник, а он у меня стоит, как солдат на посту у
Мавзолея, и попадает, куда ему положено. Ты бы так попадал. Наливай, давай, только не мимо рюмки.
– А я стар стал, попадать не стал, больше туда, чем мимо. Дёрнули!
Екатерина, узнав, что Федька стал работать вместе с Петром, выговаривала его матери:
– Ты бы, Глашка, со мной посоветовалась, когда Федьку ему поручила. Ничему хорошему в этой шарашке он не научится.
– Почему это? Петро же работает, и говорит, что неплохо зарабатывает.
– Ага, неплохо. Там левые гроши, и он не просыхает. Я последнее время его и близко к себе не подпускаю. Спит на кушетке, воняет от него за версту. Куда ихнее начальство только смотрит? Устроила бы сына на завод, там левых денег нет, и пьют только в получку и аванс.
– Что ж теперь, Катя, сделаешь? Пусть работает, а там видно будет. Всё таки свой человек рядом.
– Ну да! За водкой его гонять будут и пить научат.
– Он и без них уже прикладывается.
Члены маленького рабочего коллектива для солидности называли себя бригадой, а Николая Дзюбу бригадиром.
Петру разрешалось его называть бугром, чем тот, отсидевший уже два срока – четыре и шесть лет за кражу государственного имущества и разбой, был доволен. Федька вначале обратился к нему по имени-отчеству, которое узнал от
Алисова, но Дзюба посмотрел на него тяжёлым взглядом, и у Федьки
ёкнуло под сердцем.
– Зови меня просто -дядя Коля, ты мне в сыновья годишься.
У Дзюбы был ребёнок от первого брака, но после первой судимости, жена сбежала от него, а куда он не знал. Боясь его преследований, она и на алименты не подавала. После освобождения из колонии он женился вторично, но и эта жена быстро от него ушла из-за постоянной пьянки и рукоприкладства А так как пьянки случались часто, то на её лице, почти ежедневно под слоем дешёвой пудры цвели синяки.
Николай жил один в отцовском доме, и почти каждый день на квартире у него собиралась компания, состоящая из бывших и потенциальных уголовников. Иногда в компании бывали и женщины, которыми мужики пользовались по очереди, устанавливаемой хозяином квартиры.
На утро, если оно приходилось на субботу или воскресенье,
"девушки", как он их называл, убирали в квартире: перемывали посуду, мыли полы, стирали, сдавали в соседнем магазине бутылки, и квартира на один-два дня приобретала почти приличный вид.
Сейчас бригада грузила на старенький, с обшарпанными бортами грузовик Газ-51, несколько брёвен, шестьдесят пять листов шифера, гвозди, несколько скоб, инструмент. Рядом стоял водитель Гришка по прозвищу Молдаван. Был он смугляв, горбонос, всегда в засаленном грязном пиджаке и имел вид БОМЖА. Так именовали в милицейских протоколах людей без определённого места жительства. Гришкиной отличительной чертой от других работяг участка являлась его трезвость, что всегда вызывало с их стороны насмешки.
– Молдаван, – с казал Дзюба, – чего это машина твоя так воняет?
– Та я вчера подкалымил вечером, отвёз одному жлобу навоз на дачу.
– А чего жлобу?
– Обещал пятёру, а дал трояк. Сказал, что мало привёз.
– Начистил бы ему рыло.
– Так он такой здоровенный, что таких как я, против него и троих не хватит.
– Монтировкой бы по кумполу. Против лома нет приёма.
– Сесть из-за мудака? А детей моих ты кормить будешь?
– Я и своих не кормлю, а на твоих…
– Настрогал пятерых, жена шестым беременна, нахрена нищету плодить? – вмешался в разговор Алисов.
– А это не твоё дело, Муж депутатки. За своим носом смотри.
– Так нос отвалится от такой вони. Ты бы хоть кузов помыл.
– Ладно, следующий раз помою, – примирительно согласился Гришка.
Наконец всё погрузили.
– Садитесь, поехали, сказал Гришка Молдаван.
– Куда садитесь? В твою вонючку? Вот тебе адрес, поезжай, а мы приедем автобусом,- возразил Петро.
– Я сам не поеду, скажите потом, что я что-то продал. Да и ехать вы будете до обеда, а мне ещё Нюма дал задание развести другие бригады.
– Сделаем так, – вмешался бригадир – Федька сядет в кабину и там разгрузит.
– Дядя Коля! Как же я сам разгружу?
– А Молдаван для чего? Поможет.
– Нашли помощника. Я вам не грузчик.
– Не хочешь, пусть Польский твою машину понюхает, а потом скажет тебе, грузчик ты или нет.
Гришка имел уже не раз разговор с начальником и механиком по поводу плохого содержания машины, и они его предупреждали, что переведут в грузчики, а этого он, ой, как не хотел.
– Ну чёрт с вами, поехали Федька.
Через минут двадцать машина была на месте. Из калитки вышла старушка лет семидесяти.
– Вы к нам?
– А как ваша фамилия? – спросил Гришка.
– Назаренко.
– Значит к вам. Открывайте ворота.
– Я сама не смогу, видишь они в землю упёрлись.
– Позовите кого-нибудь.
– Да сын и невестка на работе.
– Я, бабушка, открою, – вызвался Федька.
– Спасибо, сыночек, уважил старую.
– Уважил, уважил, – пробурчал Гришка.